Андрей Балдин - Протяжение точки

69

69 Упрек скорее всего незаслуженный: Годунов был один из самых образованных русских государей, тем более, что вышел он из «премьеров» и по надобности реального управления страной был обязан различать на ее карте Сибирь и Волгу. И все же Пушкин награждает его географической слепотой — как человека старшего поколения. Страну как с облаков впервые различил Грозный; географический переворот в его сознании произошел в момент взятия Казани. Тогда, как на шарнире — шарниром и была Казань — повернулся вектор русской миссии. До того Московия шла на север, перешагивая Волгу в верхнем ее течении, после этого она двинулась через Волгу на восток и скоро приросла Сибирью. Тогда прозрел на карте русский царь (различил даже Англию). «Слепота» Годунова после этого представляется анахронизмом.

70 Эту способность большего видения, причем не данного от природы, но в определенный момент приобретенного, Пушкин отличал в себе постоянно. Вернувшись в столицы из ссылки, где он сумел «прозреть», он всякую минуту ощущал это свое отличие от окружающих. Об этом свидетельствует история о том, как он впервые увидел живопись Брюллова, в которой пространственный прием был применен так, как никогда до того в России не применялся. В картинах Брюллова открылся живой воздух, без условностей и искажения перспективы. — «Наконец-то, — говорил Пушкин, глядя на его «Итальянское утро», — у нас в России начали так писать картины. Я так же начал писать стихи…» — и проч.

71 Эти сентябрьские записки Пушкин сжег в декабре, после получения известия о поражении восстания декабристов. Теперь трудно понять, в какой степени эти записи пересекались с «воспоминаниями» о царе Борисе и беде московского царства в 7333 году.

72 Есть точка зрения, что на Покров «Годунов» был закончен и спрятан до времени, точно мешок с зерном в амбар. Спустя месяц Александр к нему вернулся, чтобы прочитать комедию свежим взглядом. Тогда и состоялись аплодисменты самому себе, крики Молодец, Пушкин! и проч.

73 Знаменитое народ безмолвствует появилось много позже, в 30-е годы, при подготовке пьесы к печати. Эта перемена концовки имела свою логику, политическую и поэтическую. В первоначальном варианте 1825 года «Годунов» заканчивался приветственными криками народа во славу новому царю — во славу самозванцу.

74 Его «электрон» описывал вокруг Москвы все более широкие круги. Эрзерум (первый и единственный выход Пушкина за пределы Российской империи), Оренбург, куда он устремился за Пугачевым, «История Петра», которая хотя бы теоретически нарисовала перед ними расширяющийся горизонт. Движение за Петром наиболее показательно: принимая его стратегическое задание, Пушкин искал возможности роста русской мысли за пределы того круга, который он в 1825 году столь успешно очертил, замкнул на московский манер. Последние его опыты совершались в Петербурге, в январе 1837 года, за день до дуэли с Дантесом. Он разбирал записки о Камчатке академика Крашенинникова; водил пальцем по карте, повторяя насыщенные иным пространством новые слова: Чикажу, Тигиль и Кыкша.

75 См. эссе «О нахождении Арзамаса», рассуждение о несчастиях отца Лобачевского, московского землемера, имевших место на юге Нижегородской области во время его работы в екатерининской комиссии, рассматривающей следствия пугачевского бунта.

76 В тексте, который в 1815 году послужил поводом к созданию «Старого Арзамаса» — «Видении в какой-то ограде» Дмитрия Блудова — есть пассаж, который также можно отнести к ряду скрытых источников пушкинского «Пророка». Герою «Видения», тучному и косноязычному персонажу, под которым подразумевается драматург Шаховской, является старец (адмирал Шишков) и сообщает откровение, излагающее в перевернутом виде принципы «Беседы любителей русского слова». Заканчивается «Видение» следующими словами: И престал вещать старец, и вложил он мне в сердце главу змии малой, и наполнился я духа старчого… И тут узнаваем «Пророк» — потому узнаваем, что сама ситуация встречи с вещим старцем, ангелом, серафимом, ближним или дальним подобием (посланцем) бога вполне универсальна. Вероятно, Блудов цитировал Исайю; для него это была вспомогательная подсказка. Также и для Пушкина это были наводящие сюжеты; разумеется, он помнил о начале «Арзамаса», помнил и «сакральный» текст Блудова. Но, в отличие от смеющегося Блудова, от пародийного начала «Арзамаса», Пушкин теперь предельно серьезен. Не карнавальное, но истинное пророчество он излагает в своем стихотворении. Им окончательно исчерпывается «Арзамас»: «Пророк» заканчивает эпоху поиска нового слова: он и есть это слово. Насмешки отменены; будущее открылось носителю нового слова со всей возможной полнотой.

77 Весной 1826 года, когда Карамзин тяжело заболел, Николай снаряжал фрегат для отправки его в Италию на лечение. Карамзин отказался. Он знал, что путешествие в Европу его не спасет, когда Россия на его глазах ощутимо двинулась от Европы. Его время уходило безвозвратно; как историк, Карамзин понимал это лучше других.

78 12 октября 1826 года Пушкин читал «Бориса Годунова» в доме Д. В. Веневитинова в Кривоколенном переулке, о чем свидетельствует мемориальная доска (дом запылен изрядно). Памятник первому чтению: это по-московски.

79 Так же и в реальной географии: остров Сахалин представляет собой зыбкий край суши, относительно недавно отделенный от материка неглубоким Татарским проливом.