Леонид Млечин - Брежнев

Иноземцев был человеком с характером, волей и мужеством. Будущий академик вел дневник на войне, утаив его от политработников и особистов (вести дневники на фронте запрещалось). Вот что сержант Иноземцев записал в дневнике, который издали через много лет после его ухода из жизни:

«Человек, сознательно идущий на верную смерть, должен быть или безразличным теленком с загнанными внутрь инстинктами, или иметь крепкий характер и железную силу воли. Последнее приобретается со временем и дорогой ценой. Но раз приобретенное – остается надолго, если не на всю жизнь».

Он не сломался, не стал каяться и просить прощения. Но травля оказалась для него роковой. 12 августа 1982 года он умер от обширного инфаркта. Ему был всего шестьдесят один год. Но Московский горком партии не остановился, надеясь сокрушить, наконец, ревизионистское гнездо. Академик Иноземцев был целью номер один. Следующими на очереди стояли директор Института США и Канады Георгий Арбатов и директор Института востоковедения Евгений Примаков. Это была попытка извести научных либералов, которые из-за близости к Брежневу столько лет оставались практически неуязвимыми. Видя, что Леонид Ильич уходит, аппарат почувствовал свою силу.

Тогда Александр Бовин и Георгий Арбатов при содействии помощника генерального секретаря Георгия Цуканова проникли к Брежневу. Генеральный секретарь был уже совсем плох, но память об Иноземцеве сохранил добрую.

Арбатов описал эту сцену в своих воспоминаниях. Они с Бовиным рассказали, что Московский горком образовал комиссию, что готовится полный разгром института и пытаются опорочить память Иноземцева.

Брежнев, не задавая лишних вопросов, спросил:

– Кому звонить?

– Гришину.

На приставном столике у генерального секретаря стоял «домофон» – аппарат связи с высшими руководителями партии и государства. Нажав кнопку, он мгновенно соединялся с членами политбюро и секретарями ЦК. Вызываемый снимал трубку светло-желтого без наборного диска аппарата и откликался:

– Слушаю вас, Леонид Ильич.

Причем Брежнев мог разговаривать, не снимая трубки. Он нажал кнопку с надписью «Гришин». Виктор Васильевич немедленно откликнулся:

– Здравствуйте, Леонид Ильич, слушаю вас.

Брежнев сказал, что до него дошли разговоры, будто вокруг иноземцевского института создано какое-то дело и образована комиссия, которая будет наводить порядок.

– Так в чем там дело? – поинтересовался генеральный секретарь.

Ответ Гришина никто не ожидал:

– Я не знаю, о чем вы говорите, Леонид Ильич. Я вообще впервые слышу о комиссии, которая якобы что-то расследовала в институте Иноземцева.

Брежнев приложил палец к губам, опасаясь, что несдержанные Арбатов и Бовин что-то скажут, и пробормотал:

– Ты, Виктор Васильевич, всё проверь. Если кто-то дал указание прорабатывать покойного, отмени и потом мне доложи.

Арбатов возмущенно сказал:

– Никогда не думал, что члены политбюро могут откровенно врать генеральному секретарю.

Брежнев только ухмыльнулся. У него, надо понимать, был иной опыт.

Последняя поездка в Ташкент оказалась для Леонида Ильича роковой. Об этом подробно рассказал генерал Владимир Медведев, охранник Брежнева.

23 марта 1982 года Леонид Ильич находился в Узбекистане. В этот день была запланирована поездка на завод, строивший космические корабли «Буран». Но утром решили, что Брежнев туда не поедет. Охрану на заводе сняли.

Вдруг Брежнев сказал руководителю республики Рашидову:

– Время до обеда есть. Мы обещали посетить завод. Люди готовились к встрече, собрались, ждут нас. Нехорошо… Возникнут вопросы… Пойдут разговоры… Давай съездим.

Рашидов только рад:

– Конечно, Леонид Ильич.

Вмешался начальник охраны Брежнева генерал Рябенко:

– Леонид Ильич, ехать на завод нельзя. Охрана снята. Чтобы вернуть ее, нужно время.

Брежнев жестко ответил:

– Даю тебе пятнадцать минут – возвращай охрану.

Но уже через десять минут сорвался с места:

– Всё, выезжаем. Времени на подготовку у вас было достаточно.

Московская группа из Девятого управления КГБ успела приехать на завод, узбекские чекисты задержались. На заводе объявили по внутренней радиотрансляции, что сейчас приедет генеральный секретарь. Все бросили работу, пошли встречать Брежнева.

В сборочном цехе рабочие, чтобы увидеть Брежнева, карабкались на леса вокруг строящихся самолетов. Охрана с трудом сдерживала толпу. И вдруг большая деревянная площадка не выдержала и под тяжестью людей рухнула. Она накрыла Брежнева и Рашидова.

Четыре офицера личной охраны из Девятого управления невероятным усилием подняли помост и держали его, пока не подскочила на помощь местная охрана. Если бы офицеры не смогли это сделать, генерального секретаря ЦК КПСС и первого секретаря ЦК компартии Узбекистана просто бы раздавило.

Никто не погиб, но пострадали и Брежнев, и Рашидов, и охранники. Брежневу углом металлического конуса ободрало ухо. Его подняли, врач встревоженно спросил:

– Леонид Ильич, как вы себя чувствуете? Вы можете идти?

Брежнев уверенно держался на ногах, но жаловался на боль в ключице. Встречу с рабочими отменили. Брежнева повели к выходу через толпу. Начальник охраны Рябенко пробивался вперед с пистолетом в руке.

В больницу Брежнев не захотел. Его отвезли в резиденцию, уложили, провели рентгеновское исследование и обнаружили, что правая ключица сломана.

Лежавшего в постели Брежнева соединили с Андроповым. Он сказал:

– Юра, тут со мной на заводе несчастье случилось. Только я тебя прошу, ты там никому головы не руби. Не наказывай, виноват я сам. Поехал без предупреждения, хотя меня отговаривали.

Врачи убеждали Леонида Ильича немедленно вернуться в Москву. Но на следующий день ему предстояло выступление на торжественном заседании в Ташкенте. Он остался, произнес речь. Это был мужественный поступок для пожилого и очень больного человека.

Сидевшим в зале ташкентцам и многочисленным телезрителям, которые смотрели трансляцию из столицы Узбекистана, наверное, казалось, что Брежнев накануне выпил, потому что он был несколько заторможенным. Только сопровождавшие его знали, что даже легкое движение правой руки было для него крайне болезненным, поэтому ему пришлось глотать болеутоляющие препараты.

Леонид Ильич задержался в Ташкенте еще на день, чтобы встретиться с руководителями республики, вручил орден Октябрьской Революции Рашидову и только потом уехал.

В Москве его положили в больницу на улице Грановского. Ключица у него так и не срослась, и вообще после Ташкента Брежнев стал просто угасать. Он не мог самостоятельно сойти с трибуны, не в состоянии был определить высоту ступеньки, просил помочь. В зале для пленумов ЦК в Кремле установили специальные перила, чтобы Брежнев да и другие престарелые члены политбюро могли подняться на трибуну. Конструкторы получили указание изготовить движущиеся трапы, которые поднимали бы Леонида Ильича на мавзолей и в самолет, если он все-таки куда-то полетит.