Вениамин Кисилевский - Седьмой канал

— Не знаю, — растерялся Вовка. — Откуда мне знать? Погодите, Асмаев, кажется…

— «Кажется», — передразнивает Алик. — Мне нужно точно знать. Да сейчас на пляже знаете, сколько Игорей?

— Вы хоть, где живет он, знаете? — спрашивает девушка.

— Знаем! — отвечают хором. — Проспект Ворошиловский, шестьдесят.

— В семнадцатиэтажке, — добавляет на всякий случай Вовка.

— Тогда легче, — говорит Алик. Берет микрофон, щелкает каким-то рычажком и медленно, раздельно произносит: — Игорь, проживающий на проспекте Ворошиловском, номер шестьдесят, срочно подойди к административному корпусу. Повторяю. — И опять говорит то же самое, только в конце прибавляет: — Тебя ждут товарищи. — Потом рычажок на место повернул и усики свои щиплет. — Вы пока идите, ребятки, подождите внизу у входа. Если не появится ваш Игорь, опять ко мне подниметесь.

Спустились по лестнице вниз. Глеб говорит Вовке:

— Чтобы время не терять, сходи за нашими вещами. А я буду здесь караулить.

Вовка ушел, а у Глеба, когда он один остался, настроение совсем черным стало. Вот влипли в историю — хуже не придумаешь! Мама с работы уже, наверно, пришла, и папа на подходе. Ох и попадет же! Да что попадет — это еще полбеды. А вот с Игорем… Вдруг судорога схватила и… От этих мыслей у Глеба прямо голова кругом пошла. Тут девушка из радиоузла появляется, к нему подходит. Хорошая девушка, сразу видно. И чего только она к этому задаваке Алику ходит? Работают, наверно, вместе.

— Не видать? — спрашивает девушка.

— Нет, — отвечает Глеб.

— А с кем вы сюда пришли? Кто-нибудь из взрослых есть с вами? — Видит, что Глеб не отвечает, только под ноги себе смотрит, и за щеки хватается: — Неужели одни?! Разве можно так? Родители, конечно, и знать не знают? Это ведь река все-таки, не парк культуры! Ну, мальчишки! Эх, не я ваша… сестра (хотела, наверное, «мама» сказать, да не решилась), я бы вам показала! На всю жизнь дорогу сюда забыли бы!

Тут и Вовка с ворохом одежды появился. Хитрый! Видит, что Глебу достается, и близко не подходит. Вещи на землю положил и стоит в сторонке. Еще минут пять подождали — не объявляется Игорь. Девушка губы кусает.

— Пойду, — говорит, — скажу, чтобы еще раз объявил.

Через минуту музыка прервалась, и голос Алика послышался:

— Мальчик по имени Игорь, двенадцати лет, проживающий…

Все то же самое, короче. Только уже не два, а три раза повторил. А потом сам вместе с девушкой вышел. Тоже, видно, забеспокоился. Подождали еще минут пять. Стоят молча, только Алик то на Глеба, то на Вовку посматривает — кажется, сейчас леща закатит. Как будто они виноваты, что с Игорем так получилось.

— Всё, дальше ждать нельзя, — решает Алик. — Надо Максимыча искать. Пошли, деятели.

Деятели — Глеб и Вовка, значит, — быстренько оделись, Игоря одежду прихватили и пошли за парнем с девушкой. Людей на пляже совсем уже мало осталось: в кругу, несколько человек в волейбол играют, да еще кое-где по одному, по два. Тут навстречу идет мужчина непляжного вида. Высокий, толстый и одет смешно. Рубашка на нем темная, с длинными рукавами, и сама длинная — трусы прикрывает. Такое впечатление, будто, кроме рубашки, на нем и нет ничего. Это, наверное, Максимыч и есть, потому что Алик к нему сразу подбежал, стал что-то объяснять и на них пальцем показывать. Максимыч его выслушал, подходит. Брови черные, на переносице срослись, лицо недовольное. Посмотрел сначала на Глеба, потом на Вовку и грозным басом говорит:

— Что, неслухи, доигрались?

Глеб чувствует: еще секунда — и слезы побегут. Из последних сил сдерживается. Да и Вовка, надо думать, не лучше, потому что Максимыч уже чуть потише заговорил:

— Ладно, только мокроту мне здесь не разводите. Мне реки хватает. Отыщем вашего дружка, никуда не денется. Отведи, Алик, ребят к себе, пока я свяжусь с кем надо. А вы, неслухи, слезы поберегите. Они вам, насколько я понимаю, еще дома пригодятся.

Все четверо, Глеб с Вовкой и Алик с девушкой, пошли в обратном направлении. Потихоньку пошли, нога за ногу. Куда уж теперь торопиться? И вдруг… Игорь бежит навстречу. Бежит, целый и невредимый, и кричит на весь пляж:

— Что это за шутки идиотские? Вы зачем мою одежду взяли? Бегай тут, ищи вас! Что мне, в одних трусах домой идти?

Подбежал, у Глеба из рук одежду выхватил, у Вовки кеды. А они только глаза на него таращат, слова сказать не могут.

— Где ты был? — спрашивает наконец Глеб.

— Где был, там меня уже нет! — отвечает Игорь, натягивая штаны. Потом, видно, уловил, что ситуация не в его пользу, тем более рядом двое незнакомых стоят, слушают, и поясняет: — Ребят из класса встретил, в футбол с ними наверху погонял.

— Что же ты нам не сказал ничего? — говорит Вовка. — Мы ведь ищем тебя, волнуемся.

— А кто вас просил волноваться? Нашли ребеночка! И вещи мои таскать никто не просил. Вам, между прочим, давно уже пора дома быть. Ох и зададут вам!

Тут Алик в разговор вмешался:

— Ты слышал, как тебя вызывали? Почему не пришел? — Голос у Алика такой, что ничего хорошего не предвещает.

Игорь сразу скис.

— Не мог, — говорит, — я на воротах стоял.

А девушка не выдержала и негромко, но презрительно произнесла:

— Ну дрянь же ты, как я погляжу!

Алик больше ничего не сказал, только как наподдаст Игорю ногой пониже спины — тот метра на три отлетел. Вскакивает, глаза злющие, выкрикивает:

— Дураки вы все! Плевал я на вас! — И как припустился бежать — только шнурки от кедов разлетаются.

Алик сплюнул в сердцах и говорит:

— Зря вы, пацаны, с таким водитесь. Правильно Аня сказала — дрянь он. Ну, бегите домой. Достанется вам сегодня, думаю, по первое число. И поделом. — Взял девушку под руку, и они пошли в ту сторону, куда Максимыч направился.

Вовка говорит Глебу:

— И в самом деле — дрянь этот Игорь. Теперь даже близко не подойдем к нему. Бежим скорее, катер у причала стоит!

И Глеб сразу вспомнил, что свои двадцать копеек Игорю отдал. До чего же нескладный день сегодня! Так хорошо начался, так замечательно! А теперь… И чем дальше, тем хуже. В троллейбусе пришлось ехать зайцами. А тут еще Глеб обнаружил, что нет в кармане ключей от квартиры. В песке, наверное, остались. Может быть, на пляж вернуться, поискать? Только где их там, в песке, отыщешь? И времени уже — шесть часов. Глеб на уличных часах видел, когда мимо проезжали…

Дома Глебу, конечно, досталось. Сначала, правда, мама целовала его да обнимала, что он живой-здоровый вернулся, ну, а потом началось. Столько слов на него вылилось — за весь месяц не наберется. Еще и Дима туда же! Только папа много не говорил.

— За твое безобразное поведение (он это слово, «безобразное», так сказал, что его верхняя губа чуть носа не коснулась) неделю из дома не выйдешь. Только в школу — и обратно. Всё.

Вот так. Хорошо еще, что ругательный дед не пришел про государственное имущество разговаривать. А то бы полный набор получился. Родители никогда Глеба не били. Считают, что бить детей нечестно и унизительно. Глеб однажды слышал, как мама об этом с Неонилой Петровной говорила. Он, разумеется, такого же мнения придерживается. Но сейчас ему кажется, что лучше бы уж наподдали ему пару раз, чем на целую неделю под домашний арест сажать. И даже в голову не пришло, что он не один все-таки дома останется, а с телевизором, с Логом. Из-за этой нервотрепки даже о Логе забыл!

Осталась нерешенной проблема ключей. Каждый по этому поводу свое мнение высказывал. Кроме Глеба, конечно, — ему не до разговоров было. Мама считала, что надо сменить замки или еще ключей наделать, чтобы у каждого свои были. И про запас неплохо бы. Папа сказал, что это целое дело. Потому, наверное, так сказал, что заниматься ключами придется ему. Дима предложил прятать ключи в каком-нибудь укромном, только им известном месте. Тогда даже одной связкой можно обойтись. Говорили-говорили и остановились на том, что ключи пока будут только у Глеба (ну, смотри, Глеб!) и у мамы. Папа был очень недоволен, что остался без ключей.

Глеба накормили (несмотря на бурные события этого дня, аппетит у него разыгрался не на шутку) и засадили за уроки. Ерундовские, конечно, уроки — в прописях несколько рядков букв написать да всякие «мал» и «мор» в букваре почитать. Но буквы в тетради получались неровные, вкривь да вкось…

Мама, войдя в комнату, где Глеб делал уроки, увидела, что он спит за столом, уткнувшись лбом в раскрытый букварь.

В первом «А», где учился Глеб, тридцать шесть учеников. Мальчиков двадцать, а девочек только шестнадцать. Глеб слышал, что женщин на Земле больше, чем мужчин. Может быть, это и так. Значит, их класс, как сказал бы Дима, исключение из правил. Когда первого сентября их по партам рассаживали, Глеб надеялся, что его с мальчиком посадят. Должно же было кому-нибудь из пацанов повезти — девчонок-то на всех не хватало. Хорошо бы, например, с Андреем. Они в детский сад в одну группу ходили. Или, если уж судьба у него такая, что обязательно должен с девчонкой сидеть, то пусть уже с Викой. Она, вообще-то, кривляка, каких свет не видывал, и воображуля. Но тоже из их садика.