Николай Огнев - Дневник Кости Рябцева

- Кто же кричал в таком случае? - спросил я.

- Это Курмышка кричал, - ввернул вдруг Октябка, появившись рядом со мной. - Он за проволоку зацепился, а подумал, что его собака схватила.

- А кого вы здесь подкарауливаете? - спросил я старика.

- Одного из ваших... воспитанников-с, - ответил старик. - Они изволили на яблоню залезть, а теперь не слезают-с. Может, когда учитель пришли, они и слезут-с.

- Кто там? Слезай! - закричал я.

- Никого там нет, Рябцев, - тихо и убежденно сказал около меня Октябка. - Сосчитай-ка.

Я выстроил ребят, сделал перекличку, и оказалось, что все налицо.

- Мои все здесь, - сказал я старику. - Так что это вам, наверное, показалось.

- Это ворона, дяденька Моисей Маркелыч, - ввернул Октябка. - Я видел: это ворона.

Старик долго и подозрительно глядел на Октябку, прислонил ружье к яблоне, потом достал коробочку, понюхал из нее табаку и сказал:

- Ворона эта - в штанах и говорит человеческим голосом. А позвольте узнать, гражданин воспитатель, на каком все-таки основании вы с вашей... командой вторгаетесь в чужой огороженный сад? Это что же, входит в программу вашего... обучения-с?

- Это была игра, - ответил я. - Ребята заигрались и не заметили проволоки. Ну, мы это сейчас поправим. Огольцы! Девчата! Крру-гом!..

- Погодите малость, ребята, - сказала вдруг Сильва; я и не заметил, что она все время стояла сзади меня. - Нет, гражданин арендатор, это была не игра. Это был совершенно другой идеологический поступок: мы большинством голосов решили, что раз вы частник, то мы имеем право экспроприировать в свою пользу у вас тридцать восемь яблок и...

- Ага, так-так-так, - обрадовался старик. - Что я и говорю: так сказать, екстренный налог? Что ж, берите, берите - ваша власть. Все в ваших руках, господа товарищи. Так бы и сказали. Пожалуйте, пожалуйте; жалко, одни осенние сорта остались... Приходили бы раньше: летние слаще-с... Только не взыщите: ежели в следующий раз пожалуете, я собачку спущу для порядка-с... Тут не одни мои доходы: тут и государственные-с а-гра-мад-ней-шие налоги-с...

- Чего ты ввязываешься, Дубинина? - с досадой сказал я. - Пойдемте, ребята. Ша-гом марш!

Старик некоторое время шел за нами и расспрашивал задних ребят: "Вы откуда, пионеры, с какой фабрики?" Но ребята сосредоточенно молчали; потом старик отстал.

Когда вышли в парк, я подошел к Сильве и сказал ей тихо:

- Вот ты и дискредитировала форпост.

Сильва вытаращила глаза.

- Да ты что... с ума сошел, что ли? Я дискредитировала форпост?.. Ты, пожалуй, скажешь, что это я послала ребят яблоки воровать?

- Этого я, конечно, не скажу. А спрошу тебя вот что: кто тебя просил разоблачать наши замыслы перед лицом классового врага?

Она замолчала. Ребята шли молча и как-то пришибленно. Внезапно Октябка отворотил блузку, вытащил из-под нее яблоко и швырнул его в кусты. Тогда и Курмышка запустил яблоком о встречную сосну. Сейчас же яблоки полетели дождем в лес и в придорожную канаву. Барабан молча отбивал дробь.

- Это все из-за тебя, - тихо сказал я Сильве.

Когда отошли еще с версту, решили посидеть и отдохнуть.

- Ну их, яблоки эти, - убежденно крикнул вдруг Октябка среди общего молчания. - Я попробовал одно: кислые, хуже лимона.

Ребята дружно и весело захохотали.

14 сентября.

Должно быть, яблочная история стала кое-кому известна, потому что меня вызывают в уком. Неужели Сильва?

Как иногда разочаровываешься в девчатах... А она - еще самая лучшая из всех.

16 сентября.

Ничего подобного; в уком вызывали по поводу инструкций форпостам. Значит, Сильва молчит.

19 сентября.

Сегодня на вопрос Велосипеда, не приготовил ли кто-нибудь из нас реферата, Черная Зоя сказала:

- Я, пожалуй, могла бы попробовать.

- Тема? - спросил Велосипед.

- Женщина в капиталистическом и социалистическом обществе.

- Валяйте, - сказал Велосипед.

Он вообще говорил отрывисто, и нужно очень следить за его словами, чтобы сразу его понимать. Мы его еще не раскусили; ясно, во всяком случае, что он не похож ни на кого из шкрабов, и меньше всего на Никпетожа. Из его частной жизни известно только то, что он недавно приехал из Ленинграда.

Зоя вычитывала по тетрадке довольно долго. Слушать было довольно-таки скучно, и я представил себе, как я буду докладывать, чтобы не вызвать в ребятах такую же скуку. Потом я заинтересовался.

В общем, ход реферата был такой:

- Прежде, в первобытные времена, женщине жилось очень скверно, потому что она находилась в эксплуатации мужчины, как более слабая. С течением времени это хотя и изменилось, но очень слабо: женщина по-прежнему прикована к горшкам, к хозяйству, к дому, к детям, и это следует изменить. Мало того, женщина стала в капиталистическом обществе товаром (проституция), что уже само по себе возвращает нас к временам рабства. Изменение может произойти только в социалистическом обществе. Вместо домашних горшков будут организованы всеобщие столовые, дети будут воспитываться в яслях, детских домах и тому подобное, так что женщина будет раскрепощена и получит возможность заниматься любой работой, в частности - общественной. - При этом Зоя привела целый ряд примеров, как женщины хотели раскрепоститься. В Дании, оказывается, была организована специально женская коммуна, и о ней говорится в сочинении Лили Браун. И сейчас Советская власть делает всякие попытки в этом направлении: организуются общественные столовые, ясли, детские дома. Пока всего этого недостаточно, но надо надеяться, что с течением времени, когда будет изжит хозяйственный кризис, этих учреждений хватит на всех.

Все это известно, и я пишу только для того, чтобы себе самому выяснить последующее.

Когда кончились прения по реферату (это только так называется прения, а на самом деле никаких прений не было, - выступали девчата и повторяли то же, что и Зоя, и п о ч т и теми же самыми словами), ну, одним словом, когда кончился урок, все бросились бежать в зал. У выхода почти всегда бывает теснота, и некоторые даже нарочно стараются устроить давку. Так вот, случайно в проходе меня притиснули рядом с Нинкой Фрадкиной и Черной Зоей. Стоял, как всегда, шум, но я все-таки собственными ушами слышал, как Нинка Фрадкина спросила Зою:

- Ты что же, веришь во все это?

- Во что?

- Ну в разные общественные столовые и что там лучше будут кормить, чем дома?

- Что я, дура, что ли? - усмехнулась Зоя и запаровозила: Фу-фу-фу-ффу, - потому что ее притиснули.

Меня сейчас же оттеснили, и в общем потоке я вылетел в зал, поэтому больше ничего не слыхал. Но этот разговорчик я слышал собственными ушами, даю голову на отсечение.

Я, конечно, ее выведу на свежую воду, но сейчас мне удивительно даже писать про это. Выходит, что она говорит и даже готова защищать (потому что рефераты полагается защищать) о д н о, а думает про себя совсем д р у г о е.

Этому название даже трудно подобрать: интеллигентщиной не назовешь, на мещанство тоже как будто не похоже.

Что же это такое?

20 сентября.

Сегодня у меня разразился крупный скандал с Марь-Иванной из первой ступени. Еще на днях - с неделю тому - я с ней поругался из-за того, что она заставляет своих ребят говорить "ступень" с ударением на "у", а не "ступень", как полагается. Она на меня тогда накричала: "Это вам не лестница, и прошу не вмешиваться в мои распоряжения". А сегодня разговор вышел гораздо серьезней, и, конечно, дело этим не кончится.

Она явилась в школу во время наших занятий, отозвала меня из лаборатории и спрашивает:

- Гражданин Рябцев, будьте добры ответить мне прямо на один вопрос. Только, пожалуйста, без виляний. Правда, что вы организовали с первоступенцами налет на яблочный сад?

- Во-первых, это был вовсе не налет, как вы выражаетесь, ответил я, а просто ребята сорвали у частника несколько яблок; а во-вторых, вы никакого права не имеете ко мне лезть. Я вам не первогруппник. Ступайте к черту!

- Ага, я так и знала, - затараторила Марь-Иванна, вся так и кипя от злости. - Вы можете это прикрывать разными невинными словечками, но налет все-таки был! Я очень, очень рада, - чрезвычайно рада! И рада я потому, что этот случай, возможно, даст школе вздохнуть свободно и освободиться от такой язвы, как вы.

- Не известно, кто из нас язва, - ответил я, теряя терпение. - И каким образом вы от меня освободитесь, это тоже мне непонятно!

- На ваши ругательства я не обращаю внимания, - вся покраснев, прошипела Марь-Иванна. - И я знаю, что ваших преподавателей вы не только не боитесь, но даже как-то умеете затемнять им головы. Но я знаю, как за вас взяться, сударь!

Тут она подбоченилась, взглянула на меня сверху вниз и стала удивительно похожа на галку. И отчеканила:

- Я обвиняю вас в п р е д н а м е р е н н о й и п л а н о м е р н о й о р г а н и з а ц и и х у л и г а н с т в а. И я знаю, к у д а на вас пожаловаться.

С этими словами она торжественно смылась. Я плюнул ей вслед, хотя у самого на душе было неспокойно: было совершенно ясно, что она имеет в виду уком. Но, с другой стороны, я успокоил себя тем, что, в сущности, я прав: во всяком случае, могу представить логическую цепь рассуждений, которая привела меня к яблочной истории.