Кирилл Кащеев - Хадамаха, Брат Медведя

– При чем тут второй храм? – настороженно переспросил Советник.

– Да вы говорили, не живет на тех землях никто, а ведь живут все-таки, – тоном знатока земли Сивирской сообщил Хадамаха. – Мы, Мапа, в тайге живем. Да вот еще они, Амба, – он кивнул на стоящую сбоку и чуть позади Советника Алтын-Арыг.

Советник обернулся через плечо:

– Я… я не знал…

– Естественно, господин, – ровным, безучастным тоном откликнулась Амба. – Да и зачем оно вам знать такие мелочи?

– Ну я рад, что ты к этому так спокойно относишься, – все еще неуверенно откликнулся Советник. – Я очень высоко ценю тебя, Алтын. С твоими талантами нечего делать в глухом лесу с дикими племенами, постоянно дерущимися между собой неизвестно за что!

– Отчего же неизвестно – очень даже известно, – вдруг обиделся Донгар – то ли за Мапа с Амба, то ли за сомнения в его шаманских знаниях. – За Хозяина тайги они дерутся. Мапа говорят, что дух-Хозяин тайги – Дуэнте-медведь, а Амба – что Дусэ-тигр. Только на самом деле Хозяин тайги один, это облика у него два. Поэтому, когда опасность тайге грозит, Амба с Мапа всегда рядом сражаются.

– Да не может весь Сивир остановить свое развитие из-за какого-то маленького племени! – яростно выпалил Советник.

– А весь Сивир – просто маленькие племена, – рассеянно пробормотал Хадамаха, глядя, как женщина-Амба стремительно выдергивает свой наплечный мешок из-под руки. Шнурок пополз, открывая горловину, и в тусклом свете Рыжего огня блеснул металл.

– Слава Хозяину тайги – догадалась! – облегченно выдохнул он.

– Ох уж сложно – понять ваши медвежьи намеки! – фыркнула Амба. – Тяжеленькое у него в мешках! Лови свое тяжеленькое!

Она профессионально присела для броска – и вытянутый, как яйцо, металлический шар, сверкая рифлеными боками, полетел Хадамахе в руки.

Сильно оттолкнувшись, Хадамаха вытянулся в длинном прыжке. Рифленое яйцо привычно легло на сгибы рук, Хадамаха крутанулся, перестраиваясь на бросок. В него с размаху врезалось тяжелое тело, сшибая на пол. Поверхность рифленого яйца оказалась слишком гладкой, совсем не такой, как каменный мяч с его привычными, чуть шероховатыми боками. Оно легко вывернулось из рук и покатилось по полу, смешно, как утка на берегу, переваливаясь вытянутыми концами и чиркая по камню кольцом запала. Замерло у подтекающей «слезой» ледяной стены – прямо в луже талой воды. Над Хадамахой нависла перекошенная физиономия Содани.

– Вот теперь я тебя точно сделаю! – прохрипел он, и Хадамаха почувствовал, как тело навалившегося на него Содани становится нестерпимо горячим.

Пр-р-ш-ш! – град дождем – такого и не бывает никогда, но именно так Хадамаха это и увидел. Из рук Аякчан сыпанул частый мелкий дождик, только вместо капель были крохотные градинки, засыпавшие сцепившихся на полу игроков. От Содани повалил белый пар, тоже горячий, но терпеть можно.

– Нету такого закону! – пропыхтел Хадамаха, руками и ногами упираясь в грудь Содани. Очень действенный приемчик, особенно если еще когти выпустить… С глухим воплем Содани перелетел через голову Хадамахи.

Тонкое, как игла, Огненное жало твари ударило мальчишке в лоб. Хадамаха успел дернуться в сторону. Жало вонзилось в камень, опаляя уши. Меч взметнулся у него над головой… и новый удар Рыжего огня пришелся в подставленный Хакмаром клинок, утонув в нем без остатка, как камень в воде.

– В кузнеца Огнем не стрелять – он перехва… – заорал Советник.

Бум! – тяжелая колотушка Донгара опустилась ему на голову. Завизжав, вторая тварь ринулась хозяину на помощь и с размаху врезалась башкой в подставленный бубен. Бубен гулко загудел, а тварь пошла боком на враз ослабевших ногах, тряся головой, точно об камень приложилась.

Но Хадамахе было не до наблюдений за остальными – умело кувыркнувшись через плечо, Содани рванул к мячу… схватил!

– А-а-а! – Хадамаха врезался головой ему в живот. Содани впечатало в ледяную стену. Тонкий лед захрустел, расчерченный похожим на паутину кружком трещин.

– Пасуй на меня! – пронзительно крикнул женский голос – и у Содани сработала привычка. Выворачиваясь из хватки Хадамахи, он дал пас на Алтын-Арыг.

– Идиот безмозглый! – заорал Советник, выхватывая меч. Сверкая багровым в свете Рыжего огня, будто уже окунувшееся в кровь, льдистое лезвие по широкой дуге пошло к горлу женщины… Амба выгнулась, пропуская клинок над собой – у самого лица, – и точным броском из-за спины переправила мяч Хакмару:

– Лови, кузнец!

Не поймал. Говорят, что каменный мяч – игра для чурбанов с деревянными мозгами! Наверное, поэтому шибко умным в нее лучше не соваться. Тяжеленная стальная чушка легко разорвала сцепленные руки кузнеца, гулко грянулась об пол и – шурум-бурум-бурум! – покатилась к обрыву над Нижним миром.

Советник захохотал:

– Детишки! – Его меч взлетал сверкающей полосой, норовя распластать Амбу, изворачивающуюся, будто она не тигрица, а уж какой.

Брошенная Аякчан ледяная петля приморозила железное яйцо у самого края пропасти. Прихваченный тонким ледком мяч на один удар сердца застыл, зацепившись за ребристый угол скального разлома. Хадамахе этого мгновения хватило – он распластался в прыжке, плюхнулся животом об пол, проехался по гладкому граниту и обеими руками ухватился за рифленые стальные бока. За миг до того, как хрупкий ледок треснул под тяжестью металла. И тут же с другой стороны в железяку вцепился Содани. Мальчишка с размаху засадил Содани коленом пониже живота. Словно в чувал коленку сунул. Но и Содани было несладко – от боли он выпустил мяч… Хадамаха откатился в сторону, вскочил, прижимая мяч к себе. Пошатывающийся Содани стоял перед ним.

– Подло, – прохрипел великий игрок, держась обеими руками за низ живота.

– И ничего не подло – я коленку тоже обжег, – буркнул Хадамаха и вдруг с любопытством спросил, кивая на поврежденное место: – А там-то тебе Огонь зачем – чувал ты им разжигаешь, что ли?

– Убью! – взревел Содани, очертя голову бросаясь на Хадамаху. Мальчишка легко уклонился от этой бычьей атаки, рванул мимо Содани… Выброшенная в сторону рука, горячая и твердая, как стальные опоры храма, ударила его поперек живота. От боли мальчишку согнуло пополам – и Содани своим коронным ударом снизу выбил мяч у него из рук. Между опустевшими ладонями Хадамахи взвился язык Алого пламени – вертясь на нем, стальное яйцо взлетело под самый потолок, пошло-пошло-пошло вниз…

Богдапки, до этого момента неподвижный, будто он был частью скал, из которых сложили подземный храм, сделал всего один коротенький шажок вбок. Раздался гулкий удар металла об камень – и рифленое стальное яйцо ухнуло в небрежно подставленную ладонь старика.

И все замерли, будто их враз приморозило.

Слишком уж ясно было, что кидаться на Кремень-старика – все равно что ходить в атаку на скалы.

– Молодец, старик! – рявкнул Советник и с громким торжествующим лязгом вбросил меч в ножны. Явно красуясь, он прошелся вдоль края обрыва, эффектно повернулся, взметнув за спиной полы тяжелого мехового плаща. Багровые отсветы Огня из провала между мирами высвечивали его фигуру снизу, придавая ей грозную монументальность памятника. Мелко семеня по отвесной стене, похожие на пауков твари обошли его и замерли, окружая Советника со всех сторон жутковатой почетной стражей.

– Трепыхания закончены? – неприятным голосом сказал Советник. – Когда ж вы все наконец поймете – такие, как я, меняют миры! Нижние, Средние, даже Верхние! И никто, слышите, никто! Ни вернувшиеся из прошлого малодневные Черные, ни Огнеопасные девочки, ни тем паче животные… – его взгляд перебежал с Хадамахи на Алтын, обещая страшную расплату за предательство, – не остановит меня! Богдапки! – не глядя на Кремень-старика, Советник простер руку. – Отдай мне эту штуку!

Богдапки задумчиво поглядел на него, на стальное рифленое яйцо – и не пошевелился.

– Дяденька Богдапки, не отдавайте ему! Вы же слышали… – увидев в этом крохотный проблеск надежды, закричал Хадамаха.

– Богдапки! – звучный, натренированный на долгих речах голос Советника перекрыл даже медвежью глотку. – Ты знаешь! Я только блага Сивиру хочу! Отдай, ну! – ладонь Советника жадно, нетерпеливо дрогнула, но он нашел в себе силы сдержаться и уже спокойнее добавил: – Ты же сам не любишь Храм!

– Не люблю, – гулко, как обвал на горном склоне, вздохнул Богдапки. – Я за Храм всю жизнь играю – всякого навидался.

Губы Советника растянулись в торжествующей улыбке…

– Всю жизнь за Храм играю, – задумчиво повторил Богдапки. – Поздновато уже менять команду-то…

И прежде чем Советник успел что-то сообразить, Аякчан пронзительно завопила: