Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра (фрагмент)

Манеры у Люки отработаны. Она занимается в эстрадном детском ансамбле "Гадкие утята", манерам там специально учат. И косметикой пользоваться учат. В ансамбле это не мода, а необходимость - чтобы танцоры и певцы выразительнее смотрелись на сцене. Так не раз объясняла Люка.

4

Недавно я была на концерте "Гадких утят" во Дворце детского творчества Люка меня туда почти насильно притащила, потому что к эстраде я совершенно равнодушна. Я высидела до конца и даже вежливо похвалила. А сейчас она опять принялась вспоминать это выступление.

- Помнишь ту песню, "Еду-еду я..."? Ее теперь все напевают. Просто шлягер получился. Лучшее произведение нашего Костика.

Костик (а еще "Костюньчик" и "Костячок-толстячок" - это не в глаза, конечно) был руководитель ансамбля. Кругленький, пожилой, но очень бодрый, с лысинкой-блюдцем и жизнерадостным лицом. В общем-то славный. Но песенку щадить я не стала. Она показалась мне такой глупой, что запомнилась от начала до конца. Даже привязалась и порой вертелась в голове.

Еду-еду я в авто

И гляжу на белый свет.

В поле зренья все не то

И тебя в том поле нет.

Ты меня не разлюби!

Би-би-би!

Би-би-би!

Я уселся в самолет

И гляжу я с высоты.

На душе тоска, как лед:

Где же ты? Где же ты?

Я страдаю на лету.

Ту-ту-ту!

Ту-ту-ту!

Я пешком по всей Земле

Обошел сто тысяч верст.

Плавал я на корабле,

Средь морей холодных мёрз.

На каком ты берегу?

Гу-гу-гу!

Гу-гу-гу!

Вот на берег я сошел

И смотрю - навстречу ты!

Сразу стало хорошо,

И в душе моей - цветы!

Расцвела моя мечта!

Тра-та-та!

Тра-та-та!

Мы с Лючкой подруги с незапамятных, с ясельных времен и поэтому не боимся говорить друг другу все, что думаем.

- Ужасно примитивная песня. Для дикарей с острова Нямба-Бамба. "Би-би-би", "гу-гу-гу"... А если бы последняя строчка была "И сошли мы с корабля"?

Люка сморщила переносицу:

- Фу! При ребенке...

Я хмыкнула про себя. "Ребенок" в тех местах, где он бывает, слышит и не такое.

Хотя... в самом деле нехорошо. Впрочем, Лоська заскребал сковородку и не обращал на нашу беседу внимания (или делал вид).

Люка продолжила мое воспитание. Голосом нашей классной Олимпиада Андриановны:

- Ты, Евгения, циничная особа. Несмотря на то, что из культурной семьи...

- Не циничная, а прямолинейная. Сказано: "Не родись красивой, а родись правдивой"...

- Не "правдивой", а "счастливой". Или ты думаешь, счастье там, где правда? - словно драматург Островский из учебника вопросила Лючка.

- Ну, если судьба красотой не наградила... Хорошо вам в "Утятах", вы там все такие... стройные и фотогеничные.

Люка пригорюнилась и сказала, что им в ансамбле совсем не хорошо. Могут закрыть.

- И все другие творческие коллективы тоже...

- Почему?!

- Из-за ППЦ. Ты разве ничего не слышала? Даже по вечернему каналу в местных "Новостях" говорили.

Я ничего такого не слышала (и канал-то этот почти не смотрю, там только про грабежи и аварии на дорогах).

- А что такое ППЦ?

- Ну, темнота... Не "что", а "кто"! "Полномочный представитель центра". Из Москвы прислали чиновника, милицейского генерала, будет здесь главным. В столице недовольны, что у губернаторов стало слишком много власти, вот и рассылают по стране таких представителей, чтобы наблюдали и руководили. Укрепляли "стержень централизованной власти".. Ты правда, что ли, не в курсе?

- А при чем Дворец?

- Да пойми же ты! Губернатор где располагается? В ре-зи-ден-ции! В бывшем роскошном доме миллионера Кунгурова, в памятнике старины. А его московский начальник разве захочет сидеть в обычном кабинете? Ему тоже резиденция нужна, да получше губернаторской, чтобы не потерять имидж. Вот и приглядели для него наш Дворец.

- Совсем офонарели, да? Выгонять тыщу ребят ради одного генерала!

- Во-первых, не тыщу, а почти две. А во вторых, ради не одного генерала, а со свитой. Знаешь, сколько у него будет заместителей! А у тех - свои заместители, референты, секретари, курьеры. Охрана... А дворцовские кружки, говорят, растолкают по разным клубам. Ну, их-то, может, и растолкают, а такие коллективы, как наш - куда? Театральный, оркестровый... В субботу все ребята и взрослые работники Дворца хотят пикеты устроить на площади. С плакатами.

- Лючка, я тоже пойду!

- Пойдем.

- И я, - облизав вилку, сказал Лоська.

- Обязательно, - сказала я. - Ты этого генерала сразу перепугаешь, такое чучело.

Как ты ухитряешься извозиться за несколько минут? Иди умывайся...

- Ладно. Спасибо за яичницу. И за торт... - Лоська выбрался из-за стола, поддернул штаны и пошел в ванную. Я за ним, чтобы умыть "чучело"

собственноручно, а то измажет полотенце.

Лоська не противился, только фыркал. Люка в это время убрала со стола. И сказала, что теперь ей "срочно надо еще в одно место".

- Вечером позвоню. Пока...

Мы с Лоськой остались одни и посмотрели друг на друга.

- Может, погуляем? - спросила я.

- Давай!

- А куда пойдем?

- Может быть, туда... к дереву? - Он слегка затуманился. - Или... это слишком печально для дня рожденья, да?

- Нормально...

И мы пошли на пустырь за сгоревшей табачной фабрикой. Это было довольно далеко, но нам куда спешить? Мы брели по переулкам, где ярко, почти как в мае, вновь цвели одуванчики. Было солнечно, однако совсем не жарко, хорошо так. Говорили о недавнем телесериале про пришельцев (чепуха сплошная, одно и тоже, надоело), о том, что скоро в школу, а неохота; о моих глобусятах, о новом появлении НЛО над деревней Кулябкой, о сбежавшем из цирка трехметровом удаве (жаль, что поймали, не добрался до родины) и ни о чем серьезном.

На пустыре, заваленном кирпичными грудами от разломанных домов было безлюдно, летали бабочки. Мы подошли к вековому полузасохшему тополю. В метре от него среди лопухов можно было разглядеть плоский полуметровый холмик, укрытый дерном.

Мы сорвали несколько диких ромашек, положили на холмик. Постояли с полминуты.

Лоська потянул меня за рукав:

- Пойдем, покажу...

В двух шагах стояла среди высокой сурепки оставшаяся от давних времен лавочка - доска на двух столбиках.

- Вот... - На краю доски были выжжены кривые буковки: У м к а.

Лоська сел, погладил надпись мизинцем. Я села рядышком... Конечно, это была прежде всего Лоськина печаль. А моя - уже через него. Ведь я-то даже не видела Умку живым. Но все равно... Мы посидели, помолчали. Потом, чтобы ослабить Лоськину грусть, я спросила:

- В последней игре у тебя сколько было противников?

- Много...

- Ну и как? У всех выиграл.

Лоська вздохнул:

- Не... Одна ничья.

Я ладонью прошлась по его волосам-сосулькам. Он сразу заулыбался. Осторожненько придвинулся плечом. Но почти тут же встряхнулся, вспомнил:

- Домой пора. Мама придет на обед, скажет: где картошка?

Стеклянные океаны

1

Дома было пусто и солнечно. Сверкал хрустальный глобусенок. Сверкали латунные замочки на футлярах подаренных авторучек. Я вспомнила, что так и не посмотрела:

какую ручку преподнес мне дядя Костя. Бессовестная...

...Дядя Костя - наш добрый знакомый. Когда он был в старших классах, занимался математикой с моим дедом, маминым отцом, и часто приходил к нему домой, в квартирку при институтском общежитии. Там и познакомился с девчонкой-дошкольницей Валей. Между ними завязалась вроде бы шутливая, но долгая дружба. Когда дед умер (маме было тогда всего восемь лет), Костя навещал "подружку-дюймовочку", а потом писал ей письма из училища и с разных мест службы. Долгие годы он служил в окраинных областях. А вскоре после того, как погиб папа, дядя Костя перевелся в наш город. Стал заходить в гости и незаметно так опекать нас. Мама даже призналась, что однажды он сделал ей предложение.

- И ты отказалась? - укоризненно спросил Илья. - Старый, да?

Мама объяснила, что дело не в десяти годах разницы и что "Костя, чудесный человек", но она не может забыть Сережу, нашего папу. Дядя Костя больше предложений не делал, но дружить с нами не перестал. По-прежнему заходил "на огонек", занимался с Ильей немецким языком, а меня учил всяким полезным вещам и порой рассказывал интересные случаи из своей жизни.

Был дядя Костя высокий, сутуловатый, с залысинами, похожий (так мне почему-то казалось) на учителя истории. Те, кто не знал, никогда бы не сказали, что он недавний военный, полковник в отставке. Во время афганской войны был дядя Костя командиром горно-стрелкового батальона, вернулся с медалями и орденом Красной звезды. Илюха однажды спросил: за что орден? Дядя Костя пожал плечами:

- Сам не пойму. В героические схватки лишний раз не рвался. Главной задачей считал сохранить своих ребят...

- Всех, наверно, там все равно было не сохранить... - насупленно подал голос Илья.

- В том-то и беда... Непостижимое это дело: только что был живой паренек и вдруг - нет его... Слава Богу, тебе это не грозит.