Антон Вильгоцкий - Кто такая Айн Рэнд?

Один из самых интересных и неожиданных поворотов в поздней судьбе Айн Рэнд произошел в 1973 году, когда на связь с ней вышла из СССР ее младшая сестра Нора, контакты с которой были потеряны давным-давно. Все эти годы Айн считала, что сестра погибла во время войны, и была очень счастлива узнать, что это не так. В том же году Нора и ее супруг, инженер Федор Дробышев, приехали в США по приглашению Рэнд. Айн полностью оплатила их дорожные расходы и проживание – а также операцию для Федора, когда у него случился внезапный сердечный приступ. Однако общение с русскими родственниками не заладилось и настоящий контакт установить с ними не удалось. Элеонора слишком сильно изменилась за прошедшие годы – и ей совершенно не понравился уклад жизни в Америке. Когда сестра и свояк уехали на родину, в душе Рэнд осталось только горькое разочарование. Она даже дала своему адвокату отдельное указание относительно того, чтобы сестра ни в коем случае не могла претендовать на ее наследство.

Еще одним знаковым моментом стало в мае 1974 ее обращение к элите Американской военной академии в Вест-Пойнте. Она приехала туда по приглашению полковника Германа Айви, который отслужил два срока в качестве пилота во Вьетнаме и был большим поклонником романа «Атлант расправил плечи». Участие США во Вьетнамской войне было официально закончено. Но только лишь год прошел с момента одиннадцатичасовой переброски американского военного персонала из Сайгона, и едкая критика военного министерства, которое всегда стояло на позициях войны, пропитала атмосферу Вест-Пойнта. Рэнд дала понять полковнику Айви, что она восхищается добровольной службой кадетов и офицеров, как примером стойкости, компетентности, скромности и чести, которые характеризуют американскую военную традицию – и это укрепило его намерение представить ее своим студентам.

Триумфальное выступление в военной академии было омрачено серьезными проблемами со здоровьем. Уже на протяжении нескольких месяцев Рэнд страдала от одышки и утомления, но теперь, в Вест-Пойнте, она поняла, что не может пройти и нескольких ярдов, чтобы не остановиться для отдыха. Вернувшись на Манхэттен, она нанесла визит Мюррею Дворецки, практикующему врачу, у которого наблюдалась с начала 60-х. Как обычно, доктор начал читать ей нотации по поводу курения. Его упрямая пациентка, вдыхая сигаретный дым сквозь длинный мундштук, сидя у него в офисе, как всегда ответила: «Назовите мне убедительную причину, почему я должна бросить курить». Сразу после этого в кабинет вошел ассистент врача и протянул ему пачку рентгеновских снимков. Дворецки как следует рассмотрел рентгенограмму груди Рэнд и, пораженный, сказал: «Вот подходящая причина». Одно из ее легких было поражено опухолью. Это был рак. Рэнд потушила свою сигарету. Доктор начал искать в своем каталоге телефоны хирургов.

Горькую весть она приняла спокойно – более спокойно, чем принимала любые изменения к худшему в картине здоровья Фрэнка. Она легла в больницу, и там ей удалили больное легкое. В соответствии с практикой того времени, после операции Рэнд оставалась в больнице еще около месяца. Несмотря на то, что ей давали много обезболивающих препаратов, она была беспокойной пациенткой. Однажды она показала на окно своей палаты, расположенной на девятом этаже больницы, и сказала пришедшей навестить ее Джоан Блюменталь: «Не забавно ли? Как это дерево может быть в девять этажей высотой?». Бросив взгляд в окно, Блюменталь увидела, что Рэнд видит там не дерево, а отражение своей стойки с капельницей, и указала ей это. Но та впала в ярость, поскольку не могла позволить себе усомниться в том, что, как ей казалось, она видела. Джоан, которая приходила к ней каждый день, рассказала об этом инциденте своему мужу, Аллану Блюменталю, а тот – передал Пейкоффу, который находился в квартире Рэнд, приглядывая за Фрэнком. Пейкофф добросовестно рассказал Айн о том, что друзей беспокоит ее поведение, после чего ее гнев продолжался еще несколько месяцев. Вернувшись домой, она позвонила Джоан и отругала ее за то, что та посмела сомневаться в ее рациональности.

Тем временем, мыслительница, утверждавшая, что героическое чувство жизни дает возможность не обращать внимания на душевные страдания, оказалась неспособна терпеть физическую боль. Обнаружив, что ей трудно двигаться, она не стала сидеть или ходить. Наблюдавшие за ней медицинские работники – как и мать когда-то – увещевали ее побольше двигаться, хотя бы шевелить пальцами ног во избежание образования тромбов – но она не шла им навстречу. Рэнд могла изменить положение тела без протеста только когда спорила с кем-нибудь – тогда она размахивала руками.

Во время восстановительного периода после операции она часто впадала в детство. Пейкофф вспоминал, как привел ее домой после больницы, и этот момент он описывал как самый веселый за всю историю его отношений с ней. «Ей было трудно ходить, – рассказывал он, – и она кое-как проковыляла в квартиру». По просьбе Рэнд он включил ее любимую старинную музыку. Приободренная веселым духом своей юности, она взяла свою маленькую трость и принялась маршировать по комнате, покачивая головой, улыбаясь нам и дирижируя музыкой. Это были очень счастливые минуты». Но все же она отказывалась совершать прогулки в окрестностях дома или делать упражнения – вплоть до тех пор, покуда врачи не предписали прогулки также и Фрэнку. Тогда они стали выходить вместе. По большей части она предпочитала оставаться в постели, смотреть телевизор и читать мистические романы. С помощью секретарши она постепенно отвечала на накопившиеся письма от поклонников и иногда раскладывала пасьянс.

Она бросила курить, но отвергла предложение Блюменталей заявить об этом решении публично – хотя, как они заметили, она прямым или косвенным образом вдохновила многих своих поклонников начать курить. Она также продолжала отрицать, что существует какое-либо окончательное, не основанное только на статистике доказательство того, что курение вызывает рак. Блюментали понимали, что единственное, на что неспособна Рэнд – это признавать свои заблуждения и ошибки. И они знали, что ей трудно полностью смириться с множеством ударов, которые обрушивала на нее судьба. Поэтому они терпеливо сносили причуды пожилой женщины.

Рэнд полностью не восстановилась после операции на легком – но к осени 1974 она уже чувствовала себя достаточно прилично, чтобы совершить поездку в Вашингтон, где состоялось еще одно знаковое событие, а именно – вступление в должность самого знаменитого из ее протеже, Алана Гринспена, в качестве руководителя Председателя совета управляющих Федеральной резервной системы США в составе администрации президента Джеральда Форда. На фотографиях, сделанных в Овальном кабинете, Рэнд выглядела гордой, но хрупкой. Три недели спустя журнал Time написал о том, что во время одной из первых официальных встреч Гринспена, где обсуждался неуклонно повышающийся уровень инфляции, президент Американской экономической ассоциации Джон Кеннет Гэлбрейт пошутил, что «единственными известными средствами от инфляции являются большевики и убежденные последователи Айн Рэнд, если, конечно, здесь есть хоть один такой», на что Гринспен немедленно отозвался: «Как минимум, один есть». Рэнд была очень польщена публичным признанием ее «Гробовщика». Она не пыталась заставить его лоббировать ее идеи на государственном уровне. «Я – философ, а не экономист, – сказала она в интервью Time. – Алан не ищет моих советов в этих делах». Они поссорились лишь однажды, после того, как Гринспен возглавил комитет, целью которого была поддержка социального обеспечения (пособие, которое Рэнд заклеймила как социалистскую меру, но, в отличие от Изабель Патерсон, приняла, поскольку внесла средства в фонд). Но, несмотря на эту ссору, остались добрыми друзьями. Алан Гринспен, лишь недавно оставивший государственную службу и, как когда-то, работающий частным консультантом, очень благодарен Айн Рэнд за то влияние, которое она оказала на его жизнь.