Кейт ДиКамилло - Как слониха упала с неба

По замыслу фокусника после взмаха волшебной палочки в зале должен был появиться букет лилий. Но вместо лилий там появился слон.

Слон проломил крышу оперного театра и рухнул прямо в зал — вместе с черепицей, кусками дранки и скопившейся под ней пылью. Приземлился он на колени некой Бетин ЛеВон, благородной даме, которой фокусник намеревался подарить букет.

Мадам ЛеВон вмиг получила перелом обеих ног. До седых волос будет она вспоминать этот роковой момент своей жизни и описывать его всякому, кто соглашался слушать. «Нет, похоже, вы не понимаете, — будет повторять она вновь и вновь. — Мои ноги раздавил слон! Он упал с неба, пробил крышу, и я осталась калекой на всю жизнь!»

Что до фокусника, ему объясниться не дали. Его по требованию мадам ЛеВон немедленно отправили в тюрьму.

Слона, вернее, слониху — ибо особь оказалась женского пола — тоже взяли под стражу. И заперли на конюшне. На левую переднюю ногу животного накрутили цепь, а другой конец цепи приковали к намертво вкопанному в землю железному шесту.

Поначалу слониха ощущала только одно: мирокружение. Стоило ей чуть повернуть голову вправо или влево, мир начинал кружиться и уплывать — всё быстрее, быстрее, быстрее. Это её очень тревожило, поэтому она решила никуда голову не поворачивать. Она просто закрыла глаза и долго — долго их не открывала.

Теперь мир являлся ей только в звуках — вокруг царили гул и рёв, — но слониха старалась не обращать на них внимания. Ей было важно только одно: чтобы земля не уходила из — под ног.

Спустя несколько часов слонихе показалось, что кружение мира прекратилось. Она открыла глаза, огляделась… Куда же она попала?

Слониха поняла только одно: она находится не там, где надо. Ей здесь совсем не место.

На следующий день после прибытия слонихи в город Питер снова оказался на рыночной площади. Шатра прорицательницы там уже не было. А в кулаке у мальчика была зажата новая монета. Вильно Луц долго и занудно объяснял ему, что надо купить на этот флори. Во — первых, хлеба. Разумеется, вчерашнего, а лучше — позавчерашнего. Ну а если удастся найти хлеб трёхдневной давности — это вообще то, что надо. Первый признак доброго хлеба — плесень. Её и ищи. Старый плесневелый хлеб — самый лучший для подготовки будущего солдата. Главное — выработать у солдата… привычку грызть зелёные, окаменелые сухари — от них зубы крепче будут. А от крепких зубов крепчает сердце, и солдат становится ещё отважней. Так точно — ещё отважней. Это чистая правда.

Для Питера связь между чёрствым хлебом, крепкими зубами и солдатской отвагой была не столь очевидна, но в то утро, получая последние наставления от старого вояки, мальчик видел, что Вильно Луца снова сильно лихорадит, а значит, искать сейчас смысл в его речах — дело зряшное.

— У торговца рыбой проси две рыбки, не больше, — упорно наказывал Вильно Луц. Лицо его покрылось испариной. — Да не рыбины, а самые мелкие рыбёшки, какие найдутся, — те, что другие покупатели нипочём не возьмут. Какие и рыбой — то назвать язык не повернётся. И сразу возвращайся. С хлебом и рыбой. С чёрствым хлебом и двумя рыбками. Но не с пустыми руками. Слышишь? Не вздумай вернуться ко мне с пустыми руками! И не вздумай кормить меня брехнёй, которую тебе наговорят гадалки, потому что всё, что они несут, — дурь и брехня. От них правдивого слова не услышишь. Говоришь «гадалка» — читай «брехня». А ты, рядовой Дюшен, обязан выполнять приказ. Сегодня приказ — найти самую мелкую рыбёшку на рынке.

Теперь Питер стоял на базаре, в рыбном ряду, и думал обо всём сразу: о гадалке, о потерянной сестре, о слонах, о болезни Вильно Луца и о мелкой рыбе. Ещё он думал о том, кто соврал, а кто сказал правду, а заодно — о солдатской чести. Что значит быть верным и бесстрашным солдатом? Питер погрузился в свои раздумья так глубоко, что толком не слышал историю, которую рассказывал торговец стоявшей впереди покупательнице.

— Он и фокусник — то так себе, никудышный. Народ от него особо ничего и не ждал, никаких чудес. — Торговец вытер руки о фартук. — Он ничего им не обещал, чудес не предвиделось. Так — то.

— Да кто сейчас чудес ждёт? В наше — то время! — Женщина скривила губы. — Я уже давно ничего не жду. Устала. — Она кивнула на поднос с крупной рыбой. — Положи — ка мне одну скумбрию, да помясистее.

— Скумбрию так скумбрию. — С этими словами торговец ловко кинул скользкую рыбину на весы. Она была огромная. Вильно Луц не одобрил бы такую.

Питер внимательно осмотрел все подносы. В животе у него урчало. Однако мальчика снедал не только голод, но и тревога, потому что мелкой рыбёшки, настолько мелкой, чтобы старый вояка остался доволен, на этих подносах явно не было.

А ещё взвесь — ка мне сомиков, штуки три, — попросила тем временем покупательница. — Да чтоб усы торчали подлиннее. Усы длиннее — рыбка сочнее, по — моему, так.

Торговец положил на весы сразу трёх длинноусых сомов и продолжил свой рассказ:

— Короче, сидят они в оперном театре. Все как на подбор знатные люди. Графья с графинями, князья с княгинями. Сидят себе в театре и ничего особого не ждут. И что, вы думаете, они получают? Ну, отгадайте!

— И гадать не стану. Мне их богатейские причуды ни к чему.

Питер нервно переминался с ноги на ногу. Интересно, что с ним будет, если он не принесёт домой рыбу, достойную настоящих солдат, то есть самую мелкую, какая только есть на свете? Ведь Вильно Луц непредсказуем, особенно когда его треплет эта ужасная лихорадка. Наперёд не угадаешь, что он скажет или сделает.

— Тогда слушайте! — воскликнул торговец. — Этот фокусник сколдовал им слона.

Покупательница ахнула:

— Слона?!

— Слона? — растерянно повторил Питер и, опешив, сделал шаг назад. Услышав заветное слово, он почувствовал, как по телу у него, от пяток до макушки, пробежали мурашки.

— Слона! — торжествующе повторил торговец. — Слон упал прямо с неба, пробил крышу и раздавил какую — то благородную даму, ЛеВон её фамилия.

— Слон, — прошептал Питер.

— Ха — ха — ха! — рассмеялась покупательница. — Неужто раздавил?

— Не насмерть, — уточнил торговец. — Но ноги он ей переломал. Калекой останется на всю жизнь.

— Ну ты подумай! До чего мир тесен! Подружка — то моя, Марселла, бельё для этой мадам ЛеВон стирает. Вот какие случаются в жизни совпадения!

— И не говорите, — сказал торговец.

— Погодите, — оживился вдруг Питер. — Вы точно знаете, что слон? Может, слониха?

— Может, и слониха. — Торговец пожал плечами. — Разницы никакой.

— И она свалилась с неба?

— А я тебе о чём толкую?

— Скажите, а где она сейчас? — спросил Питер.

— В полицию забрали, — ответил торговец.

— В полицию? — Питер оторопел. Он стянул с головы шапку, потом снова надел и снова снял.

— Эй, гляди — ка, — обратилась покупательница к торговцу, — у паренька — то, похоже, сейчас корчи начнутся. Шапку комкает, никак ей места не найдёт.

— Гадалка так и обещала, — сказал Питер. — Слониха. Всё сходится.

— Что сходится? — удивился торговец. — Кто обещал?

— Не важно, — отмахнулся Питер. — Ничего сейчас не важно, кроме слонихи. Ведь это значит…

— Вот именно! Что это значит? — спросил торговец. — Очень бы хотелось понять.

— Что она жива, — произнёс Питер. — Она жива.

— Вот и славно, — обрадовался торговец. — Всегда славно, ежели кто жив, а не мертв.

— Это верно, — поддержала его покупательница. — А мне вот другое интересно. Что с ним сталось? Ну с фокусником этим, из — за которого такая кутерьма затеялась. Где он?

— В тюрьме, где ж ещё, — ответил торговец. — Бросили в самый страшный застенок, а ключ куда подальше выкинули.

Фокусника действительно посадили в маленькую и тёмную тюремную камеру. Но там всё — таки имелось окошко — наверху, под потолком. Фокусник расстелил свой плащ поверх набитого соломой матраса, лег и стал смотреть через это окошко во тьму. Так, глядя в окно, он проведёт много ночей. Небо почти всё время будет плотно затянуто облаками, но изредка, если смотреть долго и безотрывно, облака нехотя расступятся, и фокуснику откроется одна, но очень яркая звезда.

— Я задумал лилии, — скажет ей фокусник. — Просто лилии. Букет.

Строго говоря, это будет неправда. Да, разумеется, он намеревался сделать лилии. Но, уже стоя на сцене оперного театра Блиффендорфа перед публикой, которой и он, и его фокусы были безразличны, которая ждала одного — чтобы он покинул сцену и уступил место настоящему кудеснику, скрипачу — виртуозу, он вдруг осознал, внезапно и остро, что жизнь его прошла впустую.

Поэтому одновременно с движениями рук, в результате которых в зале должны были появиться лилии, фокусник произнес заклинание, которое один великий маг доверил ему, своему ученику, много лет назад. Фокусник, конечно, подозревал, что заклинание довольно сильное и не вполне уместное для концертной репризы. Но уж очень ему хотелось сотворить что — нибудь грандиозное.