Сжигая мечты - Ольга Мицкевич

Плевать я на это хотела, честное слово!

Прислонившись к оконной раме и наполовину скрытая огромным букетом белых роз, я украдкой наблюдаю за некогда знакомыми, а теперь совсем чужими мне людьми: соседи, одноклассники, друзья и коллеги родителей. Есть тут и те, чьи лица я вижу впервые, что, однако, не мешает и тем, и другим бросать на меня долгие, полные любопытства и жалости, взгляды.

Я делаю большой глоток шампанского, стремясь смыть скопившуюся в горле горечь. Подобные взгляды – одна из причин, почему я так и не вернулась. Их жалость столь же очевидна, сколь и противна.

Пять лет назад, поступив в университет, я оставила родительский дом наивной, восторженной девчонкой, с полными карманами надежд. Уезжая из маленькой Дундаги1 в Ригу, я крепко держала за руку любимого человека, а на пальце у меня горел тонкий золотой ободок, словно обещание.

Оглядываясь назад, я готова признать, что уже в первый месяц стало очевидно – Рига не для Стаса. Слишком людная, слишком громкая, слишком чужая. Все то, за что я влюбилась в столицу, Стаса раздражало. Полгода спустя он потерял стипендию и окончательно сдался, даже не попытавшись бороться. И, когда Стас сказал, что возвращается в Дундагу, я была уверенна – он позовет меня с собой. В то время я любила его достаточно сильно, чтобы поступиться своими мечтами. Но он не позвал.

Я все еще помню, как в наш последний вечер мы лежали на узкой кровати, и как его дыхание щекотало мне кожу, когда он шептал:

Не переживай. У нас все получится. Я тебя люблю.

И я верила ему, даже когда он стал звонить все реже, отговариваясь то усталостью, то новой работой. Ведь дата в церкви давно назначена, а в мамином шкафу меня ждало платье – тонкое кружево, шелковая органза и атлас, – подарок моей крестной, живущей в Италии. Платье шили на заказ, по моим меркам, и уже просто глядя на него у меня перехватывало дыхание – таким оно было прекрасным: ткань, казалось, струится сквозь пальцы, подобно воде.

Мне говорили, что школьная любовь не длится вечно. Что мы слишком юные и торопимся. В слепом упрямстве я все отметала, даже когда звонки Стаса плавно перешли в короткие сообщения, часто безличные и сухие: о затяжном дожде и разливе реки, о поломке трактора и открытии нового магазина. Он дал обещание выполнить все мои мечты. И я верила ему.

А потом, в конце первого курса, когда я жила только на кофе и адреналине – в самый разгар сессии, – я узнала, что он уже несколько недель, как встречается с Линдой.

Так вышло, – сказала мне сестра.

Не драматизируй, – сказала мама.

Мне очень жаль, – написал в сообщении Стас. – Я не хотел.

Он никогда тебя не заслуживал, – отрезал Глеб.

Экзамен в тот день я сдавала, как в тумане, и разумеется, «завалила». На следующий день после того, как грянула новость, Глеб появился у здания моего факультета. Вместо приветствия лишь коротко обнял, забрал сумку и предложил прогуляться.

Мы долго бродили по шумной, напоенной июньским солнцем, Риге. Говорил в основном Глеб: о старом доме и крошечной лесопилке, доставшихся от деда; о планах перестроить древний амбар и сдавать комнаты любителям сельского туризма. О простом и понятном, но непостижимо далеком – о доме.

Когда небо начало затягивать фиолетовой дымкой, мы отправились на поиски места, где поесть и выпить. В тот момент напиться казалось мне лучшей из идей. Что мы и сделали.

В ту ночь, все еще будучи наивной девчонкой и испытывая тягу к драматизму, я потащила Глеба на Вантовый мост2. Остановилась на середине, чувствуя, как ветер треплет волосы, замахнулась и швырнула тонкое колечко-обещание в черные воды Даугавы3. Глеб едва успел удержать меня, так сильно я перегнулась через перила над живой, бурлящей темнотой реки.

На том мосту Глеб пообещал мне, что все будет хорошо, и я поверила. Вновь. Стояла, уткнувшись ему в грудь и рыдала, пока от слез не заболело лицо. Мимо проносились машины, гудел ветер в тросах, а с неба равнодушно смотрели бледные звезды.

Утром Глеб уехал, а я решила не возвращаться домой на лето. Сдала сессию, нашла работу. На это потребовалось время, но, в конце концов, я смирилась, встряхнулась и продолжила жить дальше.

С той ночи мы с Глебом больше не виделись, хотя он пытался поддерживать связь. А я… Мне было неловко после короткого мига на мосту, когда я дала волю эмоциям и показала свою слабую, уязвимую сторону.

И от того, что он старший брат Стаса.

Возвращаться всегда трудно – к людям, местам или воспоминаниям. Порой они жалят больнее, режут глубже. За пять лет моя жизнь сильно изменилась, стала ярче, чем была бы, останься я в Дундаге. Я правда ни о чем не жалею. Но вернуться сюда – это все равно что вернуться в прошлое: в крошечный, сжатый мирок, где все всё про всех знают, а сплетни – обыденная форма общения. Где любопытные взгляды жгут спину, а, стоит обернуться, как на лицах вспыхивают фальшивые улыбки. Где все личное, сокровенное вывернуто и подано на блюде к полуденному чаю – налетай!

Да, пять лет прошло, а время здесь будто скованно в янтаре.

– Ты совсем ничего не ешь, – хмурится мама, забирая у меня бокал и протягивая вместо него тарелку с закусками. – И ты не поздоровалась с сестрой.

– Она со мной тоже не поздоровалась, – равнодушно отзываюсь я.

– Перестань! – тонкая паутина морщинок на мамином лбу становится заметнее. – Всему этому давно пора положить конец. Столько лет прошло, Бога ради! Ты же не можешь игнорировать сестру вечно.

Я молчу. Не дождавшись ответной реакции, мама впивается в меня взглядом, но я выдерживаю. Это дорога с двухсторонним движением, мам.

Если быть честной, то злости к сестре у меня давно нет. Как и чего-либо другого, в том и проблема. Глядя на них двоих, рука об руку прогуливающихся по комнате, я не испытываю ничего, и от этого мне немного жутко.

– Линда была очень занята подготовкой к свадьбе, – поджав губы, произносит мама.

– Все четыре года? Брось мам, – я отставляю тарелку и вновь беру в руки бокал. Если я и была голодна, то теперь мне кусок в горло не лезет.

– Подготовка к свадьбе – дело хлопотное, знаешь ли, – игнорируя мое замечание, продолжает мама. – А