О Муроме. Воспоминания. Семейная хроника купцов Вощининых - Надежда Петровна Киселева- Вощинина

Она и ее брат Вячеслав Петрович учились в Москве и оба окончили высшие технические учебные заведения. Я бывала с ней в семье ее брата, она любила его детей, своих племянников — Кирилла и Ксению. Знала она, конечно, и Сахаровых — ведь они тоже муромские.

Прожила я у нее полгода, к братьям так и не переехала; Тима бывал у нас уже в качестве жениха и ей тоже понравился. У нее же была устроена и наша скромная свадьба. Гостями были только три моих брата и Галя Шемякина. Старшие Шемякины тоже в это время проживали в Москве у своих родственников.

Так началось покорение Москвы — завоевание места в жизни.

Через год после мальчиков, бросив школу после 7 класса, в Москву приехала Шура. Жить устроилась на кухне у братьев, поступила на работу конторщицей и на вечерние бухгалтерские курсы. Показала большие способности к манипуляции с цифрами и всю жизнь потом работала бухгалтером.

Мы с Тимой обосновались в полученной им комнатке в 8 метров в общей квартире, с печным отоплением и маленькой кухней на 3 семьи, но зато центре Москвы на Садово-Триумфальной улице. По вечерам мы гуляли по Москве. До позднего вечера на улицах было много народу. Близко были театры и кино; продуктовые магазины работали до 10 часов вечера. Каждый день казался праздником. Заботы на время забывались.

Но воспоминания о Муроме, о маме, оставшейся на все это время без моей помощи, наводили на грустные мысли. Материальное положение их по-прежнему оставалось плачевным, несмотря на то, что на их иждивении осталось только трое детей — Вера, Миша и Алик. Беда в том, что папа опять попал под сокращение на своей работе и какое-то время оставался без работы. Потом устроился в Муроме (Слава Богу!), кроме того, в эти годы (1932−1933) снова введена была карточная система на продукты, и служащие и иждивенцы получали очень мало хлеба, не говоря уже о прочих продуктах.

Мы посылали из Москвы кое-что, но этого было мало. В это время открылись ТОРГСИНЫ — магазины, где продукты питания и промтовары продавались на БОНЫ. А боны приобретались на золото, серебро и ювелирные изделия, сданные как лом в скупки. Многих, не работающих по каким-либо причинам людей, больных и стариков, имевших кое-что из выше указанного, это выручало. Те, кто что-то имел еще из «бывших» и «лишенцев» были довольны. Они могли ОТКРЫТО менять на боны последнее и меняли заветное — кресты, цепочки с крестов, обручальные кольца, ризы с икон.

У меня оставалась золотая довольно массивная цепочка и крест, подаренные мне моей Кокой перед ее смертью и браслет. И… я, бессовестная, сдала это все в торгсин и купила себе очень красивую вязаную кофточку и туфли молочного цвета и тоже красоты необычайной. Браслет пошел на диетические продукты, которые очень нужны были Тиме после операции прободной язвы желудка, которую он перенес в 24 года, через 3 месяца после рождения Андрюши. Принимали золотые вещи по очень низкой цене, но народу на обмен их на боны было много. Ведь все это еще 10 лет назад просто подлежало конфискации*, а теперь разрешено было менять золото на боны! Кроме того, красота товаров и продуктов и их качество были необыкновенными по сравнению с обычными магазинами, да и не было в обычных магазинах того, что предлагалось на боны.

Кое-что из Мурома, впрочем, очень мало, тоже пошло в торгсины. У мамы оставалась одна дорогая брошка. Она ее берегла на черный день, не хотела с ней расставаться. Брошку потеряли после ее смерти. Так все, что уцелело чудом, пошло прахом!

В то время в доме было несколько квартирантов, и можно было бы хоть полмесяца жить на причитающуюся с них квартплату, но и этого не было. Хитрые люди, пользуясь характером безответных наших родителей, придумывали необходимый якобы ремонт и жили потом бесплатно, зачисляя в счет квартплаты, истраченные на ремонт деньги. Всему этому поверят только люди, знавшие их. Теперь из них жива только Марианна Желнина.

Я два раза в год приезжала в Муром, набирая с собой продукты.

*Спустя несколько лет после пожара мой дед Петр Александрович Вощинин был арестован и сидел в тюрьме города Владимира несколько дней. Допрашивали его люди из ГПУ и требовали, чтобы он сдал на нужды власти (впрочем, может быть, формулировалось это по-другому) имеющееся у него золото. Вряд ли мой дед воспринимал нательный крест жены как золото (но это уже я недозволенно вторгаюсь в живую ткань изложения моей мамы), его выпустили из тюрьмы ночью, он пошел по ночному городу и увидел свет в приоткрытую дверь церкви. Он вошел туда, и встал на колени перед образами. Чтобы поблагодарить Бога за свое чудесное спасение — так он и уснул на полу церкви, а когда проснулся, то почувствовал себя ободренным и поехал домой. Только дома он увидел, что волосы его совершенно поседели. Было ему тогда около 40 лет. — (Это я излагаю по устному рассказу моей мамы — Татьяна Орловская).

Однажды продала каменную палатку, стоявшую во дворе, но, видимо, дешево. Папа на меня сердился, но я не могла уехать, оставив их без денег, а, насколько я помню, период был тяжелый. Приезжали в отпуск в Муром и мои братья тоже со своими отпускными деньгами и продуктами. Но всегда как-то было всего мало — наверное, потому, что нас было много, и приходили наши муромские друзья. Годы эти были очень насыщены событиями и изменениями в жизни.

Мы с Тимой поменяли свою комнату на большую площадь в Новогиреево. (Там я была ближе к братьям и Шуре). После рождения Андрюши помещаться нам очень стало тесно. Кроватку ему поставить было совсем негде. Надо сказать, что наша крошка-комната была обставлена очень хорошо. Мама прислала мне ко времени моей свадьбы все лучшее, что оставалось у нее, и что она берегла неприкосновенно как приданное. Ковер, шторы (единственное окно выходило на кирпичную стену), посуду, одеяло, подушки, белье от своего приданного, полотенца скатерть. Все это было развешано и расставлено и, благодаря старинному качеству, придавало комнате нарядный вид. Нам было хорошо, но необходимо было расширить жизненное пространство.

По газетному объявлению мы поменяли Москву на Новогиреево. Это тогда было тихое дачное место. Кроме братьев и Шуры там же