Лев Данилкин - Человек с яйцом

Проханов осуществляет вторую попытку обольстить Путина. Первая, в самом начале, провалилась — тот «человек, похожий на фигурку шахматного офицера, вырезанную из слоновой кости», превратился в радугу, мыльный пузырь. «Путина раньше не было. Его клонировали, как овцу Долли. Взяли пункцию из печени Ельцина. Ввели в поджелудочную железу Березовского. Залили волшебным раствором, чей рецепт удалось узнать от тещи Глеба Павловского. Раствор состоит из щепотки гексогена, волоска ваххабита, шляпы Боярского, пуантов Васильева, перхоти Райкина, пота Карелина, слюны Аяцкова, наручников Гурова, тувинского бубна и ночной туфли Собчака, добытой методами внешней разведки». Восемь лет спустя Проханов, похоже, готов признать, что, какова бы ни была генеалогия президента, сейчас он близок к тому, чтобы, по его совету, сделаться «императором Полярной Звезды» (или из Савла стать Павлом — у Александра Андреевича, как всегда, широкий репертуар метафор и аналогий). У него, говорит Проханов, есть сейчас выбор: кануть ему в Лету — или стать человеком истории, вторым Сталиным.

Трудно сказать, читает ли передовицы «Завтра» сам император Полярной Звезды, но в Грановитой палате безусловно прислушиваются к стуку клюки старца Филофея с Фрунзенской набережной. Судить об этом можно по косвенным, но красноречивым признакам. В 2005 году, когда Проханов заявил на «Эхе Москвы», что единственный возможный партнер для Кремля на Ближнем Востоке — «Хамас», главному редактору А. Венедиктову прислали представление в прокуратуру; с 2006-го «Хамас» вовсю принимают в Кремле. Как верно подмечено Д. Тукмаковым, либералы теперь вынуждены разговаривать на языке прохановских передовиц; и не только разговаривать, добавим от себя.

На вопрос, зачем он так носится с Сурковым — регулярно обедает с ним, созванивается, благожелательно отзывается о нем — о котором раньше высказывался весьма сдержанно, Проханов ответил, что это попытки вдохнуть жизнь в камень[12].

Но ведь?.. Ему кажется, что у него получится. Получится что? «Смысл в том, чтобы „дать этим людям энергию авангарда“». Он посылает Суркову записку по идеологии (состоящую из доктрины Пятой империи — политической, экономической, культурной, плюс приложение — «Бурейская ГЭС» и «Кораблетворение» — про Ленинградский судостроительный), и Сурков уведомляет его, что положил этот текст на стол Путина.

20 июня 2006 года выходит номер «Завтра», почти целиком состоящий из передовиц, — «Симфония Пятой империи»; похоже, не что иное, как копия записки в открытом доступе.

В принципе, не так уж важно, объявит ли кремлевский дирижер, что автор симфонии — именно Проханов, и будет ли вообще исполнено это оркестровое произведение вслух; но то, что эти ноты звучат в головах у всех находящихся в кремлевской оркестровой яме — и что, пока нефть стоит больше 20 долларов за баррель, музыка эта не смолкнет, сомневаться не приходится.

Как бы там ни было, его миссия — выполнена. Он был летописцем, он «выкликал будущее» — и он его приманил; эллипс его биографии замкнулся. Он законсервировал «семя инобытия», уберег его, снес яйцо, он его сохранил в лютую стужу, он его высидел, несмотря на то что оно выглядело как мертвая окаменелость, — и вот теперь, наконец, услышал, что скорлупа ломается, птенец проклевывается, что он жив, дееспособен и сможет существовать самостоятельно (и, разумеется, вести себя не так, как хотелось бы родителям). Жизнеописанием этого птенца будут заниматься совсем другие орнитологи, но уже сейчас понятно, что к его хичкоковским налетам следует быть готовым заранее.

Эта злополучная часть тела вызвала в свое время пристальный интерес традиционного прохановского оппонента, главною редактора газеты «Дуэль» Ю. Мухина. Поводом стал пассаж в «Господине Гексогене»: «На солнечном дворе стояла железная кровать с пружинами. На ней, раскинув усталые руки, лежала мертвая женщина, и двое солдат насиловали голый остывающий труп. Один колыхался на женщине, двигая тощими ягодицами, другой держал женщину и босую ступню, и его глаза, не видя Белосельцева, были полны безумным солнечным блеском». «А я вот, — замечает проницательный Мухин, — задумался, почему Проханов поручил второму солдату держать труп за стопу? Это что — по Проханову — самая соблазнительная часть женского тела?»

Андрей, младший сын Проханова, считающий себя учеником Пчельникова, излагая мне эту теорию, дополнил ее своим не лишенным остроумия замечанием. В XIX веке у России было две беды — дураки и дороги, но в XXI веке эти две беды становятся ее главными преимуществами. Дороги — потому что Россия представляет собой сохраненное бездорожное пространство, позволяющее активировать этот скрытый ресурс, трансформировать его в «коммуникационное ложе». Дураки — потому что это ресурс инаковости, кривизны сознания, ценный в глобализованном, культурно и мировоззренчески унифицированном мире.

Тут надо сказать, что термин «филологический человек» в мире Проханова имеет отчетливо пейоративный оттенок. «Филологи» — это люди с метро «Аэропорт», это те, кто больше интересуются текстами, чем жизнью и отношениями людей, это Наталья Иванова и прочие Тараканеры, вылавливавшие в прохановских текстах блох и игнорировавшие их «футурологический пафос», это люди, экранирующиеся текстами от реальности, это Владимир Сорокин; нынешняя власть — власть филологических людей (не случайно министр обороны Сергей Иванов — филолог по образованию, «главком филологических войск», как любит его называть Проханов), которые «слишком много внимания уделяют лингвистике, семантике, вместо того чтобы выстраивать реальный централизм, меняют названия, имена, устраивают праздники, спорят о терминах. Губернатор Тульской области может называться хоть эмиром, но от этого оборонные заводы уже не вернешь, они не заработают. Перевесить порток с гвоздя на гвоздок — вот как это называется».

В романе «Место действия» есть эпизод, где на возводящийся комбинат приезжает устраиваться филологическая барышня, лепечущая что-то вроде: «Я разочаровалась в филологии. Филологический подход устарел. Сейчас не век филологии, а век техники» — ее не берут на работу даже после этой покаянной речи: филологические люди — никчемные существа по определению.

Архетип филологического человека — Битов: интеллектуал, способный подолгу разглагольствовать о чем-то воздушном, человеке в пейзаже, пунктирных линиях и вычитании зайца; мастер сложной, рассказ-в-рассказе, композиции. С уважением относясь к Битову, Проханов не скрывает своего неприятия коллеги, связанной с его «филологичностью». Не исключено, таким образом Проханов переживает свою неспособность держать целую книгу на одной сцене. Тогда как Проханов в каждом романе конструировал стальную башню, бахвалился взятой высотой, бравировал барочными метафорами, Битов — выращивал воздушные замки, творил легко и изящно, лавируя между подтекстами и подводными течениями. За нежелание или неумение делать это Проханова всегда снобировали «филологические люди».