Андрей Юдин - Чиж. Рожден, чтобы играть

Валерий Пастернак[2] бесспорно прав, когда пишет о Чиже: "Нормальное, совковое детство. И что уже совсем не подходит для современного имиджа рок-музыканта, это полнейшее отсутствие признаков вечного конфликта поколений. Явно не бунт против "истеблишмента и пуританского ханжества" питал первые ростки творчества Сергея".

Про влияние родителей на творчество Чижа говорить трудно, но не подлежит сомнению, что именно семья всерьез повлияла на его профориентацию. Приметой Дзержинска 60-х были кинотеатрики, где перед сеансами публику развлекали музыканты-"тапёры". Особенно нравился супругам Чиграковым молодой аккордеонист. Попурри из модных мелодий и «вечнозеленые» стандарты вроде «Рио-Риты» и "Неудачного свидания" он исполнял с настоящей эстрадной хваткой — то есть был раскован, артистичен и умел зажигательно импровизировать.

Виртуоза-аккордеониста звали Анатолий Крючков. Он был преподавателем музыкальной школы, который «подхалтуривал» в киношке по выходным. Мастерство и артистизм этого человека сыграли главную роль в том, что много лет спустя Чиграковы решили отдать к нему на обучение младшего сына.

Но до музшколы надо было еще дорасти, а пока Сережа Чиграков азартно стучал по столу руками и карандашами, подражая старшему брату — тот учился в техникуме, носил длинные волосы и играл на барабанах в настоящем ансамбле. Собственно, он и был тем самым Чижом, которого знал весь Дзержинск. ("Погремуха" перешла ко мне по наследству, — говорит Сергей. — В отрочестве я всегда представлялся как "Чиж-младший").

Вернувшись с репетиций, брат напевал и наигрывал массу мелодий. Именно от него Чиж впервые услышал — на смеси английского с нижегородским — битловские «Облади-облада» и "Старенький автомобиль".

"Вовка наяривал на баяне и пел, — рассказывал Чиж, — а я внимал, жадно уши развесив". В тот момент он даже не догадывался, кем написаны эти песни. В его памяти они остались просто как задорные мелодии.

Пожалуй, правильнее всех сказал про битлов суровый Лемми из Motorhead: "По большому счету, рок-н-ролл — это война. Маршалы Леннон и Маккартни были самые настоящие мясники: они вырубили половину человечества своей музыкой. Другая половина стала их вечными пленниками". В число этих «военнопленных» попал и Сергей Чиграков, когда поставил на свой проигрыватель виниловую пластинку с «Girl». ("Это был советский сборник "Музыкальный калейдоскоп" № 8", — уточняет он, — где «Девушку» ханжески назвали "народной песней", а вместо «Битлз» значилось: "исполняет квартет").

Как и многие парни, родившиеся в 60-х, Чиж затрудняется внятно выразить свои ощущения от первого прослушивания аутентичных Beatles: "Одни пойдут междометия, наречия, и ни одного глагола, а тем более существительного. Могу сказать только одно: сколько бы раз эта пластинка не ставилась, столько же раз у меня на глазах выступали слезы". Юношеские любовные переживания, о которых пел Пол Маккартни, разумеется, были тут ни причем: английских слов Чиж не понимал — куда важней был саунд, волшебная магия битловского звука.

Этот мощный шок от встречи с Beatles многие Старые Рокеры вспоминают как поворотный пункт своей жизни. После него события шли по цепочке: отращивание волос — покупка гитары — попытка сочинять свои песни — сколачивание собственной группы. Известный рок-музыкант Евгений Маргулис даже придумал тост: "Выпьем за битлов, которые обеспечили всех нас работой!".

Чиж согласен пить за "ливерпульскую четверку", пока не откажет печень. Но первые стаканы с водкой он должен по справедливости поднять за другие события и толчки, которые привели его к музыке как профессии. Таким толчком, например, стал мультфильм "Бременские музыканты". Вместе с пацанами из класса Чиж бегал в кинотеатр на все детские утренники, чтобы увидеть его снова и снова. Мультик впервые показал подобие традиционной рок-группы (если вспомнить, что там собрались Осел, Петух, Собака и Кот, шутит Чиж теперь, стоило бы назвать ее Animals).

Особый восторг вызывал Трубадур. В этом полу-битле, полу-хиппи с электрогитарой и девизом "Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету" самым привлекательным образом воплотились идеалы "сладких 60-х" — музыка, любовь и тяга к перемене мест. А его необычный «прикид», который Чиж рисовал на обложках школьных тетрадок, на многие годы вперед определил молодежную моду: длинный хайр, широченные клеши, ушитая в талии рубашка с воротником "ослиные уши", тупоносые башмаки на высокой платформе. С особым старанием Чиж воспроизводил гитару (именно она помогла Трубадуру «заклеить» курносую принцессу в мини-юбке; тут было над чем задуматься).

Другой "культурный шок" он получил, когда случайно увидел по телевизору ленинградский ансамбль "Поющие гитары". Музыканты в явно слизанной у битлов униформе (пиджаки без воротничков и водолазки) стояли на постаменте и время от времени, оживляя «картинку», как по команде, поворачивались в разные стороны.[3] Поражало, что гитаристы играют и поют одновременно. В понимании Чижа, это был верх мастерства.

— Они пели "Синий-синий иней", "Словно сумерек наплыла тень…", "Песенку велосипедистов". И так мне захотелось стать одним из них — просто караул!.. Причем, лет-то мне было, наверное, девять. Какие девки, господи?! Да просто кайф — встать с гитарой, блин, и лабать!..

С тех пор он часто крутился со шваброй перед зеркалом, воображая, будто солирует в "Поющих гитарах". Позже, когда заиграли половые гормоны, он всячески прокручивал в голове картинки, как создает в школе свой ансамбль, чтобы понравиться барышням (обмануть старика Фрейда еще никому не удалось!).

— Вот я стою с гитарой на сцене, а девчонки — в зале. И они видят меня и шушукаются — одна на ухо другой… А нужна-то именно одна!.. И она смотрит на тебя, а ты поешь, как будто не замечая ее, но ты-то видишь, что она на тебя смотрит… Вот такие совершенно глупые мысли у меня были. Я лежал на диване и фантазировал. Причем, я уже знал, что в ансамбле есть бас-, соло- и ритм-гитара, барабаны и клавиши. И на бас-гитаре я представлял одноклассника Пашку Королева, потому что у него был низкий голос…

Собственно, Чиж никогда не скрывал, что на него, как и на многих сверстников, повлиял громадный музыкальный пласт 1970-х — вокально-инструментальные ансамбли. Сегодня в адрес ВИА сказано немало гадостей: их критикуют за неискренность текстов ("Любовь, Комсомол и Весна!"), за одесско-кабацкие ритмы «умца-умца» и невероятно раздутые (за счет духовых инструментов) составы. Но других артистов провинция не знала, и знать не могла.