Фаина Раневская - Я – Фаина Раневская

Она шла к Ахматовой, он – к Зощенко. Поддержка опальных друзей сблизила их и помогла взглянуть друг на друга по-новому. С того дня и до самой смерти они были хорошими друзьями. Утесов любил бывать на спектаклях Раневской, а уж на спектакль «Шторм» Билль-Белоцерковского, где Раневская играла одесскую спекулянтку, ходил во все свободные от собственных выступлений вечера. «Странно, Фаина Георгиевна, – писал он в одной из записок к ней, – что Вы не родились в Одессе. Таких талантливых спекулянток не было даже на одесских толкучках. Если спектакль „Шторм“ повезут в Одессу, я „зайцем“ поеду с вашим театром. Предрекаю Вам успех у одесской публики».

И самые известные из них – «Записки об Анне Ахматовой» Лидии Корнеевны Чуковской.

Чуковская была такой же преданной обожательницей Ахматовой, как и Раневская. Но между собой эти две талантливые дамы не ладили, и Фаина Георгиевна даже писала в дневнике: «Мне известно, что в Ташкенте она (Ахматова – прим.) просила Л. К. Чуковскую у нее не бывать, потому что Лидия Корнеевна говорила недоброжелательно обо мне».

Без сомнения, Чуковская Раневскую очень сильно недолюбливала – в ее мемуарах та все время предстает в виде нахалки, хвастуньи и любительницы выпить: «Раневская, в пьяном виде, говорят, кричала во дворе писательским стервам: „Вы гордиться должны, что живете в доме, на котором будет набита моя доска“. Не следовало этого кричать в пьяном виде».

Впрочем, причиной этой неприязни не была зависть, как можно было бы подумать – Чуковская не раз упоминала, что восхищается талантом Раневской. Дело, по-видимому, было в банальной ревности – они обе слишком сильно обожали Ахматову и не могли выносить рядом еще одного такого же преданно влюбленного человека.

В отличие от многих других людей писавших о Раневской, Ефимов был действительно хорошо с ней знаком, дружил много лет и все его воспоминания были не пересказанные кем-то, а его собственные. Образ, который возникает при прочтении его книги, совсем не похож на тот, что создала Чуковская. Общий у них только неподражаемый юмор Раневской, ее насмешливость, острый язык.

Ефимов запомнил Раневскую не склочной и нахальной, а усталой и ранимой. В своей книге он вспоминал: «Помню, как-то после спектакля „Дальше – тишина“ мы с женой и внуком Витей зашли за кулисы с цветами для Фаины Георгиевны. Я захватил с собой и незадолго до того вышедшую книгу своих воспоминаний.

– Спасибо вам, Фаиночка, огромное. Вы играли потрясающе.

– А вы думаете, это легко дается? – спросила Раневская и вдруг заплакала. – Ах, как я устала… От всего, от всех и от себя тоже».

Сценарий этой картины написал великий советский драматург Евгений Львович Шварц, причем роль Мачехи он писал, уже имея в виду, что ее будет играть Раневская. Когда уже на читке сценария кто-то выразил сомнение насчет ее кандидатуры, он решительно заявил, что никого другого Мачехой не видит. А на шутку, что Раневская по своему обыкновению будет «дописывать» текст за него, ответил: «Ей я, пожалуй, разрешу. А если она сделает такие дополнения, как в пьесе Билль-Белоцерковского «Шторм», то даже поделюсь с ней гонораром».

Раневская потом с удовольствием вспоминала: «В сцене, где готовилась к балу, примеряла разные перья – это я сама придумала: мне показалось очень характерным для Мачехи жаловаться на судьбу и тут же смотреть в зеркало, прикладывая к голове различные перья, и любоваться собой».

Правда, надо сказать, что если в сценарий Шварц действительно разрешал ей вносить любые правки, то в изданном варианте пьесы весь текст первоначальный, без ее дополнений.

В ней все идеально совпало – прекрасный сценарий, талантливый режиссер, отличный оператор и целое созвездие лучших советских актеров того времени.

Золушку играла Янина Жеймо, Короля – Эраст Гарин, Лесничего – Василий Меркурьев. Работали они все с воодушевлением и буквально вживались в своих героев. Янина Жеймо вспоминала, как снималась знаменитая сцена, где Золушка надевает туфельку своей сестре: «В сценарии героиня просто надевала туфельку по приказанию мачехи. Моя Золушка, как я ее представляла, не могла просто из чувства страха или покорности мачехе исполнить приказание. Я долго просила Шварца дописать фразу, объясняющую согласие Золушки надеть туфельку. Но он считал, что для Золушки, которую любят дети всего мира, ничего не нужно объяснять… И тогда я пошла на хитрость. На съемке эпизода с туфелькой Раневская-мачеха начинает льстиво уговаривать Золушку надеть туфельку. Я, Золушка, молчу. Раневская опять обращается ко мне. Я опять молчу. Фаина Георгиевна теряется от моего молчания и неожиданно для всех – и для самой себя тоже – заканчивает фразу: „А то я выброшу твоего отца из дома“…»

Жеймо не ошиблась в своих ожиданиях – Шварц принял этот экспромтом родившийся вариант. В таком виде сцена и вошла в картину.

Лесничего в «Золушке» сыграл актер Василий Меркурьев.

Рекомендовал на роль его сам Шварц, но утвердили Меркурьева не сразу – дело в том, что незадолго до этого он играл положительных советских героев в фильмах «Член правительства» и «Возвращение Максима».

Раневская активно поддерживала кандидатуру Меркурьева. Неизвестно, есть ли основания у слухов, что между ними на съемках вспыхнул роман, но что она была в него влюблена – это практически несомненно.

Много позже она писала: «Известие о кончине Василия Васильевича Меркурьева было для меня тяжелым горем. Встретились мы с ним в работе только один раз в фильме „Золушка“… Общение с ним как партнером было огромной радостью. Такую же радость я испытала, узнав его как человека. Было в нем все то, что мне дорого в людях, – доброта, скромность, деликатность. Полюбила его сразу крепко и нежно. Огорчилась тем, что не приходилось с ним снова вместе работать».