Борис Екимов - Короткое время бородатых

Наконец Славкин монолог закончился. Андрею спать хотелось. Но в минуту, когда дрема уже туманила голову, вдруг рядом раздавался тягучий комариный звон. И сон уходил. Одного комара прихлопнул Андрей, другого, третьего. Но все новые и новые летели. С головой одеялом укрылся - душно. К тому же в комнате было непривычно светло. Все тот же мягкий, притушенный свет струился в окна. "Так это же белая ночь, - догадался Андрей. - Мы же рядом с Полярным кругом. Точно, белая ночь. Вот куда меня занесло. Занесло так занесло".

А его и вправду занесло. Ни в какой отряд он не собирался. Дома, в городе, Андрей жил в одном дворе с Григорием, Володей и Зойкой. Но Володя и Гриша старше. К тому же во дворе они были людьми известными. Володя штангист, второй разряд еще в школе заработал. Григория звали Казаком. Он в конно-спортивном клубе занимался. Андрей не раз, еще пацаном, вместе с другими ребятами из двора, ездил глядеть на Григория, когда тот на соревнованиях выступал. Они гордились Казаком. А как же! Боксом, борьбой, плаванием, баскетом чуть не каждый занимался. Этим никого не удивишь. А вот кони, скачки... Тем более всякий человек, даже самый маленький, мог Григория запросто, где угодно, Казаком называть, и тот не обижался. Это было очень приятно - идти со своими сверстниками и вдруг окликнуть старшего: "Здорово, Казак!" И Григорий серьезно отвечал: "Здравствуй". Это как-то поднимало.

Володя и Григорий успели армию отслужить и год проучились в технологическом, когда туда же поступил Андрей. Они волей-неволей познакомились ближе: из одного дома, на один трамвай, в один институт. А Зоя в одной группе с ребятами училась и предпочитала их общество всем иным. Они к ней тоже относились уважительно и звали по-свойски Зайцем.

Когда зимой начали строительные отряды формировать, Андрей о них и не думал. Как-то это мимо него прошло. Но каждое утро по дороге в институт Зойка пилила и пилила ребят: "Когда же... Что же вы... А еще друзья называется... Какой ты комиссар, если тебя не слушают!" - набрасывалась она на Григория.

Оказывается, Зойку не хотели брать в отряд Григория и Володи. Туда вообще девушек не брали, кроме поварих. Дело серьезное: Сибирь, тайга. А на кухню идти Зоя категорически отказывалась.

И как-то, при этих разговорах, у Андрея спросили: "А ты куда едешь?" Андрей пожал плечами: "Никуда. Я не умею строить". Володя с Григорием переглянулись, посмеялись. "Чего же ты летом будешь околачиваться? спросили они. - Мы в прошлом году по восемьсот рублей заработали. Не лишние деньги". "Да я же не умею строить", - повторил Андрей. "Эх ты, чадо, вздохнул Григорий. - Ладно. Ты же рисуешь... Нам художник нужен. Стенгазету оформить или плакат написать нужно будет, так чтоб хвостом не вилял. Чтобы не было: ой, устал да, ой, не могу. Согласен?"

Так и оказался Андрей в студенческом строительном отряде "Ермак". Зоя тоже своего добилась. Конечно, с Володиной и Григория помощью. Даже в авангард они попали, в первую группу, которая должна была к приезду ребят подготовить лагерь.

Откровенно говоря, Андрей побаивался. Что было у него за плечами? Уроки труда в школе, на которых больше баловались, чем дело делали. Забор, веранда и сараи на даче, так это вместе с отцом. С отцом. На этом и обрывалась куцая практика Андрея.

Андрей вспомнил недостроенный дом, в который заходили они сегодня с Лихарем. Дом, сделанный умело и ладно. Ему такого не то что в яви, а даже во сне не построить.

А Славик спал так же, как жил: он и сейчас невнятно бормотал что-то, ворочался с боку на бок. И сейчас ему не было покоя.

"Завтра вагончики ремонтировать, - вспомнил Андрей. - Ну, это, наверное, нетрудно. Это я смогу. Боже мой, чуть не забыл! Надо у Григория спросить, в каком вагончике будет размещаться медицинский пункт. И уж этот вагончик, для Риты, постараться сделать. Обязательно..."

Андрей познакомился с Ритой на последнем отрядном собрании, перед отъездом. И жила Рита по соседству, на Коммунистической. После собрания все вместе домой пошли не сразу и не напрямую, а набережной. Там, в "Ротонде", посидели за мороженым. Разговор был общим. Но, прощаясь, Рита сказала: "Андрюша, я на тебя надеюсь. Не забудь про медпункт. И медицина тебя не забудет". Именно к нему, Андрею, обратилась. Конечно, это ничего не значило. Рита была старше и красивая. Но все же... Все же не кого-то, а именно его она попросила.

2

Колька заявился поздно. Андрей уже все лагерное жилье обошел, прикинул, сколько ручек дверных нужно, оконных запоров и прочего. А теперь он в том самом угловом вагончике, горелом, обугленные листы фанеры отдирал. И тут в дверях показался вчерашний приятель. Вид у него был аховый: густая цементная пыль покрывала его с ног до пят. Даже брови белесыми стали, пушистыми, и чубчик.

- Витька не приходил? - подозрительно спросил Колька, оглядывая вагончик.

- Что за Витька?

- В кожаной фуражке, такой... задавучий.

- Не было кожаных фуражек, - в тон ему серьезно ответил Андрей.

- А придет, так вы его гоните в шею. Он эту фуражку спер у геолога, в прошлом году. Брехучий такой... Он и у вас может своровать.

- Примем меры, - пообещал Андрей и расхохотался, увидев, как тоненькая струйка цементной пыли скользнула из Колькиного уха и рассыпалась на плече.

- Слушай, Кольк, кто это тебя в цементе-то купал?

- Сам купался. А что, видно? - отряхиваясь, спросил Колька.

- Немного есть.

- Это мы с вышки прыгали. Высоко.

- Прямо в цемент?

- Ага. В яму. Мягко, не разобьешься и ноги не сушит.

- Вот мать тебе порки даст.

- Не-е, она меня не порет.

- Ну, отец. Он-то уж выпорет. Да?

Колька поднял голову и, глядя Андрею в глаза, сказал:

- Ты меня про отца не расспрашивай. Ладно?

- А я тебя не расспрашиваю, - растерянно ответил Андрей.

- И потом не расспрашивай. Никогда. Тебе ведь он не нужен, правда?

Андрей отвернулся.

- Вон молоток, - сказал он притворно-равнодушным голосом. - Вон клещи. Давай-ка из этих листов гвозди вынимай. Сможешь?

Молча взяв инструмент, Колька потянул обгорелый лист фанеры к дверям, к свету.

И так они молча работали, каждый свое, пока Гриша не подошел.

- Андрей, - спросил он, - ты здесь? А-а, старый друг, здравствуй, увидел он Кольку. - Андрей, тебе надо что-нибудь, гвозди и прочее?

- Надо, конечно. Ручки, шпингалеты... Потом вот здесь, погляди, погорело все. Фанеру, наверное, надо.

Григорий легко прыгнул в вагончик, минуя ступени.

- Не обязательно фанерой. Прессованный картон можно или сухую штукатурку. Что будет, посмотришь. Значит, так, иди в контору, выписывай что нужно и на склад. Для нас возьмешь гвоздей на сто пятьдесят, сотку, семидесятку по пол-ящика. И ящик пятидесятки. Скоб больших три десятка и четыре рулона рубероида. А мы поехали за горбылем и стойками. Понял?

- Подожди, подожди, - испуганно проговорил Андрей. - Куда я пойду? Я никого не знаю. Может, ты сам, а? Я ж ничего не знаю.

- А чего знать, - недовольно пробурчал Колька. - У Клавдии выписать да идти к тете Варе.

- Вот! - обрадованно сказал Григорий. - И все дела. А ты боишься. Давай, Николай, действуй. Бери его на буксир. Скачите, получайте. Только все записывайте.

В конторе строительного участка Колька решительно миновал людный коридор, без стука толкнул дверь с табличкой "Начальник участка". Андрей следовал за ним.

В тесной прихожей молодая женщина неуверенно выстукивала на машинке. Колька подошел к ней.

- Вот, - сказал он, показывая головой на Андрея. - Студент. Надо ему выписать.

Женщина машинку оставила, подняла глаза.

- А мой Прокопов вас ждет, ждет, - радостно сказала она. - Прямо не дождется.

Она была молодой, но, конечно, старше Андрея. И лицо симпатичное, правда, несколько грубоватое: слишком широкие брови, а большой рот подчеркивала яркая губная помада.

Они познакомились.

- Ой! - обрадованно воскликнула Клавдия, поднимаясь из-за стола. - А у меня если б мальчик родился, его б тоже Андреем назвали. Ей-богу. Мой Прокопов так и сказал: если мальчик - Андрей, девочка - Лена. Девочка родилась.

Фигура Клавдии особой пышностью не отличалась, но почему-то тесной казалась на ней одежда, словно выросла она из нее. Юбка на бедрах лежала туго, даже две кнопки расстегнулись, выказывая что-то светлое. Белая прозрачная кофточка врезалась под мышками, остро обтягивала груди.

- Мой Прокопов так обрадуется...

- Гав, гав, - раздалось вдруг из-под стола, и большая желтая собака вылезла на свет, подняла к Андрею голову: что, мол, за человек?

- На место, Болтун, лежать! - крикнула Клавдия.

Болтун поглядел на нее, зевнул, клацнув пастью, и остался стоять.

- Не бойтесь. Это мой ревнивый Прокопов, - засмеялась Клавдия, сторожа оставляет. Лежать, Болтун!

Болтун ухом не повел. Уселся, кренделем расстелив по полу длинный пушистый хвост, и по-прежнему глядел на Андрея.

- Выпишите нам, - с опаской поглядывая на собаку, сказал Андрей, гвоздей, скоб, рубероида... Вот по этому списку, - и протянул Клавдии бумажку.