Софья Прокофьева - Пока бьют часы

Что тут началось!

Крики, рыдания, проклятия - все смешалось в один невообразимый вопль!

В это время в зал сам собой, прямо по воздуху въехал большой деревянный сундук. Невидимые руки откинули крышку и вытащили из ящика дрожащего, перепуганного Щетку. Его огромные глаза светились от страха.

- Это он украл мои духи! - закричал противный тоненький голос. - Бейте этого негритенка! Я приказываю: бейте!

И в этот миг произошло нечто потрясающее.

- А я приказываю: не смейте! - закричал другой голос. Он тоже был тоненький, но очень милый. - Отпустите его!

Невидимые руки, державшие Щетку, разжались, и он упал на пол.

- Я - принцесса! - снова закричал противный голос. - Бейте его, бейте!

Невидимые руки снова схватили Щетку.

- А я приказываю - не смейте! - зазвенел милый голос. - Я, я - принцесса!

- Ай! - вскрикнула королева. - Какой ужас!

- Что это? - прошептал король. - Я всегда думал, что у меня только одна дочь!

- Мамочка, это я! - запищал противный голос.

- Папочка, это я! - звонко донеслось из другого конца зала.

- Хранитель Запахов! - простонала королева. - Учтите, я ломаю руки и рву на себе волосы. Немедленно определите, кто моя настоящая дочь? Где мое бедное дитя?

Хранитель Запахов завертел головой. От напряжения его нос раздулся и запел какую-то странную песню, как закипающий чайник.

- Ничего не понимаю, - пробормотал он. - Ландышами пахнет... Нет! Это невероятно! Ландышами пахнет из-под кресла! Не могла же принцесса...

Цеблион опустился на колени и пополз по полу, громко принюхиваясь.

- Татти! Татти! Беги! - послышался острый мышиный голосок.

- Нет, я сошел с ума! - задохнулся Цеблион. Лицо его стало огненно-красным. - Теперь ландышами пахнет из-под шкафа! Не могла же принцесса забраться под шкаф! Нет, я сплю и вижу кошмарный сон. Разбудите меня, умоляю!

- Татти, спасайся! - снова пискнул скрипучий голосок.

Цеблион с трудом подполз к шкафу. Он весь дрожал, потные волосы упали ему на лоб.

- Там только мышь... - задыхаясь прохрипел он. - Серая мышь. Всего-навсего. И еще пустой флакон. Там были духи принцессы. Мышь, духи... Конечно, это сон, теперь я уверен. Я проснусь уютненько дома, у себя в кровати...

- Погоди, Цеблион, - в ярости прошипел король. - Я тебя еще уютненько разбужу за все эти штучки!

- Татти, ну что же ты! Беги, беги, Татти! - уже с отчаянием пропищал вытянутый в ниточку голосок.

- Татти, это девчонка! Она тут! Она где-то тут! - озираясь как безумный, вскричал Цеблион.

- Но здесь столько запахов! Как, как распознать, где мерзкая девчонка, а где Ее Величество принцесса?

- Папка, - вдруг сказал Цеблионок. - А что ты мне дашь, если я тебе скажу, где девчонка?

- Все, все, что ты попросишь, сыночек!

- Пятьдесят золотых монет, идет?

- Это все, что я накопил, - простонал Цеблион. - Ты хочешь, чтоб я стал нищим?

- Тогда ничего не скажу!

- Ну, ладно, ладно! Только скорее.

- И еще пистолет, стреляющий пробками.

- Ладно, ладно.

- Тогда вот. Слушай. Настоящая принцесса пахнет... розами!

- Моими духами? - умирающим голосом еле выговорила королева. - Ах! Учтите, я бледнею и падаю в обморок!

- Она сама меня попросила: "Дай, дай немножко маминых духов", - продолжал Цеблионок. - Пристала ко мне. Говорит: "Все равно мама умрет и я стану королевой". А мне что? Мне-то все равно. Ну, я и отлил ей духов королевы.

- Розы! Ландыши!.. Принцесса!.. Девчонка!.. - Цеблион закрутился, как флюгер, жадно принюхиваясь, широко раскинув руки с жабьими перепонками между пальцев. И вдруг одним бешеным прыжком кинулся на ту, которая пахла ландышами.

Он схватил ее за плечи и затряс изо всех сил. Колпак-невидимка свалился на пол.

И все увидели Татти. Она стояла посреди зала и вся серебрилась, как будто была покрыта инеем.

На светлых волосах Татти был венок из ландышей. Ландыши падали на румяные щеки и горячие уши. Ландыши висели на шее, как ожерелье. Они выглядывали из рукавов и торчали из карманов ее старого передника... Даже к единственному башмаку длинной болотной травой были привязаны пучки ландышей.

Ландыши были свежие и упругие. Кое-где на них еще блестели капли росы. И ландыши пахли тишиной.

Они пахли влажной землей и немного лесными озерами.

Щетка так загляделся на Татти, что забыл обо всем на свете. Он даже забыл, что висит в воздухе и его держат грубые руки невидимых стражников.

- Какая ты красивая! - прошептал он. - Какая ты красивая...

Но тут все зашевелились.

Женщины зашипели, как кошки, а мужчины дружно зарычали.

- Не надо было этого делать, - прошептал Щетка. - Ты попалась потому, что хотела мне помочь...

Татти тряхнула светлой головой. Ландыши от этого запахли еще сильнее.

- Ерунда, - сказала она. - А ты попался потому, что хотел помочь мне. А поляну, где растут ландыши, мне показали светлячки.

Цеблион от ярости кусал себе руки. На руках оставались полукруглые следы зубов, похожие на собачьи укусы.

- Из-за такой жалкой, ничтожной девчонки... Изза каких-то светлячков, мышей... - стонал он. - Все погибло! Такой великий замысел! Такая идея! Почему я не выпрыгнул тогда из окна? Я бы раздавил", задушил эту девчонку! О... мой сын!

- Мы тебя казним!!! Слышишь, мерзкая девчонка??? - заорал Министр Войны. - Мы тебя казним!!!

- Ну и пусть! - сказала Татти своим ясным, звенящим голосом. - А может быть, я хочу, чтобы меня казнили?

Это Татти сказала просто так. Ей хотелось позлить невидимок.

- И войны не будет! - крикнул Щетка.

- А тебя мы тоже казним!

- Ну и пожалуйста! Подумаешь! Плакать не буду!

- Зато я спасла своих братьев, - сказала Татти. У нее в этот момент было такое счастливое и любящее лицо, что у Цеблиона от ярости по щекам поползли круглые красные пятна, похожие на каких-то красных насекомых. Я знаю, они все равно ни за что не согласились бы ткать для вас материю, а теперь...

- Не согласились? - Злобная усмешка исказила лицо Цеблиона. - Смотри, глупая, глупая, наивная девчонка!

Цеблион повернул Татти и грубо толкнул к окну. Его пальцы глубоко впились в ее плечо, так глубоко, словно пустили в них корни.

Татти увидела дом своих братьев. Он был освещен снизу доверху. Она увидела старшего брата, его широкие плечи. Рядом с ним - младшего, высокого, тонкого, с волосами, падающими на плечи. Вот они наклонились над ткацким станком, что-то перекручивая, перевивая.

- Видишь! Видишь! Видишь! - с торжеством визжал Цеблион.

Татти страшно побледнела. Она стала белее ландышей. Весь зал поплыл у нее перед глазами. Негритенок Щетка стал совсем маленьким и уплыл кудато в сторону.

- Если это так, - тихо сказала Татти, - если это правда, то мне больше не нравится жить...

Татти опустилась на пол и закрыла лицо руками. Венок съехал ей на одно ухо. Она поджала под себя маленькую голую ногу. Лица ее не было видно. Теперь она была похожа на холмик, сплошь заросший серебристыми ландышами.

- Возьмите эту девчонку и этого мальчишку и бросьте их в тюрьму!!! приказал Министр Войны.

Невидимый стражник подхватил Татти, и она, как по воздуху, поплыла из зала, безжизненно уронив руки и опустив кудрявую голову.

И никто не заметил, что Цеблионок, опустившись на колени, ползает по полу и старается нащупать что-то невидимое.

Глава 17

О ТОМ, КАК ЩЕТКА, ВЕЛИКИЙ САДОВНИК И НЕВИДИМЫЙ ТРУБАЧ СТАРАЛИСЬ УТЕШИТЬ ТАТТИ

На полу в подземелье стояла короткая свеча. В углу на соломе сидели Татти, Щетка и Великий Садовник. Около них тихо вздыхал Невидимый Трубач, которому и в тюрьме не разрешали снять колпак-невидимку.

- На это у нас есть свои невидимые соображения! - сказал ему капитан невидимых стражников. - Вот отрубим тебе голову, тогда...

Перед каждым из узников стояла кружка с водой, покрытая куском сухого черного хлеба.

Щетка быстро съел свой хлеб и выпил воду. Ведь он никогда в жизни не ел ничего другого. Хлеб и вода, стоящие перед Невидимым Трубачом, тоже постепенно исчезли. Даже Великий Садовник отломил от своей корки несколько кусочков.

И только Татти ни к чему не притронулась.

- Неужели ты ничего не будешь есть? - ужаснулся Щетка. - Ведь нас казнят только завтра утром. Неужели ты и на казнь пойдешь голодная?

- Она разочарована, - прошептал Трубач. - О, это ужасно быть разочарованной в таком нежном возрасте!..

Щетка придвинулся к Татти.

- Ну, Татти, ну, поешь... - прошептал он, стараясь заглянуть ей в глаза. - Ты что, плачешь?

Татти подняла глаза. Ее светло-зеленые глаза были сухими и горячими.

- Я больше никогда не буду плакать, - сказала она. - Я плакала, когда мне было чего-нибудь жалко. А теперь мне больше ничего не жалко. Мне все противно.

- И я? - прошептал Щетка и опустил голову.

- Не спрашивай меня. Я не буду тебе отвечать.

Щетка отвернулся, руки его мяли солому. Рыдания просто разрывали ему грудь. Он задыхался, кашляя от соломенной трухи и пыли.

Великий Садовник положил руку на худое плечо Щетки. Рука у Великого Садовника была тяжелая и древняя. По ней, как корни, извивались синие и коричневые жилы.