Николай Хайтов - Приключения в лесу. Избранное

— Остановись! — рявкнул я в трубку так, что в лесу меня услышали и без портативного телефона.

— Остановились! — доложил лесник, и я услышал его тяжёлое дыхание.

Минута… две… три — свет не появлялся. Четыре… Пять — полная темнота. Моё предположение подтверждалось: лазая по дереву, Сашко, наверно, закрывал тайный прожектор. Я решил проверить.

— Пусть мальчик лезет вверх, — приказал я по телефону.

Через минуту сияние появилось.

— Пусть слезает!

Свет пропал.

— Остановись и чем-нибудь обвяжи ствол!

Свет больше не появился.

Я высунулся в окно и крикнул:

— Погасили мы дьявольский огонь или нет, ребята?

— Подожди, может, опять засветит! — отозвался кто-то.

— Вот я тебе засвечу по пустой башке! — крикнул ему другой, и тут поднялся страшный шум.

Я распорядился по телефону, прежде чем Сашко слез с дерева, к которому он буквально прилип, чтобы он оставил там платок. После этого я в изнеможении лёг, но был уже спокоен.

Утром я отправился в лес верхом на осле в сопровождении Сашко, Врагова и лесорубов. Врагов лихо закрутил усы. Фуражка почти закрывала левое ухо и левый глаз, зато правый победоносно светился блеском ятагана. А Сашко? Он держался так, словно не ходил вчера вечером в лес, а готовил домашнее задание. Только ноги его были ободраны больше, чем всегда.

Мальчик привёл нас прямо к дереву — засохшему, словно схваченному инеем, — обыкновенной ели. Необычной была здесь только куртка Сашко, привязанная недалеко от вершины, и платок — на самой верхушке. Сашко быстро стал взбираться на дерево. Мы затаили дыхание и ждали, когда он отвяжет куртку и откроет нам наконец тайну дьявольского огня.

Секунды казались нам минутами, а минуты — часами. Врагов держал ружьё наготове. Лесорубы стояли в нескольких шагах за ним, готовые пуститься наутёк, если с дерева соскочит, не дай бог, рогатый вампир. Только вислоухий осёл, на котором я сидел, кротко мигал глазами и не принимал участия в наших волнениях и тревогах.

Но вот наконец Сашко развязал верёвки, его куртка медленно упала с дерева, и… мы увидели ссохшуюся кору ели и ничего, ничего больше!

От ярости и разочарования лесник готов был выстрелить в ни в чём не повинное дерево. Я предпочёл бы, чтобы появилась настоящая нечистая сила. И мы уже было собрались в обратный путь, когда мальчик крикнул с дерева: «Эй, смотрите!» — что-то отломил и бросил нам.

Я подумал, что он бросил кору, но когда Врагов поднял её с земли и подал мне, то я увидел, что это гриб величиной со свиное ухо, вялый и потемневший.

И вот, словно молния, меня осенила догадка: этот гриб — опасный паразит, поражающий деревья, умертвляющий их древесину. Мёртвая древесина начинает светиться невидимым вблизи химическим светом. И этот свет, яркий и заметный издали, вызывает иногда, как и на этот раз, всякие кривотолки. Конечно, виноват во всём был я: учился распознавать и эти грибы, но, выучив, позабыл, и сейчас едва не произошла скверная история.

Нечего говорить, как благодарили лесорубы Сашко, как трясли его руки своими сильными руками. Я тоже был благодарен ему. Божин Врагов стучал прикладом в землю и кричал во всё горло:

— Злые духи… чтоб вас черти взяли!

Гриб находится сейчас в небольшом музее лесничества рядом с платком Сашко, привязанным к пруту. Гриб и «флажок» мы поместили туда затем, чтобы прохожие, лесорубы, туристы и вообще все любопытные знали, как появляются злые духи.

Прошлым летом второго июня я отправился на прогулку в Равногорие. Я люблю эти горы — они невысокие, со множеством красивых полян и туда редко приезжают люди. Туристы предпочитают взбираться на высокие вершины, а здесь вершины покатые, и настоящие туристы их избегают. Меня это вполне устраивает, потому что я люблю поговорить сам с собой. И поэтому меня тянет в более уединённые места.

Кое-кому покажется странным, что я порой беседую сам с собой. Дело в том, что я заикаюсь, и стоит мне запнуться на каком-нибудь слове, я краснею, сбиваюсь и спешу замолчать. А когда никого нет, речь течёт нормально, как у всех, и я с удовольствием слушаю собственный голос — будто говорю не я, а кто-то другой, более умный, сообразительный и, главное, бесстрашный.

Так я иду по лесу и разговариваю сам с собой. Накануне один человек мне нагрубил, и сейчас я ему должным образом ответил. Я его как следует припёр, но тут в самом интересном месте прозвучал выстрел, и эхо повторило его.

Выстрел меня испугал, я даже подумал, не повернуть ли назад и не пойти ли другой дорогой, но в то же время мне очень захотелось узнать, кто это стреляет в такое солнечное, тихое послеобеденное время в столь безлюдном месте.

Вот почему я пошёл вперёд, поддерживая рюкзак, чтобы не гремела фляжка, готовый в любой момент крикнуть: «Стой!»

Едва я прошёл шагов тридцать, как кусты неожиданно поредели, и я увидел какого-то странного мужчину в странной позе: он стоял на поляне выпрямившись, опустив голову и был так занят своими мыслями, что не слышал моих шагов, не заметил моего присутствия. В его тёмно-каштановых волосах виднелась седина, в левой руке он держал шапку, а правой сжимал ружьё.

Я не шевелился, человек с ружьём тоже не шевелился. Тогда я крикнул: «Эй!» — но он продолжал оставаться неподвижным. Я ещё раз крикнул: «Эй, товарищ!» — и он поднял голову. Увидев меня, переложил ружьё в левую руку, достал из кармана брюк носовой платок, вытер им лицо, и я с удивлением заметил у него на глазах слёзы.

— Что вам надо? — спросил он, сунув носовой платок в карман, и снова взял ружьё в правую руку.

— Ничего, — ответил я, смущённый странным поведением незнакомца. — Я решил, что вы браконьер.

— Нет! — сказал человек. — Я не браконьер. Я пришёл сюда, чтобы поклониться могиле, в которой покоятся мои спасители.

— Но я не вижу никакой могилы, — заметил, оглядываясь, я.

— Вот! — показал он на лежащую у его ног кучку земли, обложенную со всех сторон большими камнями.

Холмик был такой маленький, что его можно было накрыть двумя ладонями.

— Вы шутите, — сказал я. — Это может быть кротовая нора, а не могила.

— Для двух птиц вполне достаточно, — ответил незнакомец.

Я внимательно посмотрел на него, но его лицо, сосредоточенное и серьёзное, не позволяло думать, что он шутит.

— Вы не верите? — спросил он.

— Нет, — признался я.

— Почему?

— Потому что не могу себе представить, как две или три птицы, даже целая стая, могут спасти жизнь человеку.

— И всё-таки это было, — вздохнул странный человек, — как бы невероятно это ни выглядело. В тысяча девятьсот сорок четвёртом году птицы спасли целый партизанский отряд.

— Целый отряд?!

— Целый партизанский отряд! — подчеркнул незнакомец. — Вы мне не верите, но, если у вас есть время выслушать меня, я расскажу, как это произошло. Хотите? — Он разволновался, и в глазах его я заметил странный блеск.

Предложение незнакомца меня заинтересовало. Кроме того, только что миновал полдень, солнце жарило изо всех сил, а большая тень под дубом на поляне так и манила к себе.

Как я впервые очутился в лесу и, не желая того, должен был умереть

— Видишь, как хорошо в лесу! — начал свой рассказ странный человек с ружьём, когда мы расположились в тени под дубом. — Сколько зелени, как тут тихо и спокойно! Ветерок дует, листва приятно шумит, трава так и приглашает посидеть. Если тебе жарко — изволь в тень. Если холодно — грейся на солнышке. Птички поют, пчёлы жужжат, а внизу бежит река — слышишь её журчание?

Прекрасен лес, только… не всегда и не для всех. Прекрасен, если ты его знаешь и он знает тебя, в противном случае он дикий, страшный и опасный. Таким он казался мне, когда я попал сюда двадцать шестого апреля тысяча девятьсот сорок второго года.

Я не могу забыть тот мрачный день, потому что именно тогда была раскрыта наша подпольная организация в железнодорожном депо и мне, чтобы спастись, пришлось бежать из тёплой квартиры куда глаза глядят, пока полиция не оцепила квартал. Хорошо, что никто меня не видел. Я бросился прямо через поле, шёл весь вечер и всю ночь, пока на рассвете не очутился в этих горах — один-одинёшенек, лишь ботинки на ногах, шуба на плечах, со случайно оказавшейся в кармане отвёрткой…

Отвёртка лежала в моём кармане, потому что я электротехник. Отец мой был убит во время солдатского восстания в девятнадцатом году. Спустя некоторое время мать вышла снова замуж, а меня к себе взял дядя и дал мне специальность электротехника. И так как я сам был городским жителем и работал в городе, то мне никогда не случалось бывать в лесу, ни разу. Поэтому, когда я очутился в нём впервые, он показался мне таким страшным.