Сатсварупа Даса Госвами - Путь Чхоты

Но тут он по виду Эдди понял, что тот очень хочет вернуться домой - с него было достаточно уединения.

- Я думаю, тебе лучше пойти домой, - сказал Чхота. - Не будем заставлять твою маму волноваться.

- Да, - согласился Эдди, - Это было очень… э-э… трансцендентным.

Спасибо Вам за то, что позволили мне находиться рядом с Вами.

Когда стемнело, крики животных и звуки, издаваемые насекомыми, вселили в Чхоту страх.

На третий день Чхота решил ничего не готовить, а поесть лишь бананов и кокосов, которые он без труда мог собрать на земле. Он повторял мантру и читал «Кришну», и при этом то чувствовал необычайное воодушевление, то приходил в глубокое уныние. Временами он начинал думать, что хотел бы жить так до конца своих дней, однако в следующую минуту ему казалось, что он и часа больше не выдержит в одиночестве. Он пришел к выводу, что жизнь в уединении - это искусство, о котором он ничего не знает. Пожалуй, ему нужно повидаться с той черепахой, которая занимается медитацией и о которой говорил Падма, и поучиться у нее жить в одиночестве. В конце концов Чхота решил не оставаться на ночь в лесу, а тотчас же вернуться в храм.

Подходя к храму, Чхота услышал звон колокольчика - это звонили к вечернему арати. Он вошел в комнату, и его нос дрогнул от запаха сандаловых благовоний. Он устремил свой взор на изображение Божеств, которое было установлено на алтаре и которому поклонялись мыши, и с наслаждением начал смотреть на него. Он был рад, что вернулся - он чувствовал себя здесь в такой безопасности.

Он пришел как раз к началу вечернего арати, которое обычно посещали одна-две мыши, не считая пуджари. Комната была совершенно пустой, в ней не было никакой мебели, лишь у стены стоял деревянный алтарь с оправленными в рамки изображениями и свечами, пол в ней был покрыт лаком. Чхота стоял около самого алтаря и внимательно следил за движениями пуджари, исполненными брахманической грации. Пуджари зажег от свечи фитильки, пропитанные гхи, и поднес их к изображению Шрилы Прабхупады.

Чхота наблюдал за этим так, словно видел все в первый раз. Он высоко ценил стойкость этого пуджари, который, полный самой искренней и бесхитростной веры, проводил одну и ту же церемонию четыре раза в день. В зале было довольно темно, только на алтаре стояла зажженная свеча да в конце зала горела единственная лампочка. В комнату вошла пожилая женщина-мышь с двумя внуками. Она принесла в дар храму мешок риса и положила его у перилец алтаря. В комнате слышалась тихая музыка - это звучала «Шикшаштака», исполняемая Шрилой Прабхупадой. Все они стояли в молчании и наблюдали за пуджари. Чхота слышал жужжание насекомых и крики зверей в ночных джунглях, но они уже не пугали его так, как тогда, когда он был один. Он чувствовал, что на него проливается особая милость.

После арати Чхоту засыпали различными сообщениями и посланиями, а также его тотчас же окружили желавшие поговорить с ним. Самым срочным был звонок Ямалы даса, который уже в течение двух дней пытался связаться с ним.

- Никогда больше не уезжай туда, где нет телефона, - отчеканил Ямала. - На тебе лежит слишком большая ответственность, чтобы ты исчезал неизвестно куда, даже если ты болен.

Ямала сообщил, что Арджуна дас и его сторонники «объявили войну Движению». По-видимому, несколько приверженцев Арджуны пришли в храм, но их туда не пустили, и тогда они силой протиснулись внутрь и без разрешения съели завтрак. Они также забрали из храма барабан, заявив, что он принадлежит им. Когда они уходили, между ними и мышами, живущими в храме, завязалась драка; одного мышонка столкнули с лестницы, и он растянул лодыжку.

- Чхота Прабху, - сказал Ямала, - ты должен сам отправиться к Арджуне и заставить его уехать из страны, а иначе ему будет плохо. Кроме тебя никто не может сделать этого. Ты согласен?

Чхота согласился встретиться с Арджуной. Он отправился в город, в котором жил Арджуна, и, приехав, позвонил в его дверь. Увидев друг друга, братья обнялись.

- Я слышал столько слухов, - проговорил Чхота. - Скажи мне, Ардж, чем ты на самом деле недоволен?

Арджуна принес Чхоте стакан воды и указал ему на плетеное кресло.

- Я недоволен тем, - ответил он, - что мы ушли из дома и забыли свой сыновний долг перед матерью и отцом.

- Что?!- воскликнул Чхота. - Почему же ты так и не сказал?! Зачем же тогда эта дымовая завеса - зачем все эти разговоры о Нимае и о том, что животные не способны развить в себе сознание Кришны?

- Потому что ты настолько фанатичен, что не стал бы слушать. _ Да нет, я могу слушать… Но, может быть, я и правда слишком фанатичен. Прости меня, пожалуйста… Но если ты так переживаешь, что мы оставили мать и отца и о всем остальном, то почему же ты не возвращаешься домой?

- Ты считаешь, я должен это сделать?

- Конечно. Мне кажется, это было бы лучше всего. И ты мог бы попросить у них прощения за меня. Но выброси, пожалуйста, из головы, что это я заставил тебя уйти из дома. Ты ушел по доброй воле.

В комнату вошли несколько друзей Арджуны, но тот попросил их уйти.

- Мы хотим поговорить наедине, - объяснил он.

Затем он вновь повернулся к Чхоте.

- Что я знал тогда о доброй воле? - спросил он. - Ты совсем заморочил мне голову своими разговорами и обещаниями. А затем мы должны были ехать в мороз в фургоне - в клетке! И ты называешь это доброй волей?

- Прости меня, - произнес Чхота. - Ты прав, я действительно был слишком фанатичен. Прости.

- Ладно. Но если я поеду на север, мне понадобятся деньги.

- Нет, мыши могут ездить и без билета, тайком прокравшись на пароход.

- Да, но мне придется заплатить пароходному агенту, чтобы найти нужный пароход в нужное время.

- У меня нет денег, - вымолвил Чхота.

- Нет, есть. У общества есть деньги.

- Но они предназначены для Кришны.

- Тогда я буду воевать с тобой, - заявил Арджуна.

- Ну, хорошо, - согласился Чхота, - я как-нибудь достану для тебя денег.

Но ты должен будешь прекратить эту «войну».

- Ладно, ладно.

Уладив конфликт мирным путем, Чхота и Арджуна пошли на кухню, чтобы приготовить себе обед. Ходили слухи, что Арджуна не придерживается больше принципов преданного служения, однако Чхота к своей радости увидел, что это неправда. Готовя, Арджуна пел мантру Харе Кришна, а затем предложил приготовленную пищу Кришне, поставив тарелку перед изображением Божеств. К Арджуне зашли его друзья, живущие по соседству, и все они, усевшись на пол, принялись вкушать прасад.

- И все же это было не такое уж плохое время, - сказал Чхота. - Признайся, Арджунаджи.

- Да-а, - протянул Арджуна, с улыбкой глядя поверх тарелки с рисом и далом. - Помнишь те дни, когда мы пытались раздавать прасад, но пришли мыши из трущоб и отняли его у нас? А потом мы встретили мышей- альбиносов, и они очень заинтересовались сознанием Кришны.

Друзья Арджуны засмеялись и попросили братьев рассказать еще о своих приключениях.

- Расскажи им о том, как Нимай учил нас повторять мантру, - предложил Чхота.

О да! - отозвался Арджуна. - На самом деле это ты научил нас, Чхота.

Но я помню, как-то раз Нимай сказал, что мы должны взывать к Богу так же, как ребенок с плачем зовет свою мать. После этого я поначалу только кричал во все горло и верещал, но затем я научился произносить слова: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе/ Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе.

На следующий день стало известно о позорном случае, произошедшем в обществе, и Чхоту попросили уладить это дело. В Крэбвуд-Крик приехали два мышонка-преданных и рассказали о случившемся. Одна девушка-мышь, живущая в южном храме, пожаловалась отцу, что один из мышей-самцов соблазнил ее, и она вступила с ним в недозволенную связь. Отец этой девушки был судьей, и случившееся сильно его встревожило. Мужчина, обвиняемый в этом проступке, был одним из руководителей храма, и прошел слух, что он вступал в недозволенные половые отношения со многими женщинами в городе под предлогом вовлечения их в преданное служение.

Мыши с юга попросили Чхоту поехать с ними, чтобы встретиться с судьей и по крайней мере объяснить мышам, что преданные не должны так поступать и что виновный будет наказан. Он также по их предложению должен был бы увидеться с обвиняемым преданным, который полностью отрицал то, что рассказала девушка. Как раз когда Чхота разговаривал с мышами-южанами, ему позвонил Ямала дас - он тоже уже прослышал о назревавшем скандале.

Ямала сказал, что это наихудшая из тех неприятностей, которые когда-либо происходили в обществе. Это может опорочить движение, принеся ему славу секты, проповедующей сексуальную свободу, и повредить их проповеди.

- Но при чем здесь я? - спросил Чхота. - Почему вы все идете с этим ко мне?