Жан Батист Баронян - Артюр Рембо

При встрече учитель и ученик избегали касаться неприятных тем. Хотя Рембо выглядел несколько виноватым, он был рад снова увидеть своего наставника. Он был счастлив оттого, что может пойти к нему в гости в приятный трёхэтажный дом на улице Аббе-де-Пре да ещё познакомиться с Полем Демени, которому уже посчастливилось быть изданным и в Дуэ, где он родился и пользовался завидной репутацией.

Артюр рассказал им, что в Париже ничего не видел кроме нескольких мелькнувших фигур, замеченных сквозь решётку арестантской кареты и узкое окно камеры. Он даже не имел возможности приветствовать 4 сентября провозглашение Третьей республики! Но, к счастью, добавил он, у него была возможность записать кое-какие тексты на клочках бумаги, которые он тут же извлёк из кармана. Он признался, что из восьми четверостиший стихотворения, названного им «Роман», первые два могут считаться чем-то вроде авторской исповеди:

После этого Рембо, Изамбар и Демени в течение нескольких дней мирно беседовали о поэзии — так, будто вокруг ничего особенного не происходило, будто французская армия после капитуляции под Седаном не обратилась в бегство, а Париж не был осаждён пруссаками. Артюр нередко часами оставался в комнате, которую предоставили в его распоряжение, и занимался там либо чтением (в частности, «Опытов» Монтеня), либо записывал или правил свои стихотворения.

Это продолжалось до тех пор, пока Изамбар не спохватился, что Артюру всего шестнадцать лет и он всё ещё, невзирая на Франко-прусскую войну, по закону находится под опекой своей матери.

Обменявшись с ней несколькими осторожными письмами, Изамбар к концу месяца решил лично доставить своего протеже в Шарлевиль через территорию Бельгии.

На перроне вокзала госпожа Рембо встречала их одна. Она была бледна, под глазами пролегли глубокие складки. Когда она увидела сына выходящим из вагона, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать своих чувств. Она смерила взглядом Изамбара с головы до ног и вновь обвинила его в том, что он испортил её несчастного мальчика, подбил его к бегству из дома. Затем «с очень кислым видом»{18} повернулась к Артюру и, влепив ему пощёчину, пообещала обращаться с ним так и впредь, а также ужесточить режим, если у него когда-нибудь появится дурацкое желание повторить свою затею…

Но не прошло и десяти дней, как Артюр именно так и поступил, тем самым бросив матери дерзкий вызов.

В этот раз, прежде чем улизнуть, он заблаговременно продал в магазин Проспера Летелье некоторые из своих книг, и у него появились деньги на дорогу. Он купил билет в город Фюме, к северу от Шарлевиля, на берегу Мааса, где навестил одного из своих бывших товарищей по коллежу, как и он, начинающего поэта Леона Бийюара, у которого поужинал и переночевал.

На следующий день, взяв в дорогу кое-какую еду, он продолжил пешком свою авантюрную экспедицию, шагая по дорогам и тропам Арденн. Так он дошёл до Вирё, оттуда отправился в Обрив, а к вечеру достиг Живе, где сразу же пошёл к казарме Гран Картье, над которой возвышается величавая цитадель Шарлемон. Приятель Бийюар сказал ему, что там служит один из его двоюродных братьев, сержант мобильной гвардии, который, возможно, устроит ему ночлег. Хотя этого сержанта на месте не оказалось, ночь Артюр провёл в казарме. На другой день он пересёк бельгийскую границу и сел на поезд в направлении Шарлеруа.

По пути, в вагоне Рембо сочинил изящное стихотворение, которое назвал «Зимней грёзой»:

В Шарлеруа он ехал не по случайному капризу, а потому что отец другого его товарища по лицею, Жюля Дезессара, был владельцем еженедельной газеты «Журналь де Шарлеруа», самого влиятельного в городе периодического издания. Артюр мечтал стать его сотрудником, больше того — журналистом.

Жюль Дезессар, хотя и был немало удивлён приездом Рембо, представил его своему отцу Ксавье Дезессару, французу, эмигрировавшему в Бельгию ещё в 1827 году, человеку крайне самоуверенному и державшемуся ретроградных понятий, но «не лишённому сердечности»{20}.

Во время одного из обедов, на котором присутствовали все трое, Артюр поначалу оживлённо говорил о литературе, а потом почти без всякого перехода пустился в гневные и оскорбительные обличения французских политиков, которых называл грубыми мужланами, хвастунами, насекомыми! Это сильно не понравилось Ксавье Дезессару. Артюр, не подозревая об этом, на другой день побежал представляться в редакцию газеты, располагавшуюся в доме номер 20 по улице Коллеж, рядом с Таверной Кольца, где в промежутке между двумя выпусками газеты собирались журналисты. В редакции ему сказали, что в новых сотрудниках не нуждаются, и вежливо распрощались.

Эта неудача сбила Артюра с толку. Весь день и часть ночи он бродил по городу, а потом проспал несколько часов под открытым небом на крутом берегу Самбры. Рано утром он зашёл в кабаре, которое в Шарлеруа трудно не заметить, — в «Зелёное кабаре», называемое также «Зелёным домом», что на Вокзальной площади. Назвали его так потому, что фасад здания, как и его интерьеры, мебель, стены, был зелёного цвета.

А что если ему попытать счастья в Брюсселе?