Евгения Фёдорова - И время ответит…

По полученной «на память» фотографии он пишет портрет Профессора Юсефа… Других работ тоже хоть отбавляй — спешно нужно закончить четыре больших портрета из «галереи», обещанной в дар Египту и уже отправленной прямо из Свердловска, с выставки, в Египетское посольство.

Одновременно работает М. М. и над окончанием больших образов для церкви, которых к Пасхе закончить не удалось.

Подлеченный, но не вылеченный глаз всё еще болит и слезиться, но о больнице он и слышать не хочет — некогда. Между тем, и свердловский офтальмолог подтвердил диагноз — начавшееся помутнение хрусталика левого, — зрячего глаза. Каждое письмо М. М. я вскрываю со страхом. Господи, неужели его ждет судьба Гогена?!..

Время меж тем идет и идет. Никаких вестей из посольства, и всё «происшедшее» превращается в «прошлое». Только привет от профессора Юсефа, переданный после получения последних четырех портретов «галереи» — вновь окрыляет мечту и разжигают совсем было погасшую надежду.

Но вот, в один прекрасный день, который всё же наступает, из Египетского посольства приходит пакет с официальным приглашением (об этом я узнаю из коротенькой приписки к последнему письму) на Каирский кинофестиваль, который открывается 3-го декабря сего (т. е.1990-го) года!

Официальная бумага, со всеми нужными печатями и подписями, а при ней еще и письмо, разъясняющее, что все расходы по посещению кинофестиваля оплачиваются соответствующими Египетскими организациями. Кроме того, М. М., в связи с состоянием его здоровья, может иметь «сопровождающую медсестру», которой поездка также будет оплачена, и что им обоим следует прислать необходимые документы (анкеты для получения виз и пр.) в Египетское посольство не позже 15-го ноября…

Я читаю и перечитываю, не верю глазам своим — дух захватывает!..

Я хватаю бумагу, пишу краткое, сумбурное и восторженное письмо. — Наконец-то! Я поздравляю М. М. с невероятным исполнением мечты ВСЕЙ ЕГО ЖИЗНИ!!..

Но что же я получаю в ответ?.. Раздраженное письмо, полное горьких, несправедливых упрёков, как будто всё, что я написала — это «выдумка»:

«…Вы забыли, в каком государстве я живу!! Советую Вам вспомнить об этом, дорогая Евгения Николаевна… — Разве я получил „разрешение“ на поездку?»

В этом письме он вспоминает о своем друге, покойном художнике В. А. Ватагине. Тому так же очень хотелось побывать в Египте. По случаю 80-летия художника был организован банкет, где Ватагин высказал своё желание.

Однако, министр культуры, присутствующий на банкете тут же заявил, что не позволит рисковать здоровьем почтенного юбиляра. Этого было довольно, чтобы В. А. Ватагину так и не пришлось побывать в Египте.

«А мне-то уже 86, дорогая моя соотечественница, забывшая, что такое Советский Союз!!» Вот так. Конечно, времена другие, идёт перестройка но, может быть, он и прав?

Упрекает меня и в том, что я забываю о его здоровье: «…Я работаю из последних сил. Боюсь не успеть. О какой поездке тут можно говорить?!»… Ну и ну!

Но события продолжают идти своим чередом. Находится «сопровождающая» медсестра — давняя знакомая М. М. тоже влюбленная в Древний Египет, правда, никогда там не жившая, но зато успевшая уже раз побывать в Египте современном.

Возможность побывать там второй раз (да еще даром!) приводит её в восторг. Женщина решительная и энергичная, все хлопоты она берет на себя. Достает формы для анкет (для чего приходится ехать в Пермь!), собирает прочие нужные документы, чуть не насильно заставляет М. М. сфотографироваться к поставить свою подпись в анкете. (Это единственное «активное» участие М. М. во всех событиях!)

И когда, наконец, всё уже готово и документы пора отсылать в посольство, всплывает новое осложнение; и тоненький волосок, на котором держится «мечта всей жизни» готов вот-вот оборваться.

А время не стоит на месте. Выставка в свердловском Доме Кино проходила в мае. Теперь уж ноябрь на носу.

Непредсказуемые события разворачиваются в мире. Уже оккупирован Кувейт. Персидский залив подобен пороховой бочке. На Ближнем Востоке вот-вот готова разразиться война.

Морские пути заблокированы, и никакие пассажирские лайнеры из Одессы в Египет теперь не ходят. Выясняется, что единственное сообщение с Каиром — лайнеры воздушные.

Михаил Михайлович поражен в самое сердце. Конечно он предполагал поездку только морем, которое он любит, которого не боится. Он никогда не летал на самолете, а курирующий его уже несколько лет Соликамский врач — категорически против полёта.

Письма М. М. становятся просто отчаянными. «Что делать? Что делать?..»

Я уже упоминала о противоречивой натуре Михаила Михайловича: Широко образованный человек, ученый-египтолог; глубоко верующий христианин и философ; поклонник Толстого и теософ вместе с тем, (он и у Толстого отыскивает теософские воззрения), — в то же время он раб самых вздорных суеверий, вплоть до черной кошки на дороге, или встречи со священником; верит он во всевозможные предзнаменования, предсказаниям цыганки, гаданию на картах, (которые и сам умеет раскладывать); верит в дурные сны и дурные предчувствия (Не раз предсказанное ему совершалось!).

Письма его полны смятения и страха: «Всё говорит против. Не только врач, но и сны… И предчувствия… И карты…»

Вместе с тем он твёрдо уверен, — знает что сопротивляться судьбе — бесполезно. Карма!..

Несмотря на всю энергию, проявленную медсестрой, он не решается отослать документы в посольство. Вместо этого, он туда пишет — нельзя ли перенести его посещение на лето?.. Ссылается на состояние здоровья. Звонит в посольство и умоляет профессора Юсефа помочь ему… Увы, проф. Юсеф с первого января уходит из посольства. Он отвечает что-то невнятное и неопределённое…

М. М. звонит еще раз, и, к счастью попадает на сотрудницу, которая говорит по-русски. Она начинает убеждать его, что напрасно он тревожится, — на современных лайнерах перевозят даже очень тяжело больных; никакой опасности нет. Что выдумывает Соликамский врач?! Откладывая, — уверяет она — вы теряете единственный шанс, это всё равно, что отказаться от выигрыша в миллион рублей! То же твердит ему и медсестра в Соликамске.

«…Так, под влиянием этих двух женщин, я делаю то, чего делать боюсь и уже не хочу».

Третья женщина, которая умоляет его одуматься — это я. «Михаил Михайлович, такое немыслимое везение!

Бросьте раздумывать, летите. — Вот-вот вспыхнет война в Персидском заливе, и все шансы будут потеряны!» Я пишу ему отчаянные письма, не соображая, что всё равно они придут, когда будет уже поздно…