Ричард Дана - Два года на палубе

Хорош «аристократ» (сердился в ответ Дана), который два года прослужил палубным матросом, хорош «аристократ», который выступал в защиту рабов, хорош «аристократ», у которого, наконец, нет ни состояния, ни привилегий! Так оно и было в действительности — плавал матросом, защищал беглых невольников, не имел больших владений или состояния, а также привилегий. Привилегий не было, но претензии оставались. Как говорили о Дане злые языки, «прослужил два года матросом, а потом всю жизнь провел в закрытом клубе, предаваясь воспоминаниям в избранном кругу друзей». Это, конечно, преувеличение хотя и реальной, но парадоксальной ситуации, в которой оказались «отцы Новой Англии», а также их потомки — вдохновители войны за независимость. Они же, по существу, не хотели порывать с Англией, желая видеть свое государство устроенным по британскому образцу, где «истинным джентльменам» жилось бы удобно и хорошо. Вот почему колыбель Даны, Новая Англия, сыгравшая на заре американской революции действительно ведущую роль, со временем все больше становилась своеобразной провинцией, хотя и высокоразвитой, однако отъединенной от основной массы столь пестрого американского населения.

Круг друзей Даны был поистине исключительным. Это определялось его принадлежностью к особой среде. Кто был секретарем его отца? Сын Джона Адамса — вице-президента, а потом и президента Соединенных Штатов. Адамс-младший сам со временем стал президентом, а Дана-младший дружил с его сыном, послом. Где учился Дана? Конечно же, в Гарварде. Его соучеником был Оливер Уэнделл Холмс, врач и поэт, отец Оливера Уэнделла Холмса-младшего, будущего генерального судьи США. С кем породнился Дана? Со своим непосредственным и многолетним соседом по Кембриджу — с Лонгфелло. Дочь знаменитейшего американского поэта вышла замуж за Ричарда Генри Дану-третьего. Этот круг так и именовали браминами — «высшей кастой». Сознание кастовости им, безусловно, было свойственно, и настолько, что Дана уклонился от встречи с приехавшим из-за океана Диккенсом, ссылаясь на то, что: «Уж чересчур все хотят с ним познакомиться». Ведь брамины из Новой Англии держались особняком, хотя и участвовали в распространении идей свободы и демократии.

И было бы исторической ошибкой не воздать должное их гражданской, просветительской деятельности. Но если мы зададимся вопросом, почему же в России Дану в свое время все-таки не заметили, то одной из причин, быть может, был некоторый снобизм, иначе говоря, высокомерие, некая стерильность его великодушия. Дана числится среди основателей целой группировки, призывавшей к освоению «свободных земель». Однако сам вдохновитель в этом освоении не участвовал и фактически не представлял себе, какая то была кровавая мясорубка. Действительно, выступавший в защиту невольников Дана только пожал плечами, когда Линкольн опубликовал свою Прокламацию об освобождении рабов. Прокламация показалась ему неясной, половинчатой, и она такой и была, но все же это был политический документ громадного практического значения. А что сделал сам Дана, когда уже после одержанной победы его привлекли к расследованию дела Джефферсона Дэвиса, президента Конфедерации южных штатов? Дана посоветовал дела не поднимать, и крупнейший государственный преступник так и не был судим. Вот что всерьез имелось в виду, когда Дану-младшего, как и других новоанглийских браминов, называли «аристократами»: их идеалом была некая сословная благоустроенность, мыслимая по тем временам и нравам разве что для людей, имевших возможность собираться каждую субботу в одном из «лучших домов Бостона» (или соседнего с ним Кембриджа, штат Массачусетс).

Если у Даны не сложилась яркая политическая жизнь, то ему удались сравнительно краткий жизненный эксперимент и книга, ему посвященная. Это стало возможным потому, что в его произведении удачно отражены наиболее привлекательные черты его натуры, незаурядной, отзывчивой, хорошо культивированной.

Обстоятельства были таковы. На втором году обучения в Гарварде у Даны резко ухудшилось зрение. В некоторых источниках указывается, что у него, кроме того, начались нелады с университетским начальством, но главное — заболевание глаз, возможно, так называемый «весенний катар», болезнь возрастная и характерная для юношей. А возможно, это было осложнение после кори. Как бы там ни было, учение следовало прервать на длительный срок и заняться здоровьем. А средств на лечение в Европе у семьи тогда не было. Оставалось два «домашних» варианта — либо слоняться без дела в Кембридже, либо плыть пассажиром вдоль американских берегов. Но плыть пассажиром — то же бездействие, особенно если нельзя много читать, — так рассудил Дана. И он решил стать матросом. Конечно, на время. Вообще все это было устроено именно в порядке опыта и оговорено Даной-старшим со знакомыми капитанами. Но при любых благоприятных условиях это был смелый замысел, подлинное приключение, авантюра в исходном значении этого слова, означающего смелое предприятие.

Североамериканский континент в ту пору еще оставался неосвоенным, наполовину неведомым для самих американцев. Восточное побережье и часть Среднего Запада — все, что к тому времени, когда на палубу торгового судна ступил Дана, составляло территорию Соединенных Штатов. Большая часть Юга, в том числе Техас, еще принадлежала Мексике. Пройти через континент в западном направлении могла только военная экспедиция. В Калифорнии, куда в конце концов прибыл Дана, государственные границы вообще не были отчетливо определены, над этой территорией осуществляли контроль различные и весьма многочисленные миссии, которые когда-то были религиозными, а впоследствии стали военными и торговыми, — миссии английские, испанские и, пожалуй, в последнюю очередь американские. Таким образом, юный новоанглийский брамин отправлялся в плавание с чувством первооткрывателя. И уж, конечно, то, о чем он впоследствии рассказал, для большинства его читателей было привлекательно своей познавательной новизной.

Ко всему прочему следует добавить, что и Панамского канала тогда не существовало, поэтому Дана, как заправский мореплаватель, обогнул Южноамериканский континент, пройдя вокруг знаменитого мыса Горн, причем дважды — туда и обратно.

Цель, ради которой Дана отправился в море, была им достигнута — он вылечился. Затем окончил Гарвардский университет, стал юристом, и вот тогда, в ожидании судебных дел, которые он должен вести, он и написал свою путевую книгу. Надо сказать, что рекламу он себе создал весьма эффективную. Когда книга обрела успех, недостатка в клиентуре он не испытывал. Однако не следует думать, будто клиентов привлекала просто литературная слава Даны. Нет, по книге было видно, что автор человек основательный, правдивый, он же не вымыслами какими-нибудь читателей потчует, а дело говорит, рассказывает все, как было в действительности, сопровождая свое повествование разумными и в то же время ненавязчивыми суждениями.