Мария Кондратова - Ночная Мышь, или Первый полет

Икка отодвинулась от дерева и с укоризной на него посмотрела. А посмотрев, увидела такое, что мигом заставило её позабыть о разрушенной ограде. К дереву тремя здоровенными гвоздями была приколочена дощечка, на которой большими буквами было написано — МОЁ! и виднелась какая-то закорючка вместо подписи. Икка огляделась и удивилась ещё больше. Оказывается, все деревья внутри загадочной ограды были украшены (а точнее — изуродованы) такими же точно дощечками, а на склоне, поросшем любимой Иккиной травкой, — романтическая корова даже отсюда чувствовала её сладкий запах, торчала табличка с суровым предупреждением:

ПО ГАЗОНУ НЕ ХОДИТЬ!

— Мо-о-о-ё?.. — озадаченно протянула Икка, — но почему, собственно, «моё»?.. И почему-у «не ходить»?..

Она задала этот вопрос в никуда, но неожиданно сразу получила на него ответ.

— Потому что — моё! — заверещал кто-то у неё над ухом. — Собственность! Дур-ра! Разбойница! Разор-рительница!

Печальная Икка обернулась. Грозное пёстрое существо летело на неё, топорща перья и клюв, и гневно потрясая голубым хохолком. Икка попятилась, доламывая остатки ограды.

— Простите… — мычала она, — великоду-у-шно простите…

— Простить?! Штр-раф!! — надрывалась Вещая Птица.

— Вы здесь живёте? Очень приятно познакомиться, — тоскливо вздыхала испуганная корова, отступая в глубь леса, — скажите, а травка вам тоже нужна?..

— Какая еще трр-равка? — подозрительно уставилась на неё Вещая Птица Людмила (конечно, это была она), продолжая причитать над остатками ограды, — разор-рили, разломали…

— Вот там, — робко указала Икка на заветный склон.

— Разумеется! — насупилась Людмила. — Ясно же написано — «моё»!

— Ах, так вы тоже вкушаете от зелени трав?!.. — искренне обрадовалась Икка обретённой единомышленнице, — в таком случае, позвольте преподнести вам мои самые сердечные поздравления. Ах, здесь такая травка, такая травка… Нотка крапивной горечи в одуванчиковом цвете… Это ведь так изысканно… Изумительное, просто небесное сочетание, вы не находите?

Печальная Икка совершенно успокоилась. Зато Людмила неожиданно разозлилась пуще прежнего.

— Дур-ра! — снова заверещала она, — одни только глупые коровы жрр-рут зелёную жвачку, у нас, вещих птиц, другие представления о хор-рошем вкусе…

Печальная Икка чуть не обиделась на дважды повторённое «дура», но заветная травка была так близко… И вместо того, чтобы оглушительно замычать от обиды, она лишь тихонько моляще спросила:

— Тогда можно, я попасусь здесь? Тихонечко… Обещаю, я нисколько вас не обеспокою… Я даже на миг не потревожу вашего покоя, уверяю вас… Заверяю в своём самом сердечном расположении… Видите ли, я всегда здесь завтракаю в это время года…

— Ишь чего! — немедленно заволновалась Вещая Птица, — пасёшься-перепасёшься! На всех вас травы не напасёшься, дармоеды! Кыш! Кыш! — грозно зашумела она на Печальную Икку, и та покорно потрусила назад в лес, вздыхая о превратностях судьбы и раздумывая над тем, где бы подкрепиться после всех этих волнений. А Вещая Птица Людмила продолжала надрываться ей вслед:

— Я на тебя управу найду! Р-разбойница! Дар-рмоедка! Под моими деревьями пастись — задарма! Ну и нравы… Хор-роши!

Так в Нечаянном Лесу завелись новые порядки.

Очень скоро птица с пёстрыми крыльями и довольно нахальными манерами обустроилась на новом месте, словно век здесь жила. Уже на следующий день после изгнания Печальной Икки по всему Нечаянному Лесу были развешаны объявления:

Всемирно известная Людмила

Вещает прошлое и прорицает будущее

Заговаривает зубы и прочие части тела

Спешите узнать всё!

Внизу маленькими буквами было приписано «Оплата сеансов — по договорённости!»

На дереве, в дупле которого обосновалась пророчица, появилась красивая чёрная табличка. На ней золотыми буквами было написано «Mr. Smith». Когда Людмилу спрашивали, кто этот «мистер Смит», она закатывала глаза и восклицала с глубочайшим изумлением:

— Как! Неужели вы не знаете мистера Смита? Но ведь он общеизвестен!

После такого заявления у любопытных пропадало всякое желание расспрашивать о таинственном Смите, и в конце концов в Нечаянном Лесу решили, что он, должно быть, какой-нибудь старый почтенный родственник Вещей Птицы. Вероятно, дедушка.

Вечером того же дня, когда были развешаны («опубликованы» — как любила говорить сама Людмила) объявления, на Дальнюю Поляну потянулись первые зеваки. В Нечаянном Лесу так редко происходило что-нибудь «всемирно известное».

…Раньше всех прилетели шумные подружки-галки Галя и Валя. Они всегда и всюду поспевали первыми и никому не позволяли опередить себя. Треща и перебивая друг друга, они шумно жаловались на глупых детей и непослушных мужей или «ох нет, совсем наоборот, милочка, вечно вы всё перепутаете!» и наперебой просили совета. Галки ловили каждое слово прорицательницы и так доверчиво заглядывали ей в рот, словно были не почтенными замужними дамами, а голодными, неоперившимися птенцами.

Вслед за галками подтянулись и другие желающие посмотреть на первый сеанс знаменитой пророчицы. О да, Людмила была великолепна! Она так величественно потрясала хохолком, так широко и шумно взмахивала разноцветными крыльями, что и ты бы, мой храбрый и рассудительный читатель, наверняка поверил, что ей, именно ей и никому иному, известны все тайны прошлого и будущего, поверил, прежде чем Вещая Птица произнесла хотя бы слово. Что же говорить о галках? Они были просто потрясены мудростью и величием Людмилы.

Перебрав колоду старых игральных карт и поковырявшись в оплывшей восковой свече, Вещая Птица громко щёлкнула клювом, взмахнула золотым зубом и гордо возвестила присутствующим:

— Мне всё ясно. Всё совершенно ясно.

Под деревом тотчас смолкли разговоры и перешёптывания.

— Вы, — небрежно махнула предсказательница крылом в сторону Гали, — чувствительная, благородная птица с золотым сердцем.

Галка скромно потупилась.

— Но муж вас не понимает и не ценит — золотой ключик к вашему золотому сердцу ему ещё только предстоит найти. Валет пик недвусмысленно указывает на это обстоятельство. Да, да недвусмысленно, — внушительно повторила Вещая Птица приглянувшееся ей словечко.

— Ах, как это верно… — вздохнула Галя, — не ценит… Я всегда говорила…

— Впрочем, всё у вас будет хорошо, — милостиво добавила Людмила. — Только не забывайте своевременно выносить сор из гнезда. Мусор — вот злейший враг вашего семейного счастья. Выметите его прочь, и тогда, если только в окно к вам не влетит чёрный орел… Впрочем, — запнулась предсказательница, — у вас здесь и окон-то наверняка нет… В общем, всё наладится, — бодро закончила она и махнула крылом, — вы будете счастливы.

— Д-да? — испуганно переспросила Галя, заворожённая образом чёрного орла.

— Именно так. Верьте мне. Но чтобы пророчество исполнилось, в доме у вас не должно остаться ни соринки!

Вещая Птица ничем не рисковала, ставя такое условие, — в гнезде, где пищит и теснится пятеро галчат, весь мусор извести невозможно. Сколько ни старайся.

«Что ж, — думала Вещая Птица, выпроваживая надоевшую посетительницу с ветки, — если у этой недотёпы дела пойдут на лад, я напомню всем, что это я предсказала. Если же с ней приключится какая-нибудь напасть, пусть на себя пеняет — на весь лес ославлю как нер-ряху и гр-рязнулю. А чистота… Чистота в гнезде ещё никому не вр-редила…»

— Ах, как я мудра… — тихонечко бормотала про себя Людмила, раскланиваясь и охорашиваясь перед зрителями, — это просто что-то необыкновенное…

Столь же внушительно и подробно была предсказана и судьба второй галки. Ей надлежало бояться таинственного «казённого дома»[2] и приниматься за важные дела только в облачную погоду — чем пасмурнее, тем лучше. Узнав о себе, что она нежная и заботливая мать, а во всех семейных разладах повинны дети и отсутствие облаков, Валя немедля заявила об исключительной проницательности Вещей Людмилы.

Но всё-таки улетала она в тревоге.

— Ах милочка, — жаловалась Валя подружке, — мы с вами приняты в стольких домах… Откуда, скажите на милость, я узнаю, какой из них тот самый «казённый»?..

В тот вечер в Нечаянном Лесу только и разговоров было, что о необычном сеансе. Узнать своё будущее захотелось всем, без исключения. (Ну… почти что без исключения. Госпожа Мауз сказала, например, что с неё хватает сегодняшних неприятностей и забивать голову ещё и завтрашними напастями она не собирается. А господин Мауз выразился короче: «Шарлатанка. Обыкновенная шарлатанка». Но тех, кто думал так, было немного).