Каринэ Фолиянц - Сентиментальные прогулки по Москве

Красота ее быстро разрушалась, и это более всего удручало больную. От скуки Елизавета пристрастилась к крепкой наливке. 12 декабря 1761 года у нее явился упорный кашель и кровохарканье. Через десять дней, после нового сильного кровотечения, врачи объявили, что положение императрицы безнадежно. Она исповедовалась и причастилась. Но мучительная агония продолжалась еще несколько дней. Смерть наступила 25 декабря.

Умирая, Елизавета Петровна взяла с наследника престола, своего племянника Петра III обещание, что он не будет обижать Разумовского. И оно было выполнено...

А были ли у этой четы дети? С тайным браком императрицы Елизаветы Петровны и Разумовского связана загадочная история якобы детей их – Таракановых.

В Европе, в семидесятых годах восемнадцатого века явилась искательница приключений, называвшая себя дочерью Елизаветы и Разумовского, султаншей Алиной, владетельницей Азова, княжной Володимирской, принцессой Елизаветой Всероссийской (вот сколько себе титулов выдумала!). Это та самая знаменитая авантюристка княжна Тараканова, которую мы привыкли видеть на картине художника Флавицкого.

Рассказывала молва и о Таракановых, которые приняли монашеское послушание. Была такая старица Досифея, на портрете которой имеется надпись: «Принцесса Августа Тараканова, в иноцех Досифея». Та ли это принцесса-авантюристка?

По другому преданию, были две княжны Таракановы, воспитывавшиеся в Италии; их коварно арестовал граф Орлов и велел утопить, но одну из них спас матрос и она постриглась в монахини московского монастыря.

Прямых свидетельств о наличии наследников у Елизаветы и Разумовского нет. По одним рассказам, у императрицы Елизаветы было восемь детей (Закревские). По другим – только один сын от Разумовского (А. В. Закревский) и дочь от Шувалова. Но и эти сведения подвергаются сомнению....

«Басня» же о Таракановых обязана своим происхождением тому факту, что Разумовский действительно воспитывал за границей (в Швейцарии) своих племянников Дараганов (или, как их иначе называли, Дарагановых), Закревских и Стрешенцова. Иностранцам нетрудно было переделать Дарагановых в Таракановых и создать легенду об их особенном происхождении, тем более что и воспитатель их, Дидель, по-видимому, и распространял такую версию...

По смерти Елизаветы Разумовский поселился в принадлежащем ему Аничковом дворце в Петербурге. По словам его биографа, Разумовский всегда «чуждался гордости, ненавидел коварство и, не имея никакого образования, но одаренный от природы умом основательным, был ласков, снисходителен, приветлив в обращении с младшими, любил предстательствовать за несчастных и пользовался общей любовью...»

Как ни странно, этот неравный брак – императрицы и бывшего пастуха – остается в истории примером брака прочного и счастливого. Пусть рассказанная история не слишком романтична, но зато у нее самый счастливый конец – они жили вместе долго и счастливо. И хотя умерли не в один день, но всегда относились друг к другу уважительно. И после смерти своей царственной подруги граф Разумовский чтил ее память...

А если вам еще раз хочется вспомнить историю императрицы и пастуха – историю, скажем так, со счастливым концом – подойдите к «дому-комоду». Он выстроен в стиле барокко и действительно очень красив. Дому этому довольно неуютно на старой московской улице – ему бы на широком проспекте стоять или на большой площади! Кажется, что узкая Покровка для «комода» тесновата! Он, этот дом, живет вдали от грандиозных петербургских ансамблей, куда вписал бы, несомненно, более точно свои пышные архитектурные формы. Его даже называют уменьшенной копией Зимнего Дворца.

Фасад «комода» производит невероятное впечатление: он состоит из изогнутых линий, чередующихся ровных участков и выпуклых плоскостей, которые и плоскостями-то назвать нельзя, настолько скрыты они под изобильным декором, уникальным для московской архитектуры того времени. Этот фасад украшен богатейшей лепниной – наличники сложного рисунка, гирлянды, картуши на многочисленных фронтонах. Здесь все – коллизии, столкновения «действующих лиц»: колонн и карниза, света и тени, вогнутых и выпуклых плоскостей, белой лепнины и лазурно-голубого поля стены. Но в этом смешении противостояний – торжество блестящего стиля барокко, так похожего по своей помпезности и веселому величию на правление императрицы Елизаветы...

По московской легенде считалось также, что императрица не только провела здесь ночь после венчания, но и какое-то время жила. Указывалось даже, в каком помещении находилась «мраморная» спальня новобрачных. И ведь подробности известны: в спальне, мол, был камин, у которого потом любил сиживать Разумовский. Дворец, ставший свидетелем их счастливых дней, Елизавета подарила своему любимому.

Еще одно предание переносит нас во времена правления Екатерины Великой...

Уже год, как не стало Елизаветы Петровны. Граф А. Г. Разумовский живет в своем дворце на Покровке. Туда к нему Екатерина посылает канцлера М. И. Воронцова с заданием получить от графа бумаги, подтверждающие его брак с императрицей. Дело в том, что в это время фаворит нынешней государыни Григорий Орлов настойчиво желает стать ее законным супругом. Немало помогал в этом стремлении всесильному графу дипломат А. П. Бестужев-Рюмин, сочинивший прошение о том, чтобы императрица «избрала себе супруга», подписанное многими известными людьми. Не желая обидеть Орлова отказом, Екатерина придумала остроумный маневр: пусть будет все «по обычаю предков» – и решила сослаться на опыт предшественницы.

Признается ли Разумовский, что был законным мужем покойной Елизаветы? И вот отправляется Воронцов на Покровку с проектом указа о пожаловании графу Разумовскому титула императорского высочества – если, конечно, обнаружится свидетельство о загадочном браке. Вот как описывает этот эпизод историк С. Н. Шубинский: «...Разумовский потребовал проект указа, пробежал его глазами, встал тихо со своих кресел, медленно подошел к комоду, на котором стоял ларец черного дерева, окованный серебром и выложенный перламутром, отыскал в комоде ключ, отпер им ларец, вынул из него бумаги, обвитые в розовый атлас, развернул их, атлас спрятал обратно в ящик, а бумаги начал читать с благоговейным вниманием. Все это он делал молча. Наконец, прочитав бумаги, поцеловал их, поднял влажные от слез глаза к образам, перекрестился и, возвратясь с заметным волнением к камину, бросил сверток в огонь. Тут он опустился в кресло, немного помолчав, сказал Воронцову:

– Я не был ничем более, как верным рабом ее Величества покойной императрицы Елизаветы Петровны... Если бы было некогда то, о чем вы говорите со мною, поверьте, граф, я не имел бы суетности признать случай, помрачающий незабвенную память монархини, моей благодетельницы. Теперь вы видите, что у меня нет никаких документов»...