Анатолий Левандовскнй - Максимилиан Робеспьер

«Сперва его называли патриот Робеспьер, потом — неподкупный Робеспьер, потом — доблестный Робеспьер, потом — великий Робеспьер, затем настал день, когда великого Робеспьера назвали тираном, и в этот день какой-то санкюлот, увидев его, простертого на убогом ложе в Комитете общественной безопасности, воскликнул: «И вот это ничтожество — тиран?!…»[1]

Максимилиан Робеспьер, Неподкупный, человек, имя которого все еще вызывает нескончаемые споры, противоречивые чувства, взаимоисключающие оценки, и это при том, что с момента его смерти минуло более двухсот лет, «обречен» на бессмертие.

Попасть в сонм «вечно живых» — дело не простое и, в принципе, совсем не завидное. Ведь именно те кумиры, которых более всего превозносят, подвергаются потом наибольшему поруганию. Причем и пылкие сторонники, и непримиримые противники «неведомых титанов», сами того не подозревая, оказываются одинаково беспощадны к их памяти. Если одни не допускают мысли, что и на солнце могут быть пятна, то другие, напротив, видят в своем «антигерое» сущего монстра, приписывая ему все мыслимые и немыслимые пороки и преступления. В общем, и те, и другие в угоду слепой любви или столь же слепой ненависти весьма далеко уходят от исторической правды, ибо идеальные герои и законченные злодеи — персонажи скорее мелодрамы, а не реальной жизни…

Великая французская революция конца XVIII века привычно ассоциируется у любого, хоть что-либо знающего о ней человека с тремя именами: Робеспьер, Марат и Дантон. Замечательно, что даже последовательность этих имен всегда будет одна и та же. Сперва — Робеспьер, а уже потом те двое — вечный «триптих» эпохи террора, олицетворение грозного и кровавого 93-го года. «Страшный человек из Арраса»[2], — так назвал его историк Мишле, по праву открывает этот ряд. «Тайны монтаньяров»[3], над раскрытием которых давным-давно бьются поколения историков, невозможно постичь, не разгадав загадку Неподкупного, точнее даже не одну, а множество загадок, сокрытых в глубинах судьбы этого человека. Все в жизни Робеспьера соткано из противоречий и «загадок».

Человек, в 27 лет страстно призывавший к отмене смертной казни и уже в 35 утверждавший, что ее применение является непреложной обязанностью революционного правительства[4]: трибун, на заре своей карьеры отстаивавший интересы простых тружеников, оказывавший «защиту слабым и обездоленным»[5] и под конец жизни оттолкнувший их от себя; строгий законник, не побоявшийся инициировать чудовищный декрет 22 прериаля, фактически покончивший даже с видимостью законности судопроизводства; политик, изобретший поистине жуткую формулу «деспотизм свободы», — бесспорно, сам по себе представляет некую историческую загадку.

«Роль, столь же удивительная, сколь и омерзительная, которую он сыграл в революции начиная с 10 августа до самой своей смерти, — писал о Робеспьере Бертран де Молевилль, — представляется трудноразрешимой загадкой. — … Все еще остается без ответа вопрос, как могло случиться, что человек, лишенный имени, талантов, храбрости, состояния… обладатель отвратительной внешности, ухитрился в течение шести месяцев полностью уничтожить древнейшую монархию в Европе… учредить на обломках законов, конституционных и всех прочих властей самую кровожадную и чудовищную диктатуру, когда-либо существовавшую на свете, сосредоточив в своих руках всю власть…»[6]

Пытаясь понять, почему «этот монстр» превратился в поистине всесильного диктатора, Молевилль все свое «объяснение» феномена Неподкупного свел по сути к следующему: «Робеспьер… был никем иным, как мелким провинциальным адвокатишкой эпохи старого порядка, ненавидевшим его лишь потому, что он не давал ему никаких шансов удовлетворить свое непомерное честолюбие… Его бурный, мятежный и деспотический от природы характер побуждал его всех подозревать… и стремиться обладать властью во всей ее полноте… такова была его демократия. Его крайнее тщеславие убедило его в том, что он призван сыграть весьма видную роль и таковая цель всегда представляла для него первостепенную важность»[7].

«…Жажда власти, — вторит Молевиллю мадам Тюссо, — была стимулом, побуждавшим его (Робеспьера, — А. Е.) жертвовать любыми принципами и преодолевать любое препятствие…»[8] Итак, одна из отгадок секрета головокружительной карьеры Неподкупного, если верить Молевиллю и Тюссо, достаточно проста: обуреваемый честолюбивой жаждой власти и убежденный в своей «избранности» провинциальный выскочка за считанные месяцы приобрел первенствующее положение в Конвенте и Комитетах. Помогли ему в этом такие черты характера, как подозрительность, напористость и беспринципность. Заметим, что и Молевилль — морской министр Людовика XVI эпохи Законодательного собрания и эмигрантка мадам Тюссо, некогда компаньонка принцессы Елизаветы — сестры французского короля, были, конечно, отнюдь не беспристрастны в своей характеристике Робеспьера. Они недалеко ушли от камеристки Марии Антуанетты мадам Кампан, заклеймившей Неподкупного в своих мемуарах, как «бесчестного Робеспьера»[9].

От этих характеристик, более эмоциональных, нежели позволяющих подойти к разгадке «тайны» Робеспьера, перейдем к многочисленным свидетельствам людей, находившихся в разное время по одну сторону баррикад, рядом с Неподкупным. Коллега Робеспьера по Комитету общественного спасения Бертран Барер вспоминал: «…он (Робеспьер. — А. Е.) узурпировал власть народа, управлял Конвентом с помощью страха, правительством — посредством публичных обвинений в (якобинском) клубе, городом — опираясь на террор… Он присвоил себе всю полноту власти, подчинил себе всякую волю и какое-то время являлся олицетворением Республики». «С одной стороны, честность, любовь к свободе, верность принципам, сочувствие беднякам, преданность делу народа, с другой стороны, устрашающая угрюмость, язвительная ярость в отношении врагов, отвратительная зависть к тем, кто своими талантами превосходил его… страсть во всем первенствовать, безграничная подозрительность… фанатичная приверженность к законам, которая побуждала его предпочитать их исполнение самому существованию народа. Таким я увидел его в Учредительном собрании и в Конвенте»[10].

А вот что писал в своих мемуарах о Робеспьере член Конвента, зловещий «палач Лиона». Жозеф Фуше: «Лишь один-единственный человек в Конвенте, казалось, пользовался непоколебимой популярностью: это был Робеспьер, полный гордыни и хитрости; завистливое, злобное, мстительное создание, которое никогда не могло насытиться кровью своих товарищей и которое благодаря своим способностям, постоянству… ясности ума и упрямству характера взяло верх над самыми опасными обстоятельствами. Воспользовавшись своим главенствующим положением в Комитете общественного спасения, он открыто устремился к тирании…»[11]