Частная коллекция - Алексей Константинович Симонов

– А зачем ты это оставил в картине?

– Потому что мне было интересно, что он по этому поводу думает.

– Ты всех обидел, а меня в первую очередь.

И три года он со мной больше не разговаривал. Ни под каким видом. Ни за что.

Все дело в том, что в Василии Павловиче очень интересно различать юмор и иронию. Он был человек с огромным чувством иронии, на все смотрел чуть вприщур и мог это показать, в том числе и собеседнику, и залу, и этого нисколько не стеснялся. А вот сказать, что он обладал чувством юмора, то есть заразительным смехом – нет, это было передано музыке. Заражала музыка, а не он сам своим поведением. И вот своеобразное качество и отличало, по-моему, Соловьева-Седого от очень многих, оно и позволило ему сочинить такое количество песен, которые вся страна пела много лет. И уже давным-давно никто не помнит, какие песни написал Соловьев-Седой, но когда ты начинаешь вспоминать старые песни, вдруг выясняется, что большую часть ты знаешь потому, что в них замечательная мелодия, и эту мелодию сочинил Василий Павлович…

Мы вставили в этот фильм несколько его песен. И тут я столкнулся в первый раз с песнями на экране и понял, что классический советский репертуар могут петь только драматические артисты. Оперные и эстрадные профессионалы, так сказать, «Песняры», поют написанные музыку и слова. А песню они не поют. Они не являются мостом между нынешним днем и временем, когда были написаны песни. Поэтому у меня пели драматические артисты. Они вживаются в музыку, которую поют. И потому первый раз «На солнечной поляночке» спел Валерий Золотухин. Потом он пел ее десятки раз. «Горит свечи огарочек» исполнил мой лучший друг Владимир Петрович Заманский. Он воевал последние полтора года. Он знал, о чем поет. Он пел негромко. Это негромкая песня. И совсем замечательно спел Валентин Никулин. Он пел «Услышь меня, хорошая…» Я получал колоссальное удовольствие от того, что работал с ними в этом фильме.

Василий Павлович был человек весьма и весьма исполненный самоуважения. Когда мы заканчивали картину, я обратился к Василию Павловичу с просьбой.

– Мы наснимали довольно много, шесть частей – полный метраж. Если будет принято, как в плане – пять частей, то намного меньше денег получит вся группа. А не можете ли Вы позвонить нашему начальству, чтобы фильм приняли как полнометражный? Вы – народный артист СССР. К Вам прислушаются…

– Не понял, зачем мне надо звонить. Сколько в плане, столько и делайте… Пять или шесть частей? А я тут причем? Ладно. Я запомнил. А тут юбилей Василия Павловича…

По случаю юбилея вторично показали фильм по телевидению. Все смотрели. Все умилялись. Василий Павлович позвонил мне, поблагодарил и сказал, что хотел бы иметь копию фильма. Я – человек не злой, но тогда я был очень обижен.

Я сказал: «Василий Павлович, а я тут причем? Хотите получить, получите ради бога! Это не дело группы. Группы, с которой Вы работали, давно нет. Она снимает другую картину».

А он между тем рассказал мне замечательную байку. К 70-летию, наконец, он стал Героем Социалистического Труда.

– Знаешь, как у меня теперь концерты начинаются? Выходит конферансье и объявляет: «Выступает народный артист Советского Союза, народный артист Кабардино-Балкарии, лауреат Государственной премии Чечено-Ингушетии, секретарь Союза композиторов СССР, секретарь Союза композиторов Санкт-Петербурга, лауреат Ленинской премии, лауреат четырех государственных премий, Герой Социалистического Труда. Василий Павлович Соловьев-Седой. АНТРАКТ!!!»

Я, конечно, должен был ему за этот подарок, но сволочизм меня сдержал. До сих пор стыдно, что я не помог ему получить копию.

Я уже уехал из Москвы в Петербург, где должен был снимать свой первый игровой фильм «Обыкновенная Арктика». А тем временем картина о Соловьеве-Седом была представлена на Тбилисском фестивале музыкальных фильмов. И ей была присуждена первая премия! Осталось заманить собственного отца, чтобы он посмотрел фильм. Он неприязненно отнесся к моему переходу на режиссерскую работу… Настолько неприязненно, что даже написал мне письмо, которое я получил в 1968 году, когда ушел из издательства художественной литературы и поступил на высшие режиссерские курсы.

– До меня дошли слухи, что ты решил переменить свою участь. Ты не хочешь быть вторым Симоновым. Никакого значения это не имеет. У тебя есть способности к литературе. Занимайся переводами, редактурой. Есть время выбрать.

Я мучительно и настойчиво показывал ему первые опыты пера. Они его не убеждали. Только в 1975 году после «Обыкновенной Арктики», первой нашей с отцом совместной работы, он признал меня режиссером. Уговорить его посмотреть фильм про Соловьева-Седого мне не удалось. По-моему, он его так и не посмотрел.

После этой картины у меня возникло ощущение, что я адекватен герою. Я его не боюсь, он меня не угнетает. Я чувствую себя свободным и равным, и это ощущение дала мне работа с Василием Павловичем Соловьевым-Седым.

2018

Вам когда-нибудь приходилось видеть режиссерский сценарий? В одной графе этого сценария имеются обозначения: «ОБЩ» «СР» и «КР», которые означают степень приближенности камеры к наблюдаемому объекту. «ОБЩ» – или общий план – вмещает в себя весь мир, видимый камерой. «СР» обозначает средний план – это изображение героя или героев, где рамкой кадра обрезана какая-нибудь часть тела (чаще всего ноги). И, наконец, «КР» – или крупный план – лицо героя, то есть возможность пристально взглянуть на проистекающую в нем жизнь человеческого духа, если таковой имеется, или просто портрет головы, если человеческий дух в этой голове не ночевал.

Кинорежиссеры воспринимают окружающий мир через эти «ОБЩ», «СР» или «КР». И я, увы, не исключение.

Поэтому о клоунах: есть клоуны общего плана – вписанные в цветной, переливающийся мир циркового манежа, они составляют яркую и неотъемлемую его часть. Они прыгают, как акробаты, дуют в трубу, как музыкальные эксцентрики, или подбрасывают шляпу, трость и сигару, как настоящие жонглеры. Но стоит вам мысленно приблизиться до среднего, как становится очевидно, что смешное в них – это просто особая ироническая пластика, костюмы, набор милых, но из века в век повторяемых трюков. Таких клоунов вы назавтра не вспомните. Они – всего лишь необходимая часть общего впечатления от цирка.

Есть клоуны среднего плана. Это короли манежа, премьеры, сами себя мгновенно выделяющие из радужной ткани циркового представления. Их маска индивидуальна, их костюм не подойдет никому другому, их способ смешить присущ только им, и потому их связь со зрителями – это всегда