Гектор Мало - Без семьи

К счастью, Барберен вернулся не так скоро, как обещал и я заснул раньше его прихода.

ГЛАВА III. ТРУППА СИНЬОРА ВИТАЛИСА.

Всю ночь я находился под впечатлением перенесенного мной горя. Проснувшись, я первым делом ощупал свою постель и огляделся вокруг, желая убедиться в том, что меня никуда не унесли.

Барберен молчал, и я стал надеяться, что матушка уговорила его оставить меня у них.

Однако в полдень Барберен велел мне надеть фуражку и идти с ним. Я с испугом посмотрел на матушку, умоляя ее о помощи Она украдкой сделала мне знак, что бояться нечего. Тогда ничего не возразив, я пошел следом за Барбереном

От нашего дома до деревни не меньше часа ходьбы В продолжение этого часа Барберен, ничего не говоря, тихо шел впереди, время от времени оборачиваясь, чтобы посмотреть, иду ли я за ним.

Куда он меня вел? Сильно обеспокоенный, я стал думать, как бы избежать угрожающей мне опасности. Поэтому я начал отставать, решив спрятаться от Барберена в ближайшей канаве. Но Барберен отгадал мое намерение: он взял меня за руку и заставил идти рядом с ним. Так мы и вошли в деревню. Встречные оборачивались и с любопытством смотрели на нас, потому что у меня был вид злой собаки, которую тянут на поводке. Когда мы проходили мимо харчевни, стоявший на пороге хозяин окликнул Барберена и пригласил его войти. Барберен взял меня за ухо и, пропустив вперед, закрыл за собою дверь.

Я успокоился: деревенская харчевня отнюдь не пугала меня. Наоборот, мне уже давно хотелось в ней побывать. Не раз проходя мимо дверей, я слышал, как из харчевни раздавались крики и песни, от которых дрожали стекла. Что там делали? Что происходило за этими красными занавесками? Теперь я это узнаю!

Барберен уселся за стол вместе с хозяином, а я поместился возле очага и стал смотреть по сторонам.

В противоположном от меня углу сидел старик с большой белой бородой, одетый в такой странный костюм, какого я еще никогда не видывал. На голове у него была высокая фетровая шляпа с зелеными и красными перьями, из-под которой спускались на плечи длинные пряди волос. Меховая безрукавка из овчины плотно облегала его фигуру. Шерстяные чулки доходили почти до колен и были крест-накрест перевязаны красными лентами. Он неподвижно сидел на стуле, опершись подбородком на правую руку, и был похож на деревянную статую. Под его стулом лежали и грелись два пуделя: белый и черный, и маленькая серая собачка с лукавой, ласковой мордочкой. На белом пуделе было надето старенькое кепи полицейского, державшееся под подбородком на кожаном ремешке.

В то время как я с любопытством рассматривал старика, Барберен и хозяин харчевни разговаривали вполголоса. Я понимал, что речь шла обо мне.

Барберен рассказал ему, что пришел в деревню для того, чтобы просить мэра выхлопотать из приюта пособие на мое содержание. Значит, матушка Барберен кое-чего добилась, и я тотчас же сообразил, что если Барберен будет получать пособие, мне нечего будет бояться, что меня отдадут в приют

Старик, казалось, не слушал их разговора, но вдруг он протянул по направлению ко мне правую руку и, обращаясь к Барберену, спросил:

- Так этот мальчик вам в тягость?

- Да!

- И вы думаете, что администрация приюта согласится платить вам за его содержание?

- Черт возьми, но раз у него нет родителей, а я кормлю его и одеваю, должен же кто-нибудь платить мне за него! По-моему, это справедливо.

- Не возражаю. А вы уверены, что всегда делается то, что справедливо?

- Конечно, нет.

- Поэтому-то вы никогда и не получите денежного пособия, о котором хлопочете.

- Тогда он отправится в приют. Нет такого закона, чтобы заставить меня держать его, раз я этого не хочу.

- Вы в свое время согласились взять ребенка - значит, приняли на себя обязательство его содержать.

- Ну, а я его держать не намерен и так или иначе от него отделаюсь.

- Мне кажется, я могу вам указать средство отделаться от него и притом кое-что заработать, - сказал старик после минутного размышления.

- Укажите мне это средство, и я поставлю вам бутылочку с величайшей охотой.

- Заказывайте бутылку. Ваше дело в шляпе.

- Наверняка?

- Наверняка!

Старик поднялся со своего места и уселся напротив Барберена. В тот момент, когда он встал со стула, его овчина как-то странно оттопырилась, словно под левой его рукой находилось какое-то живое существо.

- Вы хотите, чтобы этот ребенок не ел больше вашего хлеба или чтобы его содержание вам оплачивалось, не так ли? - спросил он.

- Правильно, потому что...

- Почему вы этого желаете, меня совсем не интересует. Мне достаточно знать только то, что вы не хотите держать у себя ребенка. Если это так - отдайте его мне, я буду его содержать.

- Отдать его вам?

- Ну да, черт возьми! Ведь вы же хотите от него отделаться?

- Отдать вам ребенка, такого милого, славного мальчика? Посмотрите-ка на него.

- Я его видел.

- Реми, подойди сюда!

Дрожа от страха, я приблизился к столу.

- Полно, не бойся, малыш! - произнес старик.

- Ну, смотрите, - продолжал Барберен.

- Разве я говорю, что мальчик некрасив? Я вовсе не желаю иметь урода.

- Ах, если бы он был уродом с двумя головами или хотя бы карликом...

- Тогда бы вы не думали об отправке его в приют. Вы прекрасно знаете, что урод - это ценность, из которой можно извлечь большую выгоду. Но этот мальчик не карлик и не урод, он вполне нормален и потому ни на что не годен.

- Как ни на что? Он может работать.

- Нет, такой ребенок не годится для сельских работ. Поставьте его за плуг - и вы увидите, долго ли он протянет.

- Десять лет.

- И месяца не протянет.

- Да посмотрите на него...

- Посмотрите на него сами!

Я стоял между Барбереном и стариком, которые толкали меня друг к другу.

- Все равно, - заявил старик, - я беру его таким, каков он есть. Только, разумеется, я его у вас не покупаю, а нанимаю. И даю за него двадцать франков2 в год.

- Двадцать франков!

- Цена хорошая, плата вперед. Вы получаете всю сумму сразу и освобождаетесь от ребенка.

- Из приюта мне будут платить за него не меньше десяти франков в месяц.

- Вернее, семь или восемь, но вам еще придется его кормить.

- Он станет работать.

- А если администрация приюта не оставит мальчика у вас, а передаст его другому, тогда вы ровно ничего не получите. В то время как сейчас вам стоит только протянуть руку...

Старик пошарил в кармане, достал оттуда кожаный кошелек, вынул из него несколько серебряных монет и со звоном выбросил их на стол.

- Давайте сорок.

- Нет, та работа, которую он будет у меня выполнять, этого не стоит.

- А что он будет делать? Ноги у него крепкие, руки тоже. Но все-таки: на что он, по-вашему, годен?

Старик насмешливо посмотрел на Барберена и, попивая маленькими глотками вино из стакана, ответил:

- Он мне нужен для компании. Я становлюсь стар; по вечерам, после тяжелого дня, и во время дурной погоды у меня бывает грустное настроение. Он будет меня развлекать.

- Ну, для этого-то, уж наверное, его ноги достаточно крепки!

- Неизвестно. Он должен танцевать, прыгать, много ходить, а затем, после ходьбы, снова прыгать и танцевать. Словом, он будет артистом в труппе синьора Виталиса.

- Где же она, ваша труппа?

- Синьор Виталис - это я, как вы, вероятно, уже сами догадываетесь, а мою труппу, если вы желаете с нею познакомиться, я вам сейчас представлю.

Сказав это, он распахнул овчину и достал оттуда какого-то странного зверька.

"Что это за животное? Да и животное ли это?" Я не знал, как назвать зверька, которого видел впервые.

На нем была надета красная куртка, обшитая золотым галуном, но руки и ноги его оставались голыми. Это были не лапы, а настоящие руки и ноги, только кожа их была не телесного цвета, а черная. Черной также была и его голова величиной почти с мой кулак; личико у него было широкое и короткое, нос курносый, с большими ноздрями, губы коричневые. Но больше всего поразили меня его глаза: близко поставленные друг к другу, невероятно подвижные, блестящие, как зеркало.

- Какая противная обезьяна! - закричал Барберен. Теперь я все понял. Я никогда не видел обезьян, но, разумеется, слыхал о них. Значит, передо мной была обезьяна, а не черный ребенок.

- Вот первый артист моей труппы - синьор Душка. Душка, друг мой, приветствуй собравшееся здесь общество!

Душка приложил руку к губам и послал нам воздушный поцелуй.

- А вот и второй, - продолжал Виталис, указывая на белого пуделя. - Синьор Капи сейчас представит почтенному обществу своих друзей.

Белый пудель, который до этого момента лежал неподвижно, быстро вскочил на задние лапы, скрестил передние на груди и так низко поклонился, что почти коснулся головой пола.

Затем он повернулся к другим собакам и лапой сделал им знак приблизиться.

Те тотчас же вскочили и, протянув друг другу лапы так, как люди протягивают руку, с серьезным видом сделали шесть шагов вперед, потом три шага назад и поклонились.