Дмитрий Лысков - Сталинские репрессии. «Черные мифы» и факты

Эта попытка самооправдания превратилась спустя десятилетия в стойкий элемент идеологического мифа, который встречается сегодня у многочисленных авторов как в художественной литературе, так и в публицистике. Увидеть его можно во всех вариациях: здесь и несокрушимые укрепления старой границы, и безумное (а скорее преступное) решение Сталина их уничтожить, и даже сталинский расчет на завоевание Европы – якобы укрепления были взорваны, чтобы выпустить на оперативный простор «автострадные танки» из внутренних военных округов.

Важным следствием этого примера является вывод о том, что миф далеко не всегда опирается на какое-либо реальное событие. Первоосновой мифа может служить заведомая фальсификация, вымысел, а часто и более ранний миф. Возникающая в итоге идеологическая пирамида, нагромождение фальсификаций и выводов из них крайне устойчива, ей могут обманываться и серьезные исследователи, падкие же до сенсаций псевдоисторики с радостью выводят отсюда громкие утверждения вроде того, что «Сталин готовил войну против Германии».

Мифы, созданные в советский период, преследовали самые разные цели, подчас создавались по велению момента, а затем отбрасывались за ненадобностью. Однако реальные факты на их фоне выглядят куда менее сенсационно и значительно реже появлялись в печати, оставаясь достоянием малотиражной специализированной литературы. В период развала СССР именно на противоречии официальных мифов, отбрасывая серьезные исследования, удалось выстроить уникальную по своей монолитности идеологическую картину тоталитарного прошлого, сформировавшую современный черный миф.

Сейчас уже совершенно очевидно, что существовала как минимум одна продуманная и поэтапно реализованная высшими государственными деятелями Союза СССР стратегия, направленная на свержение власти коммунистической партии и ликвидацию Советского строя. Ее идеологической основой был антисталинизм. Известны имена авторов этой программы, ее основные тезисы и этапы реализации. Говорить об этом необходимо уже потому, что без этого невозможно понять логики исторического процесса. Но об этом – ниже.

Не претендуя на глубину исторического исследования, как журналист, я предприму попытку в первую очередь рассмотреть именно массив мифов, создающих сегодняшний образ сталинских репрессий, историю их возникновения и модернизации. Понятно, что факты, очищенные от идеологической шелухи, уже не будут блистать черными бриллиантами преступлений против человечности и вряд ли найдут одобрение у сторонников «Нюрнберга над коммунизмом».

Однако, если мы хотим иметь представление о своей истории, грань идеологии пора переступить. Ни одно общество не может развиваться, имея противоречивые установки в отношении собственного прошлого.

Довлеющие сегодня над массовым сознанием «красный миф», «белый миф», «демократический» и «тоталитарный» мифы в действительности лишь разбивают общество на части, не позволяя консолидироваться для движения вперед – в полном соответствии с концепцией «разделяй и властвуй». Любой серьезный разговор, с неизбежностью опираясь на исторические примеры, становится попросту невозможен, если виденье истории у его участников разное. Элементарная невозможность договориться – одно из прямых следствий внедрения в массовое сознание идеологических мифов о целых этапах истории страны.

Выделим основные составляющие современного представления о сталинских репрессиях и рассмотрим их с фактической стороны, а также и историю их формирования. Это, без сомнения, десятки (и даже сотни) миллионов репрессированных, расстрелы детей, ГУЛАГ, «лагеря смерти», НКВД, неразрывно связанное с ним имя Лаврентия Берии. Депортация народов. Наконец, появившееся не так давно утверждение о рабском труде миллионов заключенных на стройках коммунизма, с чем и были связаны экономические успехи Советской России и СССР первых пятилеток.

Обособленной подтемой в рамках понятия репрессий стоят события Великой Отечественной войны, в том числе отношение к бывшим военнопленным, узникам концлагерей и лицам, оказавшимся на оккупированных территориях (в том числе вышедшим из окружения). Их, по распространенному мнению, ждал все тот же ГУЛАГ. Показательным является произведение В. Шаламова «Последний бой майора Пугачева». Снятый по его мотивам телефильм регулярно транслируется по федеральным телеканалам ко Дню Победы.

Ремарка. «Последний бой…» вместе со «Сволочами» и прочими «Штрафбатами» наконец-то не составляют основу кинопоказа в праздничные дни. Впрочем, им на смену пришли новые фильмы, в которых тема репрессий раскрывается не менее полно – и теперь мы знаем, что победили в ВОВ благодаря тонкой душевной организации пулеметчиков вермахта, которые не могли вынести вида марширующих на них цепей солдат с черенками от лопат вместо винтовок. Или же тема репрессий подается исподволь: экранизация 2015 года «А зори здесь тихие…» рассказала нам, что родителей Гали Четвертак забрали в НКВД, а семью Лизы Бричкиной раскулачили. Стоит ли говорить, что ничего подобного не было ни в фильме 1972 года, ни в повести Бориса Васильева? И вот казалось бы – зачем в экранизацию введены эти два «незначительных» эпизода, не оказывающих вообще никакого влияния на киноповествование?

Наконец, репрессии в отношении коллаборационистов, а также выданных «на растерзание Сталину» англичанами казаков из казачьих подразделений вермахта, бежавших в западную зону оккупации.

Обозначив общими штрихами тему, попытаемся рассмотреть ее подробнее.

Вопрос о числе репрессированных по сей день остается краеугольным камнем в обсуждении темы сталинских репрессий. Верхнюю планку в оценке числа «жертв коммунизма» задал, пожалуй, А. Солженицын, заявив в 1976 году в интервью испанскому телевидению о 110 млн жертв. Учитывая, что, согласно первой в отечественной истории переписи населения 1897 года, в Российской империи проживало 125,6 млн подданных (здесь не было учтено население части Финляндии), а к 1941 году население СССР достигло 196,7 млн человек (без Польши и Финляндии, но уже с Западной Украиной, Западной Белоруссией и Прибалтикой, то есть в относительно сходных границах), то данные писателя вызывают некоторые сомнения.

Интересна история появления у Солженицына цифры в 110 миллионов жертв. Во втором томе «Архипелага ГУЛАГ» встречается другая цифра – 66 миллионов. Точная цитата выглядит так (по изданию YMCA-PRESS, Paris, 1973): «По подсчетам эмигрировавшего профессора статистики Курганова, это “сравнительно легкое” внутреннее подавление обошлось нам с начала Октябрьской революции и до 1959 года в… 66 (шестьдесят шесть) миллионов человек. Мы, конечно, не ручаемся за его цифру, но не имеем никакой другой официальной»[1].

В более поздних изданиях цитата выглядит несколько иначе: «И во сколько же обошлось нам это “сравнительно легкое” внутреннее подавление от начала Октябрьской революции? По подсчетам эмигрировавшего профессора статистики И.А. Курганова, от 1917 до 1959 года без военных потерь, только от террористического уничтожения, подавлений, голода, повышенной смертности в лагерях и включая дефицит от пониженной рождаемости, – оно обошлось нам в… 66,7 миллионов человек (без этого дефицита – 55 миллионов).

Шестьдесят шесть миллионов! Пятьдесят пять!

Свой или чужой – кто не онемеет?

Мы, конечно, не ручаемся за цифры профессора Курганова, но не имеем официальных»[2].

Интересные подробности можно найти в примечаниях к французской книге «Солженицын» Жоржа Нива (Georges Nivat). В ней сказано: «Эта страшная цифра (66 млн чел. из второго тома «Архипелага ГУЛАГ». – Д.Л.) взята из трудов демографа И.А. Курганова, который, объясняя “дыры” в демографической статистике СССР, определил потери населения между 1917 и 1959 годами в 110 миллионов и больше половины их отнес за счет политических событий. Статья Курганова, послужившая источником для Солженицына, была опубликована сначала по-русски в Нью-Йорке в 1964-м, а затем по-французски в журнале “Эст-Узст” в мае 1977-го»[3].

Первоисточником информации о 110 миллионах жертв, которые нобелевский лауреат А. Солженицын озвучил в эфире испанского телевидения, является, таким образом, статья демографа И. Курганова, который вывел ее, «объясняя “дыры” в демографической статистике СССР». 66 миллионов «Архипелага», очевидно, относятся к пояснениям самого Курганова, который «больше половины» отнес «за счет политических событий». Безусловно, было бы крайне интересно выяснить, что именно подразумевал под «политическими событиями» источник Солженицына – считал ли он таковыми, например, две последовательные революции 1917 года и последовавшую Гражданскую войну? И если да, то почему Солженицын весьма вольно относит и 66, и 110 миллионов к «жертвам коммунизма», когда и в революциях, и в гражданских войнах действуют, как правило, не менее двух противоборствующих сторон. В российском же случае сторон было куда больше, вплоть до интервентов Антанты.