Джеймс Паттерсон - Макс

Нам что-то такое говорили про какие-то награды после шоу. Или что-то вроде того.

— Вы здесь просто настоящие национальные герои, — говорила доктор Прекрасно-Премудрая, откидывая с глаз рыжую, да-да, именно рыжую, челку. Клык смотрит на нее с интересом. — И не только здесь, в других странах тоже. Вам так мало лет, а вы уже столько успели сделать. Столько зла разоблачили. Вы помогли рассказать всему миру о таянии арктических льдов. Вы выступали в американском Конгрессе. Вы просто удивительные.

Кому это она так лучезарно улыбается? Конечно, Клыку.

А кто, спрашивается, невзирая на трясущиеся поджилки, в Конгрессе выступал? Мне кажется, я.

Но, если судить по глубоко непрофессиональному восхищению Бриджит Двайер, Клык сам по себе, одной левой весь мир спас. Да к тому же еще на одном крыле.

С трудом удерживаюсь от того, чтобы не врезать ей по первое число. Но с какой стати я так взбесилась? Не все ли равно? Плевать мне на ее восхищение двадцать раз.

Нас ждет зеленое поле стадиона. Здесь хоть чемпионат мира устраивай, хоть Олимпийские игры. Все равно что, все равно ради чего. Только бы сто четырнадцать тысяч людей одновременно вместе собрались.

По периметру выстроилась линия охранников в форме. Их наняла КППБ, чтобы нас защищать.

Вижу, как Надж, Газзи и Ангел четко и безошибочно приземляются под щелканье и вспышки фотоаппаратов. К несчастью, отличить вспышку камеры от вспышки перед дулом выстреливающего пистолета абсолютно невозможно. Поэтому я касаюсь ногами травы совершенно издерганная, накаченная адреналином и готовая к бою.

На зеленом газоне стадиона мы автоматически становимся в круг, спинами друг к другу, лицами к трибунам. Толпа беснуется от восторга и орет так громко, что хоть из пушки стреляй — все равно никто не услышит. Даже если вертолет сейчас рядом приземлится, и его прошляпим. Большего кошмара я и представить себе не могу. Разве что собачью конуру в лаборатории.

Догадываетесь, что происходит в следующую минуту?

Вот именно! Начинается настоящий кошмар.

Декорации: До невозможности открытый стадион в удивительном, но сильно загрязненном городе Мехико.

Действующие лица и исполнители: Стая, Тотал, доктор Прекрасно-Премудрая и несколько официальных представителей, собирающихся вручить нам награды. Плюс телевизионщики.

Сюжет: Подождите минуточку, сейчас все начнется, сами и увидите.

— Как я все это ненавижу. Поскорее бы отсюда убраться, — говорю я Клыку, но улыбочку все равно держу. Приветственно машем толпе. От вспышек фотоаппаратов я вот-вот ослепну.

— Согласен. Мне тоже это не больно нравится. — Клык нервно озирается по сторонам.

Тотал, Игги, Газзи и Надж купаются в лучах славы. Раскланиваются направо и налево, обрабатывают публику, как заправские циркачи. Газзи расправил крылья и легонько подпрыгивает на месте футов на шесть вверх. И с каждым прыжком стадион вопит громче и громче.

Наконец один из представителей стучит в микрофон, установленный в центре поля. Бриджит Двайер становится рядом с ним, готовая начать речь про КППБ и про их всемирные достижения.

Представитель что-то говорит по-испански, и толпа приветственно аплодирует, скандируя лозунги из клыковского блога. Бриджит берет микрофон в руки и дожидается, пока наступит относительная тишина.

— Buenos dias, seňors and seňoras, — говорит Бриджит, и стадион откликается:

— Hoy nosotros![6]

В это мгновение пронзительный визг заглушает гул толпы и прерывает едва начатую речь нашей ученой красотки. Первым их увидел Газзи. Существа, похожие на ниндзя, спрыгивают с верхнего края стадиона и кубарем скатываются вниз на поле.

— Готовсь! — командует Клык. В ту единственную секунду, которая нам осталась, мы переглядываемся. У каждого мелькает одна и та же мысль: откуда они взялись? Еще минуту назад при посадке от них ни слуху ни духу не было.

— Вперед и вверх! — крикнула я стае и тут же поняла, что у нас проблема. Бриджит. Она не может лететь с нами, а мы не можем оставить ее на милость ниндзя. Скорее на полное отсутствие милости. Нельзя бросить ни ее, ни всех здесь собравшихся.

Официальные представители, Бриджит и телевизионщики, раскрыв рот, глазеют, как шестьдесят, если не больше, стройных существ, закутанных в черные одеяния, поднялись на ноги на траве и двинулись на нас. Я в мгновение ока оцениваю ситуацию: а) стоит им открыть огонь, будут ранены или даже убиты сотни тысяч ни в чем не повинных людей; б) нас семеро против шестидесяти, и мы даже не знаем, чего можно ожидать от этих новых головорезов.

Все как в недобрые старые времена.

— Отставить «вперед и вверх», — кричу я. — Готовьтесь к бою.

Я в стае вместо мамы. Моя задача — обеспечить ребятам наибольшую безопасность. Но, надо признаться, сердце мое наполнилось гордостью от мгновенно загоревшегося в глазах у Газзи боевого огня. Как и от того, что маленькая Ангел моментально собралась и готова дать отпор самому грозному противнику. Нет для меня большей радости, чем видеть стаю в полной боевой готовности.

Боюсь, однако, мы потеряли кое-какие навыки. Вот уже несколько недель, как я никого не разносила на части. Но, с другой стороны, однажды освоив жестокую науку уличной драки, вряд ли забудешь сногсшибательные приемы школы Макс-бей. Прошу заметить буквальное значение слова «сногсшибательный».

— Стая, вперед!

Черные фигуры уже несутся к нам со всех сторон. Адреналин гонит кровь у меня по венам, разогревая мне мускулы и наддавая жару.

Один черный приблизился на расстояние рукопашного боя. Подпрыгиваю и резко посылаю обе ноги вперед ему в солнечное сплетение. Он складывается пополам, но тут же выпрямляется. Его капюшон падает от резкого толчка, и под ним открывается странное человекообразное лицо. Точнее, в нем нет ничего странного, кроме светящихся зеленым лазером глаз.

Опустившись на землю, крутанулась на одной пятке и со всего размаха вмазываю ему в плечо. Слышу хруст — значит, в нем что-то сломалось.

Неповрежденной рукой он бьет мне в голову и стремительнее, и сильнее, чем нормальный человек. Вовремя отпрыгиваю назад, так что он только слегка достал меня по скуле костяшками сжатого кулака.

Тут подскакивают еще двое. Один из них у меня за спиной. Хватает за куртку — мамин подарок, новенькую, с иголочки, а не из секонд-хенд лавчонки или даже с помойки. Он же ее разорвет. Гад!

В глазах у меня побелело от ярости. Оглянувшись, в долю секунды вижу, что ребята в порядке, каждый занят тем делом, в котором все мы профи, — бить и крушить врага. Помощь никому не нужна — можно спокойно сосредоточиться на противнике, и я сжимаю кулаки и по-бычьи опускаю голову.

Эти разборки всегда кажутся длиннее, чем они есть на самом деле. Бью руками, колочу ногами, утюжу, молочу, тараню, дубашу, бодаю, лягаю, даю и в морду, и пенделя. Ни конца этой драке нет, ни краю. Но прошло всего минут шесть, не больше. За это время мне удается вычислить парочку слабых мест у нового нападающего элемента. Во-первых, если, сложив обе руки топориком, стукнуть их по башке, их головы раскалываются на металлические секции, по принципу апельсиновых долек. С апельсином они, конечно, ничего общего не имеют, но, думаю, идея понятна. Во-вторых, у них хрупкие щиколотки. Одного хорошего пинка достаточно, чтобы они сломались, как спички.

За десять минут мы с помощью нанятых КППБ охранников превратили зеленое поле стадиона в нечто среднее между армейским полевым госпиталем и мастерской по разборке на запчасти старых автомобилей. Бриджит и чиновники, с белыми от страха лицами, как овцы, сгрудились возле подиума. Быстрый осмотр стаи выявил всегдашние синяки, кровоточащие носы, фонари под глазами. Но, в целом, ничего серьезного. Все наши более или менее в порядке.

Клык подходит ко мне. Лицо мрачное, костяшки пальцев содраны в кровь.

Я знаю, что он мне сейчас скажет. Но я и сама готова это сказать первой:

— Все. С авиашоу завязано.

Доктор Двайер и КППБ организовали для нас секретную квартиру. Точнее говоря, их было пять, четыре из них — подложные. Нас доставляли только в одну из них, и истинный адрес нашего пребывания до последнего момента оставался никому не известным.

— С непривычки на драку смотреть страшно, — успокаивает Клык Бриджит, глядя на ее бледное, как простыня, лицо. Она напряженно кивает и очень старается держать себя в руках. На ней ни царапины, но Бриджит была неподалеку, когда я с удовлетворением обнаружила апельсинообразные свойства голов наших противников. Так что ее официальный прикид теперь весь в крови и напрочь испорчен.

— Радости в них мало, даже для тех, кто привычен и к зрелищу, и к непосредственному участию, — сердито буркаю я.

Игги потирает синяки и ушибы: