Василий Верещагин - Скобелев (сборник)

В отношениях со Скобелевым Драгомиров словно отбрасывал возрастную разницу в двадцать три года – Скобелев и Михаил Иванович хорошо знали и понимали друг друга. Жена Драгомирова вспоминала, что о любимом военном деле они говорили без конца, что вместе они были прелестны, понимали слова на лету, умели вовремя уступать друг другу.

Популяризатор наследия А. В. Суворова, отстаивавший «науку побеждать» применительно к современным условиям, М. И. Драгомиров решительно боролся с «наполеоновщиной». Ох, и доставалось Скобелеву от Драгомирова! «Да как же можно слепо копировать то, что творилось на полях сражений в начале века?! – горячо доказывал Михаил Иванович. – Не спорю, гениальное надо хранить, но и приумножать». Драгомиров предостерегал своих учеников от верхоглядства, от пренебрежительного отношения к противнику, убеждал, что успеха достигает тот генерал, который не чурается простого солдата, знает его душу.

Демократичный по взглядам Драгомиров сумел увлечь Скобелева своими идеями. И совсем не случайно он пренебрег официальным мнением и принял предложение боевого генерала, оказавшегося волей обстоятельств не у дел. Опасения гнева свыше, если и тревожили Драгомирова, то не в такой степени, чтобы они смогли заставить его отказаться от надежного помощника в лице Скобелева: новый ординарец трудился на совесть.

Он брался за любое начинание, лишь бы оно было полезным для общего дела. С его помощью размещались артиллерийские батареи. С несколькими гребцами Скобелев обследовал Дунайские острова, через которые позднее протянулся понтонный мост, а однажды перебрался на турецкую сторону и разведал расположение неприятельских батарей. Скобелев предложил переправить часть конницы вплавь и продемонстрировал, что такой вариант возможен. Однако из-за боязни, что многие лошади не выдержат столь трудного плавания, этот проект отклонили. Напрасно ему твердили об опасности подобных поступков. Всякая опасность придавала притягательную силу задуманному им. «Через несколько дней давно желанный бой, – пишет он в письме К. П. Кауфману, – есть надежда быть в первых при переправе. Молю Бога не ударить лицом в грязь…»

Где бы ни находился Скобелев – в Журже[24], в Бии, В Зимнице[25], – он учился и читал беспрестанно. Одному ему известным способом Скобелев умудрялся добывать иностранные журналы и сочинения военных теоретиков. Неизменный блокнот хранил записи и практические выкладки, которые вполне могли пригодиться в ходе боевых действий.

Приближался день, назначенный для переправы через Дунай. По ночам, соблюдая меры маскировки, у будущего места переправы в районе Зимницы сосредоточивались войска. Для пущего заблуждения противника распространили слух о том, что форсирование состоится у Фламунды. Артиллерия в течение трех дней бомбардировала Никополь[26], располагавшийся в верховьях Дуная, и Рущук[27], находившийся в низовье реки. Все делалось для того, чтобы турки не обнаружили истинного места переправы главных сил русской армии. Первой предстояло осуществить переправу дивизии под командованием Драгомирова. И выбор этот вовсе не случаен: он хорошо знаком с теорией переправ, его перу принадлежал труд «О высадке десантов в древнейшие и новейшие времена». Но одно дело теория. Война порой ниспровергает своей жестокой практикой даже самые лучшие из них, но данный пример переправы русских войск через Дунай и по сей день является классическим, тем более, что незадолго до переправы русских войск Махмет-Али-паша поклялся султану в том, что «утопит русскую армию в Дунае».

14 июня вечером войска, предназначенные для переправы на турецкий берег, в совершенной тишине выстроились и спустили понтоны на воду. В 2 часа ночи 15 июня отплыл первый рейс. Ночь выдалась темная. Низко над землей плыли облака. Сильный ветер заглушал плеск весел. Через 45 минут понтоны причалили к берегу, и высадившиеся из них войска были встречены лишь одиночными выстрелами турецких сторожевых постов. Берег был крут и высок, но тишина и ловкость, с которой солдаты карабкались по обрыву, позволили без лишних потерь занять его и открыть огонь по турецким укреплениям у Систово[28], обеспечивая тем самым высадку десантов следующих рейсов. Подтвердились сведения о противнике, которыми располагало командование: около места переправы, непосредственно рядом с городом, у турок была одна бригада – семьсот человек и одна батарея, и у Вардена, в трех километрах от переправы находилось три тысячи триста человек с одной батареей. Правда, в Рущуке, в шестидесяти километрах от Систово, располагалось свыше двадцати одной тысячи турок, а у Никополя, в сорока трех километрах от Систово, еще около десяти тысяч человек, однако эти силы могли прибыть к месту десанта лишь через сутки, что при нормальных темпах переправы (один рейс за два часа) заставило бы их вступить в бой со всей русской армией. Это еще раз свидетельствует об удачном выборе места для переправы.

После высадки десанта турки начали подтягивать войска от Систово и Вардена. Огонь турецких батарей становился все более яростным. Передовые части дивизии Драгомирова вступили в бой.

С третьим рейсом переправились начальник 14-й дивизии Драгомиров, Скобелев, штаб и адъютанты. Только отчалили от берега, как на лодку обрушился град пуль, полетели щепки, брызги обдавали людей, но, к счастью, переправились благополучно. На берегу шумел бой. В тумане сверкали огни выстрелов, слышались крики, команды. Драгомиров понял: что-то не ладится. К тому же не все части дивизии успели высадиться: сильное течение и ветер относили лодки южнее намеченной цели. В результате роты перемешались и управление подразделениями ослабло. И тем не менее плацдарм все расширялся. К девяти часам утра турки отступили повсюду. Дело могло считаться блистательно законченным, но еще на правом фланге шла яростная перестрелка, и Драгомиров, видя, что огонь турок наносит ощутимый урон наступавшим на этом участке, отдал распоряжение приостановить продвижение. Ординарцы бросились выполнять поручение, но, видно, оно не дошло, под рукой никого не было, и тогда Скобелев обратился к Драгомирову:

– Хочешь, я пойду?

– Сделай милость, я тебе в ножку поклонюсь, – ответил Драгомиров, и Скобелев не мешкая отправился в самую гущу боя.

Как всегда, одетый в белый мундир, он шел не спеша в виноградники, где расположились цепи стрелков и куда турки направили весь свой огонь. Драгомиров наблюдал, как Скобелев, слегка пригнувшись, останавливается у залегшей цепи, дает указания, и вот линия стрелков выравнивается, огонь становится не беспорядочным, раздаются дружные залпы. Затем Скобелев поднял залегших в атаку, и противник оставил позиции.

Вот что писал в своем рапорте генерал М. И. Драгомиров: «С нашей стороны было немало подвигов беспримерного мужества со стороны как нижних чинов, так и офицеров… Не могу не засвидетельствовать также о великой помощи, оказанной мне Св[иты] Е[го] В[еличества] г.-м. Скобелевым, принимавшим на себя с полной готовностью все назначения, не исключая и ординарческих, и о том благотворном влиянии, которое он оказывал на молодежь своим блистательным и неизменно ясным спокойствием».

К двум часам дня основные силы русской армии переправились на турецкий берег. Город Систово был взят. По мере того как бой удалялся, из укрытий выходило болгарское население, стекались из соседних деревень люди. Болгары восторженно приветствовали братушек – русских солдат.

На другой день через Дунай переправился царь. На турецком берегу сводная рота грянула «ура», когда император со свитой сошел на берег. Тут же произошло награждение. Первым Александр II вручил орден св. Георгия III степени Драгомирову. В этот день он был щедр на награды: на груди великого князя-главнокомандующего засиял орден св. Георгия II степени, а у Непокойчицкого – III степени.

В окружении генералов Александр II сказал: «С малолетства сроднившись с армией, я не вытерпел и приехал, чтобы разделить… труды и радости».

Многие офицеры полагали, что целесообразнее было бы, если бы царь делал это, находясь в Петербурге. Страна на значительное время лишилась не только главного распорядителя судеб россиян, но и большей части людей, занимавших в государстве ключевые посты[29].

За самовольное участие в переправе великий князь устроил Скобелеву разнос и объявил выговор. Вот ведь как отзывались о нем в окружении брата императора: «…как человек ненадежен, обманет, продаст, оклевещет, чтобы лучше самому обрисоваться». Совсем по-иному о Скобелеве отзывался М. И. Драгомиров. «Если бы Скобелев был плут насквозь, то не стерпел бы и пустил бы гул, что удача этого дела (переправы) принадлежит ему, а между тем, сколько мне известно, такого гула не было. Нужно… сказать, что напросился он сам на переправу и я его принял с полною готовностью, как человека, видавшего уже такие виды, каких я не видел; принял, невзирая на опасения, что Скобелев все припишет себе, и… не ошибся… Во всем этом он явил себя человеком весьма порядочным».