Дмитрий Быков - Статьи из еженедельника «Профиль»

[Дмитрий Быков:]

— Вы меня угощаете, а сами не пьете. Это потому что за рулем?

[Александр Миндадзе:]

— Почему?! Я в молодости и за рулем выпивал… Просто алкоголь доставляет мне все меньше радости. Будь мне лет тридцать, мы бы тут сейчас, конечно… Но кому-то он помогает сочинять, а меня только отвлекает от работы, я потом полдня в чувство прихожу.

[Дмитрий Быков:]

— У вас в «Параде планет» работала Елена Майорова, это была одна из первых ее заметных ролей. Вы хорошо ее знали. У вас есть какие-то догадки<…> было или несчастный случай?

[Александр Миндадзе:]

— Я ничего не думаю, я только ужасаюсь этой трагедии. <…> Майорова была человек замечательный. Не обычный, но обычных, думаю, вообще не бывает. Я не замечал в ней ни особой депрессивности, ни истерии. Наоборот, мы виделись этим летом, выпивали по чуть-чуть, и она казалась вполне благополучной. Никогда много не пила, это все сплетни. Никогда не срывала съемок и не скандалила на них. Вообще, мне кажется, это тот случай, когда не надо докапываться до каких-то причин. Просто невыносимо жаль изумительного человека.

[Дмитрий Быков:]

— Каких своих актеров вы любите больше всего?

[Александр Миндадзе:]

— Борисова, Зайченко, Шакурова, очень интересен Маковецкий, совершенно неподражаем Колтаков. Вот актер! У нас на «Армавире» он отработал просто идеально — по своим, естественно, параметрам: всего полторы истерики, ни одного срыва съемок… Я рискнул бы сказать, что Колтаков сегодня — один из самых живых актеров. В смысле органики и темперамента.

[Дмитрий Быков:]

— Помните — «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом»? У вас же — две, и обе красавицы.

[Александр Миндадзе:]

— Своих хвалить грешно. Младшей восемнадцать, старшей двадцать один. С мальчиками, говорят, чем дальше, тем труднее. А с девочками — чем дальше, тем легче. Они послушнее, им и в армию не ходить…

[Дмитрий Быков:]

— Старшая — Катя — пишет пьесы. Вы хоть как-то вмешиваетесь в процесс?

[Александр Миндадзе:]

— Попробовал бы я! Катька — невероятно скрытный человек в этом смысле. Я ей иногда говорю: «Слушай, я немного в этом понимаю, покажи мне вещь, пока она в работе!» Но любые мои советы исключаются, я получаю только последний вариант — и с некоторым отцовским ужасом вижу, что ребенок пишет совершенно иначе. Я никогда не умел писать репризы, диалог у меня слабее, чем сюжет. У Катьки — ровно наоборот. У нее мало действуют, но хорошо говорят.

[Дмитрий Быков:]

— У нее репутация человека не просто влюбчивого, но постоянно в кого-то влюбленного до помешательства…

[Александр Миндадзе:]

— Ну, она ведь драматург — ей надо везде искать драматические коллизии. Все, что Катька говорит, надо делить пусть не на сто, но на пятьдесят уж точно. Обычно дел на копейку, а страданий и разговоров — на полновесный рубль. Но если человек из этого делает пьесы, то и пускай себе. Правда, сейчас она несколько успокоилась.

[Дмитрий Быков:]

— А как вы относились к возлюбленным, которых она приводила домой?

[Александр Миндадзе:]

— А она и не приводила. Я же говорю, она прячет свою творческую лабораторию.

[Дмитрий Быков:]

— Сами вы женаты единственный раз?

[Александр Миндадзе:]

— Да, это одна из самых больших удач в моей жизни. В этом году серебряная свадьба.

[Дмитрий Быков:]

— Абдрашитову уже исполнилось пятьдесят, скоро, по-моему, ваша очередь юбилярствовать…

[Александр Миндадзе:]

— Увы.

[Дмитрий Быков:]

— И что меняется?

[Александр Миндадзе:]

— Вы не поверите — ничего.

[Дмитрий Быков:]

— Мне скоро тридцать, я ужасно дергаюсь.

[Александр Миндадзе:]

— Нет, в тридцать я, конечно, был поэнергичнее себя нынешнего — в смысле мог несколько ночей подряд не спать, больше пить… Но вообще утешьтесь — дальше все будет только легче. Я себя до сих пор так на тридцать и чувствую.

№ 2(74), 19 января 1998 года

Тем не менее уже давно все, что связано с Догилевой, интересно и увлекательно.

[Дмитрий Быков:]

— Что ж, Таня, можно вас поздравить: нет хуже, чем быть в наше время «священной коровой».

[Татьяна Догилева:]

— Можете так и написать: я плакала. У меня сейчас будто вся кожа содрана. Но, поплакав и поубеждав себя, какая я бедная, я себя спросила:

— Таня, ты ведь ни о чем не жалеешь?

— Ни о чем.

— Все равно бы это сделала?

— Да.

Ну и все. Я теперь даже благодарна за такой интерес к моей персоне. Мой спектакль — прелесть, я правда так думаю. Подобного разноса на моей памяти удостаивался только Штайн за «Орестею». Так что я рада совпасть со Штайном хотя бы по одному показателю.

[Дмитрий Быков:]

— Я думал, вы для режиссерского дебюта выберете классику — чтобы сыграть что-то свое, заветное и недоигранное…

[Татьяна Догилева:]

— Нет, я не настолько самоуверенный человек, чтобы начинать с классики. И пьеса, и актеры очень мне нравятся, а промахов и ошибок я действительно наделала великое множество. Плюс ко всему я позвала прессу на прогон, который в отличие от первого спектакля был действительно провальным. Свет, звук — накладка на накладке. Зато потом — и на втором, и на третьем спектаклях — обвал аплодисментов, непрерывный хохот…

Мы показали спектакль в ДК Серафимовича для самого простого и небогатого зрителя (во МХАТ-то билеты стоят от пятидесяти до двухсот тысяч), и опять на ура.

[Дмитрий Быков:]

— Есть ли классическая роль, по которой вы плачете?

[Татьяна Догилева:]

— Есть. Аркадина в «Чайке».

[Дмитрий Быков:]

— По-моему, вам рано.

[Татьяна Догилева:]

— Нет, ей сорок два года.

[Дмитрий Быков:]

— Вы настолько не скрываете возраст?

[Татьяна Догилева:]

— Ну, мне еще нет сорока двух… а в принципе что скрывать?

[Дмитрий Быков:]

— Но она чудовищная стерва.

[Татьяна Догилева:]

— Она единственный привлекательный герой в этой пьесе. Она одна что-то делает — все остальные только скулят. И в той обстановке, которую ей создали — сын с его комплексами и попытками самоубийства, отвратительная Нина Заречная, которая беззастенчиво добивается Тригорина, — Аркадина себя ведет наиболее достойным образом.

Не забывайте, что она находится в самом трагическом возрасте: у нее перелом амплуа.

[Дмитрий Быков:]

— Таня, это ведь далеко не всегда болезненно. Многие актрисы сыграли свои лучшие роли после сорока. Алиса Фрейндлих, например.