Пит Рушо - Сказки дальнего космоса

— Вы не сердитесь, Александр Андреевич, но мне бы улизнуть от вас незаметно, а то, я так думаю, мои эдисоны с минуту на минуту свет опять включат. А я очень не хочу попадаться на глаза товарищу Мездрякову.

— Чем это вы так насолили Мездрякову, что не хотите с ним видеться? — заинтересованно спросил Александр Андреевич, почему-то не любивший своего соседа с четвертого этажа.

— К сожалению, ничем я ему не насолил, — Пашка помолчал, а потом выпалил: Пошел я за радиолампами. Выкинули старый телевизор, вот я и пошел его разбирать. А этот гад с колбасой: киса, киса! Мерзавец! Он шапку хотел из меня сделать.

— Какое подлое двуногое этот Мездряков! — отозвался Александр Андреевич и вдруг спросил: Павел, а зачем вам понадобились радиолампы?

— Да приемник я сделал. Простой детекторный приемник. Он у меня «Маяк» ловит. И если катушку поменять, то в сантиметровом диапазоне какие-то сигналы странные с периодичностью 9 часов 40 минут и 30 секунд. Но очень слабенько, неразборчиво, не слышно почти ничего. То есть помехи там накладываются с такой периодичностью. Любопытство меня разобрало. Вот я и хотел антенну нормальную натянуть, деталей всяких набрать, то-сё. Конденсатор мне еще нужен был… Сгубила меня колбаса.

— А знаете что, Павел? 9 часов 40 минут 30 секунд — это время обращения Юпитера вокруг своей оси. Во как!

У Пашки широко открылись и заблестели глаза, отражая мерцающий желтый огонек свечки.

— Александр Андреевич, а вы астроном? — спросил Пашка.

— Нет, я, скорее, физик, но астрономия входит в круг моих интересов.

— Александр Андреевич, а можно я к вам еще раз приду? Это для меня очень важно! И интересно!

— Можно?

— Разумеется, Павел! Буду очень рад! И ребят своих приводите. Жаль, сейчас вам нельзя тут долго оставаться. Раньше тоже, конечно, бывало, ради науки на костер шли. Но чтобы на шапку… Подлец все-таки Мездряков. Я выгляну на лестницу, посмотрю, нет ли этого хмыря болотного. А вы приходите, каждый вечер в девятнадцать тридцать я буду стоять у подъезда, чтобы Мездряков вас не тронул.

Александр Андреевич приоткрыл входную дверь и прислушался:

— Опасность миновала, — сказал он голосом Левитана, — ну, Павел, бегите!

— Спасибо! До свидания! — сказал Пашка и исчез в темноте лестничной площадки.

Через минуту свет снова зажегся. Холодильник забурчал, возвращаясь к жизни и сердясь на яркую лампочку.

«Какой замечательный кот этот Павел», — подумал Александр Андреевич, взял со стола пустую пачку из-под мороженого и бросил ее в помойное ведро. Ведро вспыхнуло голубым светом и грохнуло так, что зазвенели стекла.

— Шарр-латан, шаррр-латан, шарррр-латан! — пропел Александр Андреевич и отправился умываться и чистить зубы пастой «поморин».

На следующий день товарищ Мездряков снова вызвал врача. Когда доктор Рунт-Шталевский переступил его порог, то сначала решил было, что Мездряков неосторожно побрился нетвердою рукой. Но приглядевшись, Никифор Станиславович заметил, что изодрана не только левая щека пациента, его подбородок и шея, но еще и уши и нос, бритьем которых может похвастать далеко не каждый, даже очень волосатый человек.

— Выбежал я, знаете ли, на минуточку, — сказал товарищ Мездряков и невольно поглядел на дверь уборной, — в аптеку выбежал, а тут с дерева — кот! Рыжий такой. Прямо на голову!

«Нетрудно догадаться, что прыжок исполнил Мантейфель. Как мастерски он его отделал!» — с восхищением подумал Никифор Станиславович, доставая из портфеля бутыль перекиси водорода.

С тех пор Мездряков стал уже не опасен для котят, потому что стал бояться кошек так сильно, как, наверное, их боится не всякая мышь. Теперь братья вместе с Вороной чуть ли не каждый вечер приходили в гости к Александру Андреевичу, а иногда Александр Андреевич приходил к котятам в подвал. Их встречи были не просто приятным общением друзей, они вместе собирали высокочувствительный приемник, чтобы попытаться лучше понять странные сигналы, впервые услышанные Пашкой в наушниках его детектора.

Пашка и Рыжий Мантейфель с удовольствием копались в книжках Александра Андреевича, обнаруживая такие интересные вещи, о которых они и не догадывались, лежа под китайской розой в детской библиотеке на Пулковской. Удильщик же больше хлопотал по хозяйству, много времени проводил на кухне Александра Андреевича у плиты; сдвинув фуражку на затылок, он гремел кастрюлями и сковородками, напевал что-то из «Кавказской пленницы», мурлыкал и готовил необыкновенно вкусно. А иногда он запрыгивал на холодильник и сидел, подолгу глядя в окно. Как ни странно, холодильник смирился с Удильщиком и даже симпатизировал ему.

Миновало недели две. Александр Андреевич и котята с помощью Вороны, растянули между крышами соседних домов антенну из медной многожильной проволоки, закрепили ее на изоляторах, и протянули в подвал. В подвале уже был готов радиоприемник. Он состоял из нескольких панелей с лампами, трансформаторами, зелененькими сопротивлениями и серенькими конденсаторами. Панели отдельно друг от друга были расставлены где попало и соединялись между собой легкомысленными проводками. Динамики лежали в уголке в коробке из-под торта «Полет».

Котята, Александр Андреевич и Ворона, озябшие, отряхивающиеся от снега, спустились в подвал.

— Ну что? По бутербродику? — спросил Удильщик.

— Нет! Нет! — закричала Ворона, — включаем скорее.

Пашка воткнул штепсель; в лампах, медленно разгораясь, засветились слабые огоньки, в коробке «Полет» зашипело и, вдруг, запели соловьиные трели позывных радио Ватикана. Пашка стал крутить настройку частоты. «Пиии-и — уу-ить!» — сказала коробка и разразилась цепочкой морзянки. «В эфире русская служба Би-Би-Си…Пииуу-фьють…» Тирольская песня, как сквозь сон, еле слышно, над сказочными белыми Альпами. «Зекс унд цванцихь…» — откуда-то. «Пи-ууууу, быр-быр-быр, дррррр-р, фиии-ууууу… севернее Сайгона стратегические… фиууу-фиу-бууууууууу… шестого флота… пиу-у.» Робертино Лоретти, «пи-ууу», какая-то галиматья, гавайская гитара, «пи-ууу», галиматья, «пи-ууу», Робертино Лоретти, «пи-у», галиматья.

— Вот они! Слышите? Это они, — Пашка указал лапой в сторону коробки из-под торта.

— Отдаленно напоминает датский или шведский, — сказал Александр Андреевич.

Мантейфель и Ворона разочарованно переглянулись. Удильщик снял фуражку. Он лежал вытянувшись на матрасе и разминал лапы, он показывал два пальца правой лапы, два раза две растопыренные пятерни и три пальца правой.

— Это ни датский, ни норвежский. Нет ни одного индоевропейского корня. Не китайский, не фарси…

— Конечно, это не фарси, — отозвался Удильщик, перестав разминать лапы, — это диалектный космический жаргон гефардов.

— С чего ты взял? — вся компания уставилась на Удильщика с подозрением.

— Может за Никифор Станиславичем слетать? — поинтересовалась Ворона.

— Ребята, вы чего? Всё очень просто! — Удильщик показал лапами: два, двадцать, три, — вот и всё!

Подставляем коэффициенты 2, 20, 3 в лингвистический алгоритм Мельчука-Апресяна…

— Ух ты! — изумился Александр Андреевич.

— Это вы о чем толкуете? Объясните дураку! — встрял Мантейфель.

— Да просто всё! Как дважды два, — сказал Удильщик, — у нас есть текст оригинала. Из него надо сделать текст перевода. Перегоняем текст оригинала в семантическое представление, а уже оттуда переводим. Текст — смысл — снова текст. Примерно так. Ключик: два, двадцать, три. В сущности, это напоминает бином Ньютона. Или треугольник Паскаля.

— Как же вы всё это просчитываете? Чтобы все это просчитать нужно несколько часов машинного времени.

— Не знаю, в уме просчитывается легко. Два, двадцать, три. Вот: «Пятая планета от звезды. Захвачены силой притяжения пятой планеты от звезды. Навигационные системы обросли космическими ракушками и не действуют. Высота орбиты пять тысяч километров. Угол орбитального склонения к экватору три градуса. Терпим бедствие. Вхождение в плотные слои атмосферы планируется через восемь тысяч часов».

— Прости, Удильщик, сказала Ворона, я думала, ты только и умеешь что рыбу ловить.

— Ловля рыбы дает много свободного времени и не мешает работе ума, — ответил Удильщик и нахлобучил фуражку на самый нос.

— Как мы и предполагали. Пятая планета — это как раз Юпитер. Сильное природное радио-магнитное излучение из одной из областей планеты создает помехи и глушит сигнал SOS гефардов с периодичностью 9 часов 40 минут 30 секунд. И их не должно быть слышно, когда корабль гефардов оказывается на противоположной от нас стороне Юпитера.

— Снова они, — сказал Удильщик, — всем кораблям, находящимся в секторе 26–10. Терпим бедствие. Мы — крейсер поиска гефардийской жжжжжжжжж… падение произойдет через 8 тысяч часов жжжжжж.