Мирзакарим Норбеков - Шухлик, или Путешествие к пупку Земли

Зато Шухлик растревожился.

Так не терпелось увидеть Дивана-биби, что он, не мешкая, с помощью Чин переплёл все пути в один прочный канат.

Как это получается, при чём тут канат? Шухлик хоть и закончил школу с бронзовой медалью, знал кое-что из физики и химии, починил пару утюгов и один штепсель, но тут ровным счётом ничего не мог объяснить. Другое дело – показать!

Короче – никто из обитателей сада и охнуть не успел, как угодили в объятия старины Багишамала.

Он не то, чтобы заметно постарел, но уже не казался таким громадным, как впервые, когда больной, почти слепой Шухлик еле доковылял сюда из пустыни. Тогда сад выглядел настоящим лесом, а сейчас был не больше Шифо.

Деревья двух садов, старого и молодого, обнимались, кланялись, дарили друг другу самые спелые плоды.

Выдра Ошна пригласила утконосов в гости, и они сразу заспорили, как разумнее рыть норы.

Фокусник Хамелеон до того покраснел от восторга, завидев старых приятелей, дядюшку Амаки и тушканчика Уку, что с тех пор этот шальной цвет так и называется – чистый восторг.

Повсюду, как стелящееся пламя, весело сновало семейство лиса Тулки, в котором, простите за грубую рифму, мелькали и чернобурки.

Все были рады, очень рады, безумно рады, – прыгали и скакали! Но затем потихоньку разбрелись, кто куда, поминая былое, в котором всегда найдётся бездна счастливых дней, часов и минут.

Поседевшие еноты-полоскуны возились, как всегда, в пруду с какими-то тряпками, и мама-ослица шепнула Шухлику что-то насчёт стиральной машины. Но было бы глупо и неуместно сотворить такую чепуху перед учителем.

– Мама, – ответил потихоньку рыжий ослик, – если что понадобится в хозяйстве, купим на базаре – без всяких чудес.

Сам Диван-биби мало изменился. В старом вишнёвом халате, похожий на маленький острый перчик, он сидел подле огромной башни, сложенной из чёрных, обожжённых космическим пламенем камней.

Во время памятного звездопада, когда Шухлик с Малаем блуждали в тумане, Диван-биби приманивал и улавливал эти метеориты, чтобы не падали, куда попало, – на чьи-нибудь беззащитные, пустые головы.

Пока рыжий ослик разыскивал по всему белому и тёмному свету пупок Земли, учитель возвёл из небесных камней башню, подобную крепостной, что поднималась теперь выше древней чинары.

– Это лествица чувств, любезный садовник, – сказал Диван-биби, поглаживая рыжего ослика по голове. – Однако она не закончена. Камень Чантамапу улетел слишком далеко – за пазуху времени, в карман пространства. Так что на вершине не хватает самого высокого, самого сильного чувства. Ты нашёл его и знаешь, что делать…

Взвалив на спину Чантамапу, который, как нарочно, набрал вес, Шухлик, точно дикий осёл, начал карабкаться вверх. Башня скорее напоминала пирамиду, чем лестницу.

Путь предстоял тяжёлый, своими ногами, без помощи Чин.

Впрочем, шаг за шагом камень становился легче, а душу наполняли всё новые и новые чувства.

Известные и покуда неопознанные – сильные и слабые, добрые и злые.

Но Шухлик теперь знал, как ими управлять. Чем выше поднимался, тем яснее понимал мир и себя в нём.

Рыжий ослик не тронулся умом, не спятил и не бредил, но слышал разные голоса, говорившие всё громче и громче об одном и том же.

На этом свете есть один истинный правитель и халиф, владыка и повелитель, господин и вседержитель – это любовь!

Что и кто может с нею сравниться? Мы и родились, чтобы любить. Если не будет любви, свет померкнет и рухнет мироздание. Вселенная рассыплется в прах, и поглотит её тьма. Только сила любви поддерживает мир!

Творец и создал нас потому, что нуждается в нашей любви! Или иначе – Он нуждался в нашей любви, потому и создал нас. А возможно, так – Он создал нас силой всевышней любви и жаждет ответной.

Шухлик, как на небесном дне, слышал слова, долетавшие к нему сквозь тысячелетия, а может, сказанные миг назад.

«Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто!

Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не превозносится, не гордится. Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине.

Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится… Есть вера, надежда и любовь, но любовь из них больше.

Любящему жизнь – всё во благо!!!»

Наконец, Шухлик взобрался на башню, и понял вдруг, куда именно и чего достиг – это крепость любви!

Он огляделся, и ему почудилось, что стоит на последней ступеньке лестницы-стремянки, с которых собирают урожай в саду.

Рядом мерно позванивала кроной древняя чинара, ровесница предка Луция. Она будто бы отсчитывала огромные секунды жизни, как та река в стране неведения – тик-тик-тик…

Если они уйдут без любви, то исчезнут бесследно, растворившись в безмерье и безвременье.

Чудовищно глупо терять секунды счастья.

Укрепив на вершине камень Чантамапу, рыжий ослик сразу взлетел и поплыл над ним, кружась и кувыркаясь под солнцем, как золотой голубь.

И снизошла к нему с небес осьмикрылая звёздная Ок-Тава, переполнив любовью до краёв.

По образу её и подобию, собрав все чувства и силы, сотворил Шухлик из небытия белую ослицу, о которой уже давно тосковала, томилась его душа. То есть, надо понять правильно и до конца, рядом с ним на вершине крепости любви возникла настоящая белая ослица. Без всяких фокусов – подлинная, истинная.

Непарнокопытная. Крепкое тело и лёгкие ноги. Словом, животное конского рода из семейства лошадиных, высшее млекопитающее.

«Асинус», – если уж говорить научным языком латыни.

Конечно, не осьмикрылая, но такая близкая, родная и любимая, что невозможно глаз оторвать. Лучше не видел видящий! Только представишь, взглянешь и – воспаришь!

Белая ослица по имени Севги, что означает Любовь. Она была так прекрасна, как весь мир и жизнь в нём!

– Удалась на славу, – впервые раздался голос молчаливого Чин, довольного работой, будто столяр-краснодеревщик, который завершил какую-нибудь изысканную мебель вроде табуретки.

Возможно, это покажется смешным – мол, подумаешь, табуретка. Так попробуйте её сколотить, чтобы не развалилась под первым же седоком. Сделайте хоть что-нибудь с любовью! К примеру, того же рыжего ослика, – живого и говорящего. Ну, хотя бы внутренним голосом…

Белая ослица ещё и слова не проронила, но общалась с Шухликом всеми своими чувствами. А это куда сложнее пустой болтовни с помощью языка.

Пока Шухлик и Севги спускались бок о бок с космической башни, недремлющая любовь соединила два чувства – Чу и Чин – в одно. То ли Чу-Чин, то ли Чин-Чу? Да, впрочем, не так важно имя. Главное другое, – оно было невероятной мощи!

Шухлик понимал, что способен теперь горы двигать и реки вспять поворачивать, день растянуть на год, а месяц сжать до крохотного мига, солнце затмить, луну остановить и звёзды уронить с неба.

Однако зачем всё это? Ему и в голову не приходило устраивать светопреставления!

Когда ты очень сильный, сто раз отмеришь, прежде чем отрезать. Более того, всеми силами добьёшься, чтобы резать вообще не пришлось!

Чин-Чу не разрушает, а созидает, излучая свет любви по всему миру, потому что любовь всегда стремится отдать и одарить.

Когда Шухлик и Севги сошли на землю, мама была тут как тут. Расцеловала их, пристально осматривая Севги со всех сторон.

– О, как она похожа на Валаамому ослицу, нашу прапрабабку! Ты, деточка, говоришь по-человечески?! Или только йогогокаешь, как все ослы? Ничего, я тебя воспитаю…

Учитель Диван-биби заглянул в глаза рыжему ослику и улыбнулся.

– Теперь, любезный садовник, если позволишь, буду называть тебя Ошик – влюблённый! Созывай гостей, потому что дерево просветления зацвело в твоём саду!

И впрямь, то скромное дерево, похожее на вишню, под которым совсем недавно полёживал Шухлик, оделось лёгкими белыми цветами, озарявшими всё вокруг.

Оно стояло, как облако, насквозь пронизанное солнцем, – дерево просветления!

И на душе рыжего ослика было также светло.

Немедленно собрались гости – рыбак и птицелов, обезьяна в долгом колпаке с россыпью звёзд, какие Шухлик видел только на небесном дне. Прилетел дикий осёл Кианг, будто Пегас, на приклеенных крыльях.

Явился пастух, деревенский житель, со смешанным стадом коз и баранов, среди которых ехал на стареньком трёхколёсном велосипеде приятель козёл Така.

– Хозяин Дурды очень переживал, когда обменял тебя на этот велосипед и мешки изюма, – сказал Така. – Изюм, к сожалению, съели. А велосипед по праву твой.

Пришёл двугорбый верблюд дядька Бактри с коровой тёткой Сигир. Все вместе, попивая зелёный чай у пруда и любуясь белой ослицей Севги, вспоминали такую давнюю и в то же время близкую жизнь на хозяйском дворе, когда Шухлик был совсем ребёнком.