Анатолий Вишневский - Перехваченные письма

По сведениям «НГ», в Москве действительно существует организация «Союз революционных писателей». Возглавляет ее теоретик авангардного искусства леворадикальных взглядов Дмитрий Пименов. Свои статьи в Интернете Пименов подписывает как председатель совета «Революционных писателей России» и генеральный секретарь Союза борьбы с православием. В начале 90-х он принимал участие в группе художников-концептуалистов «ЭТИ». Прославилась группа своей акцией на Красной площади, когда своими телами выложила на брусчатке нецензурное слово из трех букв. Затем Пименов входил в редколлегию органа Национал-большевистской партии «Лимонка». Весной этого года в издательстве Гилея у него вышла книга «Мутьреволюция».

Париж, 26 января 1998

Исторический центр Национальных архивов

Отдел XX века

Господину Борису Татищеву

Месье,

В ответ на Ваше письмо от 9 декабря 1997 г. направляю Вам копии документов, касающихся Вашей тети и найденных в фондах Центра современной еврейской документации Национальных архивов:

1 семейная карточка;

1 индивидуальная карточка;

1 карточка заключенной в лагере Дранси.

Примите, Месье, мои уверения в совершеннейшем к вам почтении. Директор Архивов Франции

Семейная карточка

Фамилия: ШРАЙБМАН

Имя: Бруха

Дата и место рождения: 15/1/09, Тригина (Румыния)

№ еврейского досье: 64.581

Пол: женский

Гражданство: румынское

Профессия: нет

Адрес: Плесси-Робинсон, ул. Эрабль, 15

Семейное положение: холостая

№ центральной регистрации 1.229.936

От руки:

Арестована 24.9

Конвоирована 25.9.42.

Ночной клуб «Дранси»

Чешские чиновники отказались пойти навстречу пожеланиям пражской еврейской общины и установить на старинном Карловом мосту табличку, объясняющую туристам историю одной из барочных статуй, оскорбительной для евреев. Но мэр Праги Ян Касл обязал администрацию сделать это и даже заявил, что «оплатит счет из своего кармана».

Французские евреи, шокированные тем, что в Праге существует ночной клуб под названием «Дранси», выразили надежду, что «пражские власти проявят такое же рвение, чтобы стереть это оскорбление памяти жертв депортации».

А как-то раз речь зашла о путешествиях.

В памяти всплывает серый октябрьский день в каком-то аэропорту и березовая рощица за окном, едва белевшая в сгущавшемся тумане предвечерних сумерек.

— А что за береза? — живо спросила Карская. — Знаете, существует, по крайней мере, триста видов берез. Есть, например, плакучая береза, очень маленькая. Ее тоненькие листья издают легкий звук…

И может быть то, что она искала в повседневной серости, на дне ее (но где это дно?), — это и есть легкий звук, слабое свечение, мелькание светлячка.

За этот мир, который мы жалеем, которому не в силах мы помочь, за всех, кому на свете веселее, за всех, которым на земле невмочь. О тех, кому темно и одиноко, за их давно растаявшие сны. О небесах, спокойно и жестоко сияющих предчувствием весны.

Над нами ночь. Прощай, заря Востока! Нас музыка, как грозная вода, несет, ввергая на порогах рока в подводный мир Гекаты навсегда. 

Мельгунов С. Судьба Императора Николая II после отречения. La Renaissance, Париж, 1951. С. 15.

Татищев Н. Карты Таро. В кн: Николай Татищев. Письмо в Россию. Париж: YMCA-Press, 1972. С. 112–113.

Spirit to Survive. The Memoirs of Princess Nicholas Galitzine. London: William Kimber, 1976.

12 сентября 1918 г. — день серебряной свадьбы Дмитрия и Веры Татищевых. Они поженились 12 сентября 1893 г. (Осв.)

Это письмо, а, возможно, и предыдущее написано уже не из Крепости, а из тюремной больницы. Так что маневр с докторами, по-видимому, удался. Впрочем, болезней, кажется, придумывать не пришлось. (Осв.)

Приписка Веры Анатольевны: «Я действительно из крепости ничего от него не получала».

Еды (фр.).

Bijoux, драгоценности (фр.).

Приписка В. А. Татищевой: Письмо, которое Николай оставил у себя в комнате и которое папа мне принес на следующее утро.

Убежище (лат.).

Я даю все и ничего не получаю взамен, я все для всех делаю, а для меня — никто (фр.).

Шедевр (фр.).

Стихи ли это? (фр.).

Еще бы (фр.).

Трогательно (фр.).

В тюрьме — как в тюрьме (фр.).

Приписка В. А. Татищевой: «Последнее письмо из тюрьмы. Был освобожден 6/19 янв. 1919».

Это и следующие письма Николая Татищева — по новой орфографии.

Attrait — здесь: приманка (фр.).

Скажи, что я солдат / Красной Армии, но не говори про сахар, / и все будет хорошо!… (англ.). Смысл упоминания о сахаре станет ясен из следующей главы (Осв.).

Осветителю, питающему слабость одновременно и к русской литературе, и к русскому XIX веку, трудно удержаться, чтобы не воспроизвести этот список. Вот он: Григорович — «Антон Горемыка», «Переселенцы», «Рыбаки»; Писемский — «Боярщина», «Взбаламученное море»; Авдеев — «Тамарин», «Подводный камень»; Н. Успенский — «Хорошее житье»; Гл. Успенский — «Черная работа», «Малые ребята», «Власть земли»; Слепцов — «Свиньи», «Трудное время»; Данилевский — «Девятый вал»; Салтыков-Щедрин — «Больное место», «Убежище Монрепо», «Пошехонская старина»; Помяловский — «Очерки бурсы», «Мещанское счастье», «Молотов»; Шеллер-Михайлов — «Старые гнезда», «Хлеба и зрелищ», «История коммунизма»; Боборыкин — «На ущербе», «Жертва вечерняя», «В усадьбе и на порядке»; В. Крестовский (Хвощинский) — «Сельский учитель», «Большая медведица», «Альбом, группы и портреты». Ни Толстого, ни Достоевского, ни Тургенева, ни Чехова среди просимых книг Осветителю обнаружить не удалось. Значит ли это, что столь знаменитые авторы были прочитаны Дмитрием Татищевым прежде?