Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р., Павел Фокин . Жанр: Биографии и Мемуары. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале fplib.ru.
Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.
Название: Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.
Издательство: Литагент Гельветика56739999-7099-11e4-a31c-002590591ed2
ISBN: 978-5-367-00606-3
Год: 2007
Дата добавления: 12 август 2018
Количество просмотров: 268
Читать онлайн

Помощь проекту

Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р. читать книгу онлайн

Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р. - читать бесплатно онлайн , автор Павел Фокин

Из всех четырех стихий ее стихией, конечно, был огонь.

Во время Февральской революции она вышла замуж, уехала с мужем за границу. Жизнь ее сложилась более чем печально. Ей пришлось, расставшись с мужем, служить в модных магазинах Парижа, примеряя на себя разные костюмы, чтобы показывать капризным клиенткам, и вообще браться за любую работу, чтобы прокормить своего ребенка. Она опять узнала нужду и навсегда простилась со сценой» (Т. Щепкина-Куперник. Из воспоминаний).


«Рощина-Инсарова была типичной актрисой 10-х годов, соединившей нервную трепетность с отточенным мастерством. Тоненькая, хрупкая, почти невесомая, всегда в платьях пепельного тона, каких-то туманных, тающих, Рощина-Инсарова была средоточием нервов…Голос у Рощиной-Инсаровой был носового оттенка, звучал хрипловато, надтреснуто, что придавало какой-то особый, трогательный оттенок ее речи.

Когда для императорской сцены была запрещена „Анфиса“ Леонида Андреева, ее взял театр Незлобина, пригласив на главную роль Рощину-Инсарову. Она имела громадный успех. Конечно, она играла „инфернальную“ женщину, но громадная тоска переполняла ее, здесь были искренность переживания и женская обида. В сцене, когда героиня отравляет своего любовника Костомарова и говорит ему: „Пей! Пей же!“ – у Рощиной-Инсаровой появлялось что-то металлически властное в голосе.

Следующий ее крупный и решающий успех – „Обнаженная“ Батайля. Натурщицу, брошенную художником ради герцогини, она воплощала с подкупающей простотой, с ненаигранной трогательностью, более того – убедительной непосредственностью. Когда она упрекала бросившего ее художника, ее надтреснутый голос наполнялся неизбывным одиночеством и тоской.

…Из незлобинского театра Рощина-Инсарова перешла в Малый, где ее судьба сложилась не столь счастливо. Но и здесь она продолжала привлекать необычностью всего своего внутреннего существа, взволнованностью, наполнявшей каждую ее роль. Она тонко чувствовала стиль автора и эпохи, хотя неизменно сохраняла какую-то современную трепетность. Такова была и ее Екатерина в „Грозе“, с тонким лицом нестеровских женщин; ее „Дама из Торжка“ в дрожащих облаках белого воздушного платья – мечта армейских офицеров – в пьесе Ю. Беляева; ее герцогиня Падуанская – итальянка начала эпохи Возрождения. Анну в „Цене жизни“ – пьесе о смысле жизни, о самоубийстве как решении жизненной проблемы – она играла скупо, сдержанно, неся глубоко в себе великое отчаяние, горе и безнадежность. И сам автор и Ермолова считали, что в „Цене жизни“ Рощина была выше всех исполнительниц этой роли.

Рощина-Инсарова – это, конечно, явление, актриса она была необыкновенная. Когда я однажды спросил О. Л. Книппер-Чехову, какую из предреволюционных актрис (конечно, помимо В. Ф. Комиссаржевской) она считает лучшей, Ольга Леонардовна без раздумий ответила: „Конечно, Рощину“.

Покинув Малый театр, Рощина много гастролировала, ездила с эффектными ролями по всем городам России, затем поступила в Александринский театр на огромный оклад. Но в ее репертуаре почти не было классики. Необычайно яркая, современная актриса, она часто играла в ремесленной драматургии, и почти всегда благодаря своей исключительной индивидуальности она делала даже из весьма среднего материала нечто значительное» (П. Марков. Книга воспоминаний).

РУБАНОВИЧ Семен Яковлевич

1888–1930

Поэт, переводчик (П. Верлен «Записки вдовца» (М., 1911; предисловие В. Брюсова). Знакомый Андрея Белого, Эллиса и др.


«Что касается Рубановича, то он всецело воспитан мной и А. Белым. Он хорошо знает всего Бодлэра, Верхарна (частично), Шопенгауэра, некоторых современных немецких поэтов.

В общем, он мог бы быть полезным для „Весов“ не меньше В. Гофмана. За его глубокую искренность, убежденность и честность я ручаюсь, как за испытанные качества моего доброго друга.

По направлению в рус[ской] литературе он вполне наш…» (Эллис. Из письма к В. Я. Брюсову. Апрель – май, 1908).

РУБИНШТЕЙН Ида Львовна

24.9(5.10).1885 – 20.9.1960

Танцовщица. Ученица М. Фокина. Для нее были поставлены балеты «Саломея», «Мученичество святого Себастьяна», «Пизанелла, или Благоуханная смерть» (пьеса Г. Д’Аннунцио, хореография М. Фокина, декорации Л. Бакста) и др.


«Почти всегда, когда я бывал у Фокиных, меня сопровождал Бакст, но очень скоро у него установились с Фокиным какие-то деловые отношения несколько конспиративного стиля. Фокин стал тогда давать уроки балетного танца какой-то незнакомке „из общества“, с которой был знаком и „Левушка“ [Л. Бакст. – Сост.]. О ней-то они все время и шушукались. Возможно, что Фокин и привел к ней Левушку, возможно и обратное, что Левушка указал этой таинственной особе на Фокина как на идеального преподавателя. Как бы то ни было, они теперь то и дело при мне обменивались какими-то для них только понятными полусловами, и это меня порядочно злило. Лишь спустя несколько месяцев тайна раскрылась. Таинственная ученица Фокина оказалась Идой Рубинштейн, но вплоть до нашего первого парижского сезона в 1909 г. оба заговорщика держали „открытое ими сокровище“ как бы под спудом, что не мешало рождению легенды, которая расцвела пышным цветом. Таинственная особа и гениальна как артистка, и к тому же несметно богата. В то же время она отличалась удивительными и даже единственными странностями: она готова была идти для достижения намеченной художественной цели до крайних пределов дозволенности и даже приличия, вплоть до того, чтобы публично раздеваться догола. При этом она была бесподобно красива и удивительно одарена во всех смыслах. Наконец, она принадлежала к высшей еврейской знати, которая крайне неодобрительно относилась к такой сценической одержимости и всячески ставила Иде препоны на ее пути к достижению идеала. Все это окружало личность ученицы Фокина пленительным ореолом. Бакст прямо млел, рассказывая про нее (все еще не называя ее имени), а Фокин усердно подтверждал» (А. Бенуа. Мои воспоминания).

«Это была действительно красавица декоративного, ослепительного типа, сошедшая с полотна одного из художников французской Директории. Лицо сухое и худое, с намеком горбинки на носу, смугло-серого цвета тончайшей кожей. Черты не крупные, но и не мелкие, в ансамбле же своем дававшие впечатление значительности. Жизнь на этом лице трепетала зрительно-нервная в вибрациях утонченной неги, дававшей свою тоже утонченную, почти неуловимую артистически-емкую, полную игру. Ни пятнышка, ни микроба банальности. В полном смысле слова distinction [благовоспитанность. – Сост.] была присуща лицу, фигуре, движениям, походке и туалетам, от шляпы до ботинок, этой прекрасной девушки. Лоб твердый, не очень высокий, с отпечатком воли, а под ним – семитские глаза в узенько-остром разрезе. Все окружавшие Иду Рубинштейн в тогдашних театрально-литературных кругах казались чуть ли не ее лакеями; даже Фокин и Бенуа, даже Санин и Озаровский – многие обращались к ее советам; всегда изысканно-любезная и ученически-почтительная, она отличалась приветливою мягкостью.

Комментариев (0)
×