Семён Бадаш - Колыма ты моя, Колыма

Через несколько дней, после эвакуации всех консульств и дипломатических миссий из Дайрена, Иосифа Лернера арестовывает СМЕРШ. И начинается обычный фарс: «Зачем здесь?»; «Какое задание дали?»; «Какие связи имеешь?». Следствие ведется с помощью переводчика, плохо знающего английский язык. И как ни пытается Лернер доказать свою полную непричастность к предъявляемым ему обвинениям, все бесполезно. Через месяц ему приносят «Постановление Особого Совещания МГБ СССР» за «шпионаж» 25 лет Особого режима.

Мне довелось встретиться с Лернером в 1952 году в Заполярье, где тысячи заключенных, на пятидесятиградусном морозе строили город Норильск.

Не имея никакой связи с внешним миром, не говоря уже о своей семье, Лернер не получал с воли никакой помощи, поддерживали его, как и других иностранцев, только товарищи по заключению. После известного восстания в 1953 году Лернер с этапом бунтовщиков был отправлен на Колыму. Даже в тех ужасных условиях Лернера никогда не покидало чувство юмора. В порту Ванино на берегу пролива Лаперуза, он шутил: «Я сейчас ближе к дому, чем вы все».

На Колыме он тянул лямку на самых тяжелых работах. И только в 1954 году его отправили в Москву вместе с другими иностранцами, которых начали освобождать в первую очередь. А через год он нашел меня в Москве, часто ночевал у меня дома. Ему настойчиво предлагали принять советское гражданство и серпастый молоткастый, от которого он категорически отказывался. Тогда ему дали «удостоверение на право жительства без гражданства», но проживание в Москве запретили. Он уехал в Калинин, где было специальное общежитие для иностранцев. Там ему удалось устроиться шофером на машину скорой помощи при калининской больнице. Иосиф часто приезжал в Москву. В 1956 году он получил разрешение на проживание в Москве и поступил на работу преподавателем английского языка в Педагогический институт имени Крупской. Но разрешение на выезд на родину он смог получить только в 1957 году. Всего Лернер просидел в лагерях девять лет и три года мыкался в ожидании визы и паспорта. Где он теперь? Может быть эти строки попадутся ему на глаза, и он откликнется?

Марина Овчинникова, молодая красивая блондинка с большими голубыми глазами проживала в центре Москвы вместе со своей матерью. Шли военные голодные годы. Москва сидела на карточках. Мать и Марина работали в разных местах, чтобы получать две карточки на хлеб.

Совершенно случайно Марина познакомилась с военным из Английской миссии. Он часто приезжал к ней на «джипе», бывал в их маленькой квартирке. Через несколько месяцев они поженились, официально зарегистрировав брак по советским законам. Война окончилась. Молодой капрал должен был вернуться в Англию для демобилизации. Марина подала официальное заявление на выезд с мужем, но получила отказ. Капрал попытался добиться разрешения для жены через английскую миссию. Безрезультатно. Так продолжалось целый год. Английская военная миссия закрылась — капралу пришлось уехать без жены.

Марина часто получала письма от мужа, в которых он сообщал какие меры предпринимает, чтобы добиться ее выезда из Советского Союза. Так прошло три долгих года!

В одну из ночей 1949 года в маленькую квартирку Марины Овчинниковой ворвались гебешники, арестовали ее и отвезли на Малую Лубянку в московское управление МГБ. Начинается фарс: «Как тебя завербовали англичане?», «Какие задания ты получала?». Марина все отрицала. Пройдя через все оскорбления и издевательства, она устояла: признания в шпионаже они от нее так и не добились. Пришлось изменить формулировку обвинения (редкий случай!) — Постановлением Особого Совещания Марина, как лицо неблагонадежное, по статье 7-35 Уголовного Кодекса была приговорена к пяти годам Особого женского лагеря.

В 1956 году я встретил Марину Овчинникову в нотном магазине. Она постарела, осунулась. За годы лагеря и последовавшей затем ссылки — потеряла всякую связь с мужем и одиноко жила в маленькой квартирке в центре Москвы.

Еще одна судьба…

Макс Григорьевич Минц, кадровый командир Красной Армии, еврей, перед самой войной закончил Академию им. Фрунзе и был назначен командиром в одну из частей Белорусского военного округа. За короткое время гуманным отношением к подчиненным он снискал любовь и уважение. Тихий, спокойный и уравновешенный — Минц никогда не повышал голоса.

22 июня 1941 года его часть одной из первых попала в окружение. Положение становилось безвыходным. Минц собрал свою часть и сказал: «Если будем пробиваться, то в живых никто не останется. Остается одно — сдаться в плен. Это хоть какая-то надежда на спасение». Он просит всех солдат и младших командиров высказать свое мнение. Решение принято единогласно. Зная, что если немцы узнают, что он еврей, ему грозит немедленная смерть, Минц обращается с просьбой не выдавать его национальности и объявляет, что меняет фамилию на «Минаков». Заслышав немецкие голоса, Минц приказывает солдатам сорвать петлицы и знаки различия.

В одном из лагерей Минц с группой солдат и офицеров устраивает дерзкий побег. Однако немцы их догоняют, избивают и возвращают в лагерь. На этот раз в концентрационный. Здесь Макс Минц знакомится с пленными коммунистами и социал-демократами из разных стран и организует еще один групповой побег. И снова неудачно. Его переводят в другой концентрационный лагерь. Здесь Минц организует группу сопротивления, которая занимается агитацией, достает радиоприемник, по которому «ловят» Москву, распространяют листовки, поднимая дух и настроение заключенных.

По окончанию войны Макс Минц-Минаков возвращается домой. Он едет в Белоруссию, находит жену и сына и начинает работать инженером в Москве. Но уже в 1949 году МГБ его арестовывает и сажает в одиночку в знаменитую Сухановку под Москвой. Ему инкриминируют связь с немцами. «Как это, ты, еврей, сумел почти 4 года провести в лагере у немцев и не погиб?» Минц просит связать его с свидетелями — сотоварищами по лагерям в Германии, живущими в разных странах, но следствию это вовсе не нужно. Его переводят на Лубянку и через ОСО выносят постановление: «За измену Родине — 15 лет лагерей». Так Макс Минц попадает в Особый лагерь в Норильск.

В 1952 году Макс Минц радушно принял наш казахстанский этап и принимал самое активное участие в забастовке-восстании в Норильске. Он и здесь пользовался любовью и уважением заключенных.

После реабилитации, в 1955 году, он защитил диссертацию и преподавал на факультете механизации Московского строительного института им. Куйбышева.