Эрих Манштейн - Из жизни солдата

В марте 1906 года я в чине прапорщика был зачислен в 3-й гвардейский пехотный полк, в котором прослужил до самого начала войны. Гвардия существовала отнюдь не только для участия в парадах. Требования к боевой подготовке гвардейцев были очень высокими, их образ жизни никак нельзя было назвать праздным. Принадлежность к гвардии обязывала лишь к максимальной отдаче сил и отнюдь не располагала к высокомерию.

После объявления мобилизации в 1914 году я был назначен на должность адъютанта 2-го гвардейского резервного полка, формирование которого было поручено нашему полку. В составе нового полка я участвовал в овладении Намюром, в битве на Мазурских озерах и в осеннем походе в Польшу. В ноябре 1914 года меня тяжело ранило. После выздоровления я был направлен в штаб генерала фон Гальвица в качестве помощника начальника оперативного отдела. В ходе наступательных операций на севере Польши и в Сербии в 1915 году, во время сражения под Верденом в 1916 году я получил начальное представление о формах и методах руководства наступательными действиями в оперативном звене. С началом битвы на р. Сомме я был назначен офицером Генерального штаба в штаб вновь сформированной 1-й армии, которой командовал генерал Фриц фон Белов, один из наиболее талантливых командующих армиями, обязанный своим выдвижением генералу фон Лоссбергу, прославившемуся своим умением организовывать и вести оборонительные действия. В этой должности я принял участие в крупномасштабных наступательных операциях на р. Сомме в 1916 году и в Шампани в 1917 году. После кратковременного пребывания в должности начальника оперативного отдела штаба 4-й кавалерийской дивизии, принимавшей участие в боях на территории Курляндии и Эстляндии, я был переведен на Запад и назначен в мае 1918 года начальником оперативного отдела штаба 213-й ударной пехотной дивизии. В составе этой дивизии я участвовал в майском наступлении германской армии под Реймсом и в последующем тяжелом отступлении на рубежи вблизи Седана.

Революция в Германии и перемирие на фронтах ознаменовали собой окончание первого этапа моей военной карьеры. Отныне вместо императора, на верность которому присягала германская армия, мы должны были верой и правдой служить своему народу и своей обновленной родине.

В начале января 1920 года я познакомился с Юттой Сибиллой фон Лёш и уже 10 января мы заключили помолвку. 10 июня состоялась наша свадьба.

Моя жена была дочерью капитана кавалерии в запасе Артура фон Лёша и его супруги Амалии, урожденной фон Шак. Жизнь нескольких поколений предков моих новых родственников была уже на протяжении более чем ста лет теснейшим образом связана с Силезией. Мой тесть владел здесь тремя имениями, одно из которых — Бучкау в районе Намслау— должно было по Версальскому договору отойти к Польше, вместе с рядом соседних территорий, коренным населением которых были немцы. Данное решение не было оправданным ни по историческим, ни этнографическим соображениям. Соглашение о границах вступило в силу вскоре после нашей помолвки, поэтому в Бучкау нам удалось побывать только один раз. Так мы испытали на себе последствия Версальского диктата.

Моя жена вышла за меня в девятнадцать лет. Кроме нее, в семье фон Лёша было пять братьев, четверо из которых стали офицерами и участвовали во второй мировой войне. Один из братьев моей жены, Эгберт фон Лёш, заканчивал школу и по этой причине прожил с нами пять лет. В 1939 году, сразу после начала войны, погиб старший брат Ютты, и мы взяли к себе его сына. И Эгберт фон Лёш, и наш приемный сын погибли на войне, причем последнего эта участь постигла в апреле 1945 года в возрасте 17 лет.

Пора, наконец, сказать несколько слов и о моей собственной маленькой семье.

В первую годовщину свадьбы состоялись крестины нашего первого ребенка, дочери Гизелы.

Родившийся у нас через год сын Геро в звании лейтенанта воевал на Восточном фронте и погиб в семнадцатилетнем возрасте в боях у озера Ильмень.

Наш младший сын Рюдигер родился в 1929 году в Берлине.

Радость и счастье, которые доставляло нам рождение и воспитание родных и приемных детей, а также печаль и горе, вызванные их утратой, мы с женой всегда переживали вместе и сумели пронести свою молодую любовь через всю нашу совместную жизнь.

В лице моей Ютты я приобрел любящую и заботливую супругу, верного друга и помощника. Кто бы ни пришел к ней, он всегда находил понимание и поддержку с ее стороны. При этом она почти не думала о самой себе и постоянно жертвовала собой ради нас, ее близких, а также ради многих посторонних людей, с судьбами которых ей приходилось соприкасаться. Она не изменила своей привычке к самопожертвованию и после того, как на весь немецкий народ обрушились тяготы и лишения мировой войны; мы потеряли одного из наших любимых родных сыновей, обоих приемных сыновей, многих других близких людей и, наконец, лишились самой родины. В этот трагический период моя жена сумела выжить и поставить на ноги нашего младшего сына, который в конце войны еще ходил в школу. А когда я сам предстал перед английскими судьями, она всеми силами поддерживала и воодушевляла меня своим присутствием в зале суда, помогая мне с честью и достоинством встретить несправедливый приговор.

Любые рассуждения о так называемом «духе рейхсвера», об отношении к нему страны и народа имеют смысл только в том случае, если принимать во внимание то глубокое воздействие, которое оказал переворот 9 ноября и капитуляция германской армии 11 ноября 1918 года на офицерский корпус, которому предстояло составить костяк вновь формируемой армии. Возникший на развалинах кайзеровских войск, рейхсвер был обречен на то, чтобы нести на себе отпечаток трагических событий, предшествовавших его созданию.

Когда 9 ноября 1918 года германский император отрекся от престола и перебрался в Голландию, для военных это, в отличие от простых граждан, означало нечто большее, чем простую смену государственного строя. Для многих из них, прежде всего для тех, кто считал себя наследниками прусских военных традиций, это означало полный крах и утрату смысла жизни. Прежняя армия была плоть от плоти «императорской», вся ее деятельность была неразрывно связана с личностью монарха. Верность и преданность императору, основанные на присяге, выходили за рамки политики и имели под собой этические основы.

Для армии именно император, а не какой-то абстрактный «народ» или «государство», был «точкой кристаллизации» ее верноподданнических чувств. В среде военных никогда не употреблялось выражение «государственная служба», речь могла идти исключительно о «службе императору». При этом не имело никакого значения личное отношение того или иного солдата к личности конкретного монарха. Армия служила не Вильгельму Второму, а «Императору». Германские монархи формировали армию, вся ее сущность была проникнута идеей императорской власти. Ни в одной другой стране мира не существовало такого отношения между армией и короной.