Уинфред Шарлау - Кредит на революцию. План Парвуса

Русские, несмотря на не слишком корректное отношение к ним Гельфанда, относились к нему с уважением… В Лондоне, хотя Гельфанд не мог выступать на пленарных заседаниях, он председательствовал на совещаниях русской делегации – великодушный жест со стороны светил русского движения Плеханова и Веры Засулич.

По возвращении из Лондона в Германию Гельфанд до лета 1898 года занимался полемикой с Бернштейном. Затем его выслали из Саксонии, и он переехал в Мюнхен. У него вновь возник интерес к России, и он постепенно сблизился с русскими товарищами.

Внимание Гельфанда привлекали события, происходившие в стране, где он родился. Для России век заканчивался на тревожной ноте. В первые месяцы 1899 года серия забастовок подорвала деятельность молодых отраслей промышленности Российской империи. Русские социалисты, вероятно, почувствовали бы прилив новых сил, если бы узнали содержание рапорта начальника полиции Москвы. В нем говорилось, что социалисты чрезвычайно опасны и их действия наносят ущерб государству, поскольку они создают школы для политического образования рабочего класса. Социалисты, говорилось далее, укрепляют веру масс в свои силы, обучают массы практическим методам борьбы, выделяют особо одаренных, инициативных рабочих. Они убеждают простых рабочих в преимуществе, которое дают объединение и совместные действия. Одновременно доступным языком они объясняют рабочим идеи социализма, которые раньше казались массам праздными мечтами. У рабочих рождается понимание общности интересов трудящихся во всем мире. Существующая ситуация и активная деятельность революционных агитаторов вызывает серьезные опасения, поэтому власти должны объединить усилия в борьбе с этим злом[70].

Волна беспорядков прокатилась по российским университетам. В феврале в Санкт-Петербурге произошли столкновения с полицией. Митинги протеста прошли во многих университетах страны. Университеты закрыли, и была создана правительственная комиссия. В марте, пока члены комиссии обсуждали университетские реформы, студентов исключили из университетов. Если студент хотел восстановиться в университете, то должен был подать прошение и подписаться под обязательством беспрекословно подчиняться университетским правилам.

Беспорядки в рабочей и студенческой среде проходили на фоне голода, более страшного, чем бывший в 1892 году, о котором Гельфанд писал в берлинской газете Vorwarts. Царское правительство отдавало себе отчет в серьезности ситуации, сложившейся в сельской местности. В бюджете, опубликованном в начале года, были предусмотрены 35 миллионов рублей для помощи голодающим. Но ни правительство, ни Красный Крест не могли спасти голодающее крестьянство. Беспорядки 1899 года послужили причиной возвращения части живших в изгнании революционеров в Россию. Вера Засулич, незадолго до Гельфанда, незаконно пересекла границу Российской империи.

В начале мая 1899 года Гельфанд с австро-венгерским паспортом на имя Августа Пена, чеха, выехал из Мюнхена в Россию. Вместе с ним поехал его друг Леман, социалист, доктор медицины. Леман был старше Гельфанда; он же оплатил и основную часть расходов, связанных с поездкой в Россию. Леман, сын состоятельных родителей, вступил в социалистическую партию в начале восьмидесятых годов XIX века и медицину стал изучать уже в зрелом возрасте.

Гельфанд изрядно волновался, отправляясь в Россию. Когда поезд подошел к русской границе, он испытал «неуверенность и любопытство»[71], понимая, что его путешествие может закончиться в Сибири.

«Поезд остановился. Мы в двери вагона – и, словно вросшая в землю, перед нами стояла совершенно неподвижная, крепкая фигура в серой военной шинели, русский жандарм – первое, что мы увидели в России. Он протянул руку и произнес одно слово: «Паспорт»[72].

Отдав паспорта, Гельфанд и Леман вышли из поезда и, влившись в общий поток, проследовали в большой, плохо освещенный таможенный ангар. За длинной, в форме полумесяца, стойкой находились таможенники. За ними в глубине стоял стол начальника с ярко горящей лампой. Таможенники внимательно изучали паспорта пассажиров и литературу, которую те с собой везли. Они выборочно сверяли документы пассажиров с «черным списком», в который были занесены фамилии «нежелательных», с точки зрения российских властей, «элементов». у Гельфанда были все основания для волнения. Он путешествовал по поддельному австро-венгерскому паспорту и был внесен в полицейские списки. Однако все прошло гладко, и ему позволили въехать в страну после двенадцатилетнего отсутствия.

Спустя несколько часов поезд, через Ковно и Псков, продолжил путь к Петербургу. Проснувшись утром, путешественники поняли, что находятся уже на полпути к столице. За ночь их одежда покрылась тонким слоем пыли, и, отряхнувшись, два друга стали смотреть в окно. Поезд шел по открытой, унылой и безлюдной местности. Казалось, что пыль заняла то место, где должны были бы жить люди; расстилавшиеся безлюдные просторы не имели ничего общего с песчаными равнинами Восточной Пруссии. Путешественники развлекались тем, что, заметив за окном человеческую фигуру, смотрели на часы, чтобы узнать, через какое время появится следующий человек. Только один объект вызвал интерес путешественников за всю утомительную поездку: мрачные очертания Гатчинского дворца[73], где Александр III провел большую часть своего царствования; здесь ему не грозила опасность со стороны террористов.

Друзья провели в Петербурге несколько дней. До этого ни тот ни другой никогда не были в столице, поэтому теперь вели себя как обычные туристы. Гуляли по городу, восхищаясь архитектурными шедеврами, и не устали удивляться, как белые ночи влияют на жизнь города. Казалось, что нет никакого различия между днем и ночью; после полуночи на улицах было столь же оживленно, как днем. Гельфанд с Леманом посетили Петропавловскую крепость, тюрьма которой считалась одной из самых страшных в России, из которой еще никому не удалось бежать[74].

Спустя несколько лет Гельфанд смог лично испытать ужасы этой тюрьмы. Из Санкт-Петербурга друзья перебрались в Москву, более «русский» (по Парвусу, более «азиатский»), чем Петербург, город. Путешественников поразило обилие красочных вывесок, сделанных специально для неграмотных. У Лемана был цейссовский фотоаппарат последней модели. С фотоаппаратом что-то случилось, какая-то незначительная поломка, и большую часть времени, проведенного в Москве, доктор потратил на починку фотоаппарата.

Из Москвы путешественники направились в Нижний Новгород, затем на Волгу в Казань, оттуда на Каму, а далее по реке до маленькой пристани Мурсиха, самой восточной точки их путешествия. После недолгой остановки они поехали в южном направлении, от Оренбурга до Самары, оттуда опять на Волгу в Симбирск, и через Москву и Варшаву возвратились в Германию. За время поездки, занявшей несколько месяцев, они покрыли расстояние порядка 8 тыс. км. Основной целью путешествия было детальное изучение причин голода в России.

По возвращении в Мюнхен Гельфанд и Леман оставшиеся месяцы 1899 года посвятили написанию книги. Во время путешествия Леман вел дневник, в который записывал не только впечатления от поездки, от посещения Санкт-Петербурга и Москвы, но и то, что касалось его чисто профессиональных интересов – медицины. Большую часть книги написал Гельфанд, и он же отредактировал их совместный труд. В начале следующего года они отправили отредактированную рукопись вместе со множеством фотографий, сделанных Леманом, в Штутгарт своему издателю Дицу.

Хотя эта книга по-прежнему остается ценным историческим источником, в ней начисто отсутствует чувство сострадания к людям. Совершенно ясно, что писалась она исключительно с пропагандистской целью. Действительно, выдержки из книги позднее использовались во Франции во время кампании социалистов против выдачи Францией кредитов царскому правительству. В предисловии авторы объяснили, какую цель преследует их книга:

«Всемирная выставка в Париже, а до того в Чикаго, дала русскому правительству прекрасную возможность для саморекламы. За счет искусного оформления оно нарисовало перед посетителями картину богатства и изобилия. Не старое ли это искусство создания потемкинских деревень? Мы уже давно знаем, что Россия – земля, богатая природными ресурсами. Но что нас всегда поражало, так это то, как мало она использует эти ресурсы, как бедна она, несмотря на все ее богатства. Изменилось ли что-нибудь теперь? Эта книга показывает оборотную сторону медали: официальная царская Россия представляет Россию изобильной, наша книга представляет Россию голодающей»[75].

В книге есть несколько занятных моментов и явных упущений. Кроме двух воспоминаний – одно о пожаре в Березине (воспоминание о детстве), а второе о столкновении с таможенниками после первой поездки в Швейцарию в 1886 году, – в книге нет ничего о самом Гельфанде. Он даже не упоминает о том, что путешествовал по поддельному паспорту, который объясняет состояние нервозности, о котором он пишет, при пересечении границы. Он ничего не пишет и о том, что по меньшей мере один из его родителей в то время жил в России, и маловероятно, что он сделал крюк, чтобы навестить их. Нет упоминаний и о том, что Гельфанд пытался войти в контакт с лидерами социалистического движения России, только туманный намек на посещение «знакомых» в пригороде Москвы[76]; на самом деле Гельфанд и Леман встречались с Потресовым, с которым обсуждали планы издания русской социалистической газеты за границей.