Конструктор Морозов - Вячеслав Дмитриевич Листровой

Можно было слышать, как наставлял он своих заместителей, руководителей групп, ведущих конструкторов: не бойтесь отдать свои идеи, не скупитесь. В одиночку танк не сделаешь, времени не хватит…

Он никогда не бывал доволен до конца, считая, что даже самый удачный результат может и должен быть улучшен. Такое отношение к делу воспитывало в людях стремление не успокаиваться на достигнутом, не зазнаваться, упрямо идти вперед к новым вершинам творческой мысли.

Он был из тех, для кого работа — любимое дело, главное увлечение и весь смысл жизни. Все остальное он относил к разряду «маленьких радостей». В редкие свободные вечера он любил читать, отдавая предпочтение документальной прозе и мемуарной литературе. Особое наслаждение доставляли ему книги, в которых было не только знание материала, но и умение автора глубоко его осмысливать и тонко чувствовать.

Прочитав книгу летчика-испытателя Героя Советского Союза М. А. Галлая «Через невидимые барьеры. Испытано в небе», Александр Александрович настоятельно рекомендовал ее своим товарищам:

— Почитайте, не пожалеете. Отличнейшая книга, все в ней правдиво, умно, со знанием дела написано. Вот как надо писать о технике и людях, ее создающих…

В экземпляре книги, принадлежавшей Морозову, немало помеченных его рукой строк, созвучных его собственным мыслям и наблюдениям. Вот некоторые:

«Чем больше радиус известного, тем больше и длина окружности соприкосновения с неизвестным…», «Никакой опыт не дает таких уроков на будущее, как опыт горький», «Неудача может быть случайной, удача же — настоящая, большая удача — случайной быть не может».

Чем еще любил заниматься Главный конструктор? Перед самой войной А. А. Морозов купил себе и старшему сыну велосипеды. Это, пожалуй, была единственная по тем временам роскошь, которую он себе позволил. Воскресными летними днями отправлялись вдвоем по асфальту Белгородского шоссе далеко за город. Возвращались к вечеру посвежевшие, бодрые.

Собирая семью в эвакуацию, Александр Александрович предупредил: ничего лишнего не брать, лишь самое необходимое — таков приказ.

— А велосипед? — взмолился Женя.

— Ничего лишнего! — строго отрезал отец. Пытаясь смягчить в эту минуту расставания невольную резкость, тихо добавил: — Не хватает вагонов, чтобы вывезти людей и оборудование, каждое место — на вес золота. А барахло наживем, если живы будем.

На том и закончились велосипедные увлечения.

Иногда сыновьям удавалось затащить его на рыбалку. Александр Александрович охотно стоял с удочкой, был весел, возбужден, даже ловил иногда какую-нибудь мелочь. Но заядлого рыбака из него не получилось.

Не увлекла его и «огородная кампания». Весной сорок второго года всем заводчанам предоставили участки земли, на заводе изготовили лопаты, тяпки… Взялись за дело горячо. После работы рабочие, итээровцы, служащие и их дети шли на свой «надел» — копали, сажали, пололи…

Между огородниками шло негласное соревнование, и многие из заводчан не без гордости сообщали о собранных урожаях.

Огород Морозовых был не хуже других. Но не было в этом заслуги Александра Александровича. Изредка вырывался он поглядеть на плоды трудов Нины Митрофановны и сыновей. Похваливал, добродушно посмеивался. В семье вспоминают, как однажды разыграл отец младшего сына:

— Шурик, что-то огурчика хочется, ты бы сходил.

— Не выросли еще огурчики, папа, только-только цвести начинают, — со знанием дела отвечает сын.

— Ты когда смотрел-то?

— Вчера.

— Ну вот, видишь, вчера, может, и не было, а сегодня, глядишь, уже есть…

Сын недоверчиво смотрит в серьезные глаза Александра Александровича, сопит, колеблется.

— Сходи, сходи, — подзадоривает отец.

Через минуту раздается ликующий крик:

— Есть!.. И какой огромный!..

Перед всей семьей появляется совершенно потрясенный происшедшим Шура.

— Вот, — протягивает он руку, в которой зажат большущий сочно-зеленый огурец, за полчаса до этого перекочевавший на грядку с базара.

Александр Александрович доволен, весело всем, а больше всех самому Шурику.

В конце войны недалеко от завода построили стадион. Летними вечерами по дороге домой Александр Александрович иногда заглядывал сюда — посидеть среди своих, покурить, поболеть за заводскую футбольную команду.

Ни слава, ни громкие титулы не изменили его характер. До конца жизни он оставался человеком очень скромным, простым в общении. Как-то группу конструкторов во главе с А. А. Морозовым вызвали в Москву. Гостиницы были переполнены, и место было забронировано только для Александра Александровича, остальных поселили на частной квартире.

Морозов, отказавшись от удобств, устроился вместе со всеми в малоприспособленном доме. Когда к одному из товарищей приехала жена, Александр Александрович настоял, чтобы она поселилась в лучшей комнате, а сам переехал на время в прихожую.

На Урале, когда появилась возможность улучшить условия Главного конструктора — как-никак семья семь человек, — ему предоставили трехкомнатную квартиру.

Вручив Нине Митрофановне ордер, Александр Александрович тут же предложил:

— Давай отдадим одну комнату Левчукам, а?

Работник КБ Евгений Кириллович Левчук, в прошлом моряк, обаятельный человек, жил вдвоем с женой в землянке. Еще до войны у них умер сын. Получив похоронку на второго сына, эти немолодые уже люди замкнулись в своем горе, надо было их поддержать.

— Конечно, конечно, — согласилась Нина Митрофановна.

Так они и жили вместе. В дружной, доброжелательной семье Морозовых Левчуки нашли человеческую доброту и участие.

Но насколько Александр Александрович был чуток к чужому горю и терпим к личным неудобствам, настолько непримирим он был ко всякого рода чванству, показухе, купеческим замашкам и в этом духе воспитывал членов своего коллектива.

— Вот пачка сигарет… Оказывается, упаковка составляет половину ее себестоимости, — говорил он, не скрывая раздражения. — Разве это дело?

— Посмотришь, начальничек-то с гулькин нос, а пишет даже какой-то пустячный черновик на отличной бумаге и обязательно с одной стороны листа, а бумагу-то люди делают.

Это уважение к труду человека проявлялось и в его общественных делах, которых всегда было немало у члена райкома и горкома партии, депутата горсовета и депутата Верховного Совета СССР. Эту работу, требовавшую немало времени и сил, Александр Александрович всегда выполнял с исключительной добросовестностью и ответственностью.

Деловой и непритязательной была обстановка в рабочем кабинете Главного конструктора. Домашний кабинет его, генерала, доктора технических наук, выглядел более чем скромно: небольшая комната, письменный стол, набитый книгами шкаф, небольшая тахта. Привычно, удобно, все под рукой и ничего лишнего.

Здесь он жил, отдыхал, работал до конца своих дней.

…Хоронить Александра Александровича Морозова пришел весь город. Через зал Дворца культуры, где был установлен гроб, весь день шли люди. Шли проститься с великим тружеником и патриотом, так много сделавшим для своей страны.

Дежурившая в осиротевшем доме Морозовых сестра «Скорой помощи», молоденькая девушка, долго мучилась, не решаясь высказать поразившую ее мысль. Наконец не выдержала, шепнула кому-то:

— Как же так, такой человек, дважды Герой, а ни ковров нет в доме, ни хрусталя…

— Здесь не любят мишуры, — ответили ей.

— А дача,