Людмила Гребенщикова - Мой сын БГ

Боря пришел в наш номер как-то вечером и принес мне в подарок украшения, лежащие в фирменном футляре. Я открыла этот футляр — там лежала тонкая золотая цепочка и золотой браслет. Я говорю: «На старческую шею — тоненькую цепочку?» Боря рассердился, схватил браслет и выкинул его в форточку. Выкинуть цепочку я ему не дала, сказала, что она будет для Алисы. А искать браслет мы не пошли.

Боря уехал из Франции в Германию. А я осталась в Париже, но ненадолго. О Париже я мечтала с пятого класса, с того времени, когда прочитала «Трех мушкетеров». Но меня Франция и ее столица очень разочаровали. Французы оказались очень неприятными. У них у всех комплекс неполноценности, потому что раньше они были великой державой, а теперь обслуживают богатых американцев. На тебя смотрят только как на потенциального покупателя. Мне надоело во Франции, поэтому дня через три после Бориного отъезда я отправилась домой. К тому же в Париже у меня возникли проблемы с общением. Мне всегда казалось, что я знаю французский, так как учила его в Университете, но общаться с настоящими французами на их языке оказалось для меня слишком сложно.

Но я по-прежнему с наслаждением смотрю французские фильмы.

Лондон, в отличие от Парижа, мне очень понравился. Я приехала туда к Боре вместе с Глебом в 1990 году, в апреле месяце.

Мы были в гостях у Севы Новгородцева. Глебу он очень понравился, Сева показал ему свою мастерскую.

— Нравится? — спросил Сева у Глеба. — Будешь приходить ко мне играть?

— Зачем? — изумился Глеб. — Я просто у тебя останусь.

— Так, может, ты пойдешь ко мне в сыновья? — пошутил Сева.

— Пойду!

В Лондоне все для людей. Мне запомнились цветущие магнолии, зеленый лужайки Гайд-парка. Мы жили на Оксфорд-стрит, в двухэтажной квартире, которая была отведена Боре. Окна выходили в цветущий садик, за которым каждое утро ухаживал садовник.

Люди в Лондоне очень любезные, в отличие от парижан. В Гайд-парке я видела сценку, когда на скамейке сидел мужчина и бросал голубям кусочки булки. Рядом сидел другой, посторонний мужчина, и ему, очевидно, тоже хотелось покормить голубей. Мимо них проходил третий мужчина. Увидел, что у второго нет булки, достал из сумки с покупками хлеб и протянул ему, чтобы тот тоже мог кормить голубей.

Для детей на площадках под качелями положена мягкая резина, специально для того, чтобы никто не ушибся и ничего себе не сломал.

В общем, Лондон меня покорил своей красотой и доброжелательностью. Мне не хотелось из него уезжать.

В 1990-х годах Боря постоянно работал в Лондоне, где «Аквариум» записывал свои альбомы. Там вместе с Борей находилась вся его семья — и Глеб, и Ирочка с детьми.

Алиса запомнила мои впечатления и недавно прислала мне из Лондона открытку: «Моя драгоценная бабушка! Я действительно твоя внучка. Я не хочу уезжать отсюда».

Я сохранила надписи, которые делали фанаты в подъезде дома, где раньше жил Боря. Все шесть этажей этого дома были исписаны. В них видна такая чистота любви к нему: «БГ — бог», «Слава Боре», «Ты — луч света в темном царстве», «Боря, береги себя!», «Боря, будешь в Мурманске — звони по такому-то телефону в училище. Мы все для тебя сделаем». Но мне больше всего понравилась следующая запись: «Советская урла, ты еще поймешь, как тебя наебал Гребенщиков своей философией».

Еще я собирала некоторые записки, которые присылались Боре на концертах. На концерте в Университете его спрашивали: «Борис Борисович, дал ли вам что-нибудь Университет? А как вы относитесь к Татьяне Лариной? Вам открылась истина?» или «Мужик, ты сегодня петь будешь?»

Боря всегда был и является по сей день изумительным сыном. Я для него всегда была настолько важна и необходима, что у нас никогда не было никаких столкновений и ссор. Моя мама полностью заботилась о том, чтобы Боря был сыт, одет, умыт. Каждый день она следила, чтобы он обязательно съедал два яблока, напоминала ему о его расписании уроков. Для меня оставались только заботы о Бориных развлечениях. Он как-то мне сказал, что настоящая мать для него — это баба Катя, а я для него была как сестра, которая его развлекала и веселила. Но как я была вознаграждена! В 2006 году вышел сборник «Книга песен БГ». На ее титульном листе Боря написал: «Маме любимой. Все это от тебя. Твой сын Борис».

Эту книгу купил (а не купить не мог) недавно. Начать читать боялся. Всем известна давняя словоохотливость Бориса Борисовича, его открытость для всевозможных интервью. Пальму первенства в этом отношении он делит с журналистом Артемием Троицким — тот тоже всегда готов рассуждать на любые темы — от проблемы величины женских бюстов до политики президента. Возможно, это борьба за информационное первенство и охладила былые теплые отношения БГ и А.К.?

Итак, кажется, мы знаем о Б.Гребенщикове абсолютно всё. Или почти всё. Что может добавить мать к классической биографии «легенды русского рока»? Ну, пару сентиментальностей…

Ан, нет! Книга «Мой сын БГ», составленная из кусочков воспоминаний Людмилы Харитоновны, читается, как говорится, на одном дыхании. В ней три главы: «Детство и юность» (о Л.Х.), «Борис» (об отце БГ) и «Боренька» (о рок-музыканте).

Из занимательного повествования мы узнаём много любопытного о жизни лидера «Аквариума» и прежде всего о его родителях. В своих интервью БГ старательно обходит эту тему. Так, в Смоленске Борис Борисович как-то в свойственной ему манере сообщил, что «моя мама — луна, а отец — солнце». Книга Людмилы Харитоновны не только уточняет многие факты из семейной жизни Гребенщиковых, но делает это очень тактично, без налёта какой-либо сенсационности. Оказывается (для меня это ново), мама постоянно находилась рядом с БГ в 70-80-е годы, часто бывала на его концертах и лично знала многих музыкантов. Отец же (как и многие отцы) творчеством сына почти не интересовался и «не понимал увлечений Бореньки». Исключительно важную роль в воспитании музыканта сыграла его бабушка («баба Катя»). «Наизусть знала все его расписания, напоминала, какие учебники взять с собой в школу. Провожая Борю в школу, она стояла на лестнице и кричала ему вслед: «Баранкин, будь человеком!»