Наталья Думова - Имени Бахрушина

— Лишение прав является опорочиванием не только лично меня, но и учреждения, носящего мое имя».

Документ второй — выписка из протокола заседания Замоскворецкой избирательной комиссии от 30 января 1929 года:

«Слушали: заявление гр–на Бахрушина А. А. с просьбой о восстановлении в избирательных правах.

Постановили: лишить».

Представителям «бывших эксплуататорских классов» было отказано в праве принимать участие в общественной жизни страны, даже если они, подобно Бахрушину, с энтузиазмом работали и приносили реальную пользу. Думаешь о том времени и на память приходят строки Бориса Пастернака:

«…А я стал прихварывать, — писал Алексей Александрович весной 1929 года в Париж Плещееву. — Вот уже скоро два месяца, как я заболел гриппом, после которого никак не могу отделаться от общей слабости и какой–то апатии ко всему происходящему кругом меня». Но он продолжал работать — в том же письме сообщал, что вчера закрыл выставку Грибоедова, которую посетило около трех тысяч человек, и проследил, чтобы в его присутствии ее разобрали и разослали чужие экспонаты по принадлежности.

«Никуда не выезжаю, — сообщал он Плещееву в следующем письме, — и почти вовсе не выхожу из кабинета и спальни, делю время между письмен-

13. «Знамя» № 3.

лым столом, когда в силах что–либо делать, и кроватью. Дохожу даже до того, что это стало действовать на мою психику… На днях собираюсь ехать в деревню, где сын имеет в избе для меня комнатку, быть может, перемена воздуха и временное отрешение от дел музея мне помогут».

Имение Бахрушиных национализировали, и Юрий Алексеевич снимал избу поблизости, в Апрелевке. Деревня не помогла, состояние Алексея Александровича становилось все хуже. «Когда нет болей, — писал он сыну за два дня до смерти, — я лежу в постели вполне здоровым человеком, но стоит мне приподняться, не говоря уже дойти до конца комнаты, я — живой труп».

Как вспоминал Луначарский, Бахрушин «с обычной своей скрупулезностью, уже в бреду пользовался моментами прояснения мысли, чтобы давать распоряжения, касающиеся блага музея». 7 июня его не стало.

Хоронили Бахрушина торжественно. В состав общественного комитета по организации похорон и увековечению памяти покойного вошли виднейшие представители советского театрального искусства: Берсенев, Блюменталь — Тамарина, Гельцер, Игумнов, Ипполитов — Иванов, Качалов, Книппер — Чехова, Мейерхольд, Москвин, Нежданова, Немирович — Данченко, Собинов, Таиров, Яблочкина, а так- же государственные, партийные деятели — Енукидзе, Луначарский, Лядов, Сви- дерский, Семашко.

Над гробом у раскрытой могилы на Новодевичьем кладбище было сказано много высоких слов о значении личности покоййого, о его вкладе в отечественную культуру. Так бывает часто: человеку нужно умереть, чтобы вспомнили о его заслугах и клялись их не забыть. А когда он был жив, никто не позаботился оградить его от горестей и несправедливых обид.

С Театральным музеем после кончины его пожизненного директора случалось всякое. Так, в 1937 году было Принято постановление о закрытии музея. Вдова Бахрушина Вера Васильевна написала Сталину. Копия ее письма сохранилась в архиве: «9 ноября с. г. Комиссией Советского Контроля было вынесено решение свернуть музей в кратчайший срок и перевести в подвальные помещения Политехнического музея. И то и другое грозит тяжелыми последствиями для всех ценнейших коллекций музея… Ни показывать посетителям, ни продолжать научную работу будет невозможно».

Помогло ли это письмо или что другое, но музей был оставлен на Лужниковской. За долгие годы от окружавшего его сада ничего не осталось, уже после войны у музея отобрали соседние бахрушинские дома, в 60‑х годах намеревались снести и главное здание — сказочный московский теремок, и только энергичное вмешательство театральной общественности помешало этому. А в 1984 году при сносе дома, стоявшего впритык к музею. чуть–чуть не завалилось и бахрушинское фондохранилище — его лишили опорной стены.

Но рассказ о Бахрушине не хочется заканчивать на пессимистической ноте. Да для этого, в общем, и Нет резона. Его Жизнь была наполнена большим общественным смыслом. Как писал Луначарский, он «великолепно послужил бессмертию театра, театр обязан ему благодарностью и обязан хранить о нем дорогую память». Созданный Бахрушиным Театральный музей, которому в 1994 году исполнится сто лет, несмотря на все сложности, постоянно пополняется, ведет огромную исследовательскую и просветительскую работу, часто (по бахрушинской традиции) организует прекрасные выставки.

И музей, и бывшая Лужниковская улица названы именем Бахрушина — в знак уважения и благодарности семье, обычаем которой было делать добро. Вернется ли когда–нибудь в нашу жизнь этот почти уже позабытый обычай?