Вера Фигнер - После Шлиссельбурга

Каковы материальные и духовные условия жизни на каторге и как настоятельна хоть какая-нибудь поддержка, — могут показать следующие два письма, недавно полученные из Алгачей.

К этим человеческим документам, преисполненным горя, нечего прибавлять.

Мы можем только сказать, что совершенно аналогичные факты можно было бы привести относительно всех других тюрем. В августе здесь, в Париже, были получены письма из Риги от нескольких женщин, в которых говорилось, что они буквально умирают с голоду. Те, кому пришлось видеть здесь девушек, бежавших из Московской каторжной тюрьмы, единогласно утверждают, что они еле держались на ногах от слабости и истощения. В Горном Зерентуе переполнение так же сильно, как и в Алгачах: там в общих камерах политики должны были для сна разделиться на 2 смены: одни спят с 9-ти до 2-х ночи, а другие — с 2-х до 7 утра.

Первые называются петухами, а вторые пожарными.

Автор письма из Зерентуя вскользь замечает: «Сейчас я курю одну папироску вместе с товарищем», и что у них происходит иногда целая драма из-за почтовой марки, на которую предъявляют претензии многие конкуренты.

Моральные унижения и материальные лишения, которые разрушают жизнь и здоровье, — вот общее явление тюремного существования.

И если устранить первые может лишь изменение общего внутреннего положения России, то коллективными усилиями можно хоть несколько ослабить вторые.

Мы верим, что есть интересы, общие всему человечеству, и призываем всех, кто может сочувствовать человеческому горю, помочь ему в данном случае.

Горя в России везде много, но есть пункты, где этого горя свыше меры, это — русская политическая каторга. И мы просим помочь ей.

Париж. 1910 г.

За комитет В. Фигнер.

31 декабря 1909 года в Париже, под впечатлением писем, рисовавших ужасные условия жизни политических каторжан в России, несколько лиц, собравшиеся для встречи нового года, решили делать ежемесячные взносы для оказания помощи им. Благодаря этому почину, уже в конце января 1910 г. мог образоваться, как постоянное учреждение, Парижский комитет помощи каторжанам.

Некоторые черты деятельности этого комитета и денежный отчет его за первый истекший год существования мы помещаем ниже для всех, кто так или иначе помогал и сочувствует этому делу.

I. Комитет избрал для оказания помощи не административно-ссыльных, не ссыльно-поселенцев и не заключенных вообще, но лишь одну категорию их — каторжан.

Он руководствовался при этом сознанием, что эта категория есть самая обездоленная из всех и что она так многочисленна, что даже при наилучших условиях обслуживать удастся лишь небольшую часть ее.

II. В своей деятельности комитет встал на чисто гуманитарную точку зрения. Как по составу, так и по цели он непартиен. Он обращается за сочувствием и поддержкой ко всем, кто способен откликнуться на человеческое страдание, а помощь оказывает всем каторжанам без различия национальности, вероисповедания и партии, к которым они принадлежат.

III. Оказывая помощь, комитет имеет в виду не отдельное лицо, а тюрьму в целом, и, сообразно с имеющимися средствами, берет некоторое количество тюрем, где содержатся каторжане, и обеспечивает им правильную помощь определенного размера.

IV. Комитет стремится к тому, чтобы и в других городах Европы, где есть русские, образовались группы с тою же целью и на тех же основах. Такие комитеты, объединенные с Парижем, образовались весной в Брюсселе и Антверпене, а в декабре — в Женеве и Лозанне.

V. С целью воздействовать на общественное мнение, Парижский комитет выпустил 2 тысячи воззваний на французском языке и 21/2 тыс. брошюр: «Les prisons russes». С той же целью были сделаны доклады на французском языке в Брюсселе, Лютихе и Женеве.

VI. Постоянную помощь в течение истекшего года Парижский комитет оказывал 8 тюрьмам и временную — 3-м. Причем из 8 тюрем 3 переданы и состоят в настоящее время на попечении других лиц и групп. На место переданных взяты другие.

Приводя ниже список жертвователей, надо прибавить, что тюремное ведомство делает все возможное, чтоб вырвать у заключенных последний кусок, который им могут дать друзья или родственники.

Держа заключенных в состоянии хронического голода, оно, тем не менее, установило ежемесячную норму, свыше которой отдельный заключенный не может тратить из собственных денег. Эта норма колеблется от 3 р. до 4 р. 60 коп. в месяц.

Жестокость доходит до того, что заключенным, содержащимся в общих камерах, не позволяют делиться деньгами с товарищами, не позволяют переводить деньги с одного на другого. Убить самую элементарную форму альтруизма — вот единственная цель этого правила.

А между тем положение заключенных ужасно.

Статистика по политическим делам последнего пятилетия показывает, что из 37 620 чел., приговоренных судами к лишению свободы, к каторге присуждено 8 640 чел. К арестантским отделениям и к дисциплинарным батальонам (режим для которых тот же, что и для каторжан) — 5 436 чел. Итого 14 076 чел. Так как сроки некоторой части осужденных должны были уже кончиться, то цифра должна быть уменьшена, но едва ли она может быть ниже 10 тыс. чел. Вся эта армия размещена частью по тюрьмам губернских городов в Европейской России, частью сосредоточена в централах: Орловском, Владимирском, в Вологодской каторжной тюрьме, в Московской Бутырской, в Николаевских арестантских ротах Пермской губ., а затем в Сибири: в Тобольской, Александровской, Мальцевской, в Горном Зерентуе, Акатуе, Кутомаре, Кадае, Алгачах.

Все сибирские тюрьмы переполнены до крайности. Каторжане не только не имеют спокойного угла, где они могли бы сосредоточиться и чем-нибудь заняться, — многие не имеют даже койки, на которой ночью могли бы отдохнуть. В Зерентуе заключенные спят по очереди: одни до 2-х часов ночи, другие — после 2-х… В Александровской тюрьме Иркутской губ., за недостатком мест, спят на столах и под столами. В Акатуе в камере на 14 мест находится 37 заключенных! В Алгачах спят не только на нарах, но под нарами и во всех проходах, спят без подушек, без одеял, не говоря уже о простыне или матраце… В камерах так тесно, что даже едят, сидя на полу или стоя. Больные и здоровые, психически расстроенные и нормальные, — все сбиты в одну кучу… Камеры открываются на какой-нибудь час, так что в них прямо дышать нечем…

Если возможно, то еще большим злом является недостаточность пищи. Жалобы на это слышатся решительно отовсюду, будет ли это Москва, Рига, Тамбов или Воронеж, Алгачи или Зерентуй. В сибирских тюрьмах на обед дают обыкновенно один суп. В Алгачах один небольшой черпак супу и через день кашу: две столовых ложки на человека. В Зерентуе на обед — суп, на ужин — одна столовая ложка каши! В Александровской тюрьме до японской войны кроме супа на обед давали кашу. Во время войны ее отменили в пользу воинов. Но война кончилась, а каша не возвратилась. «Не понимаю, как это существуют люди, каждый день сытые», говорил один александровец. На ужин обыкновенно даются остатки обеденного супа, разведенные водой.