Бен-Цион Тавгер - Мой Хеврон

Нам это не понравилось, особенно Элиэзеру. На эту должность рассчитывал он, поскольку она хоть как-то оплачивалась. Других источников заработка у него не было, и он должен был либо копать, как прежде, либо подыскивать другую работу. Это задело его настолько, что он говорил: «Я этого раву Левингеру не прощу даже в Йом-Кипур, как положено прощать еврею еврея». Потом он поостыл.

А Ноам оказался хорошим парнем. Прекрасно организовал работу и нам ничуть не мешал. Что значит «не мешал»? Мы все-таки делали не совсем то, что он нам предлагал. Нашей задачей было раскопать и восстановить весь Еврейский квартал, а не только синагогу. Мы старались охватить раскопками участки побольше.

Здесь нужно сказать, что в отношении к этой проблеме было как бы два подхода. Первый — так сказать, «культурный подход». Группа рава Левингера считала необходимым сотрудничать с военной администрацией — ведь это «наша», еврейская администрация. Но тогда и она должна что-то предпринимать. На деле — это только разные указания, которые нам мешают. Представляете: взял бы хоть раз военный губернатор в руки лопату! Ничего бы с ним не случилось. Я — человек постарше его, копаю, и ничего… Так нет же, усложняют нам жизнь, как только могут! Дали приказ: не оставлять рабочего оборудования на месте, а относить его на военный склад к Меарат га-Махпела. Тащить за несколько сот метров отсюда тачки, лопаты после тяжелого трудового дня, а утром — снова приносить все это на место работы — явная глупость! Но кого это касается?!

Дело доходило до нелепости. Мы копаем, надо огородить участок, чтобы прохожие не мешали работам, а мы не мешали им. Из «касбы» есть узкий проход, где может пройти человек, оттуда постоянно идут на базар арабы. Надо бы проход заложить, чтобы они пользовались другим входом, расположенным рядом, — тот гораздо шире, там и лошадь пройдет, и машина. Кроме того, нельзя забывать о безопасности: могут незаметно пройти оттуда, обстрелять нас, закидать камнями. Ноам обращается к губернатору и получает отказ: права арабов ущемлять нельзя. Вот если в нас будут стрелять, тогда этот вход закроют. Как говорится, после драки кулаками помашут…

Я называю это «дефектным мышлением», когда во внимание принимаются не главные, а какие-то второстепенные вопросы. В данном случае, ни помехи работам, ни вопрос безопасности для них не важны. Есть, якобы, политические причины. А на самом деле вся политика — как бы не ущемить интересы арабов! Об этом пекутся днем и ночью, а вот на защиту прав евреев не находится и минуты.

Все это связано с «культурным подходом».

Какой же подход предлагал я? Предлагал — и осуществлял. Не связываться вообще с военной администрацией. Я копаю — они обязаны мне не мешать. Вот и все. То есть, я не против того, чтобы и они сами копали. Было у них много времени, чтобы этим заняться. Но они держали скот в синагоге. Теперь пришло мое время, и я хочу, чтобы мне не мешали. Я уверен, что это хорошая система. Никто не должен приходить, давать мне указаний. Пусть знают, что связываться со мной — пустое дело.

А насчет орудий труда я вынужден был вмешаться. Встретил я как-то военного начальника, рангом повыше губернатора. Пришел он на наши раскопки, и я сказал ему, что согласно нелепому приказу мы вынуждены тащить наш рабочий инвентарь за несколько сот метров отсюда. Он ушел, и через некоторое время прибегает радостный Цвика:

— Разрешили… Свыше… Можно хранить здесь!

Но дальше вышло хуже. Вскоре нам велели полностью прекратить раскопки. В чем дело? Архитектор написал докладную, где сообщает, что раскопки следует прекратить из-за несоблюдения техники безопасности.

Тут рассердился сам рав Левингер. Ему стало обидно он ведь действует «культурно», сотрудничает с властями, не занимается «партизанщиной». Более того — приставил к нам своего человека, который и иврит знает лучше. Знает как вести работы, не слишком отклоняясь от приказов губернатора.

Поехали к архитектору: Ноам, рав Левингер. Прихватили с собой и меня. Едем прямо ночью, в Тель-Авив. Врываемся среди ночи в частный дом, поднимаем человека с постели: «Как так — остановить? Почему это вдруг?!».

Архитектор — настоящий израильтянин: рубит правду. Ему предложили так написать, чтобы хуже не было. Если археологи вмешаются — скажут, археологический памятник. Я про себя думаю: памятник погрому… А о том, чтобы хуже не вышло, — откуда они знают, что будет лучше, а что хуже?

Рав Левингер — человек настойчивый. Уже под утро едем назад к губернатору. Поднимаем и его: так, мол, и так, докладная архитектора не совсем объективна, кто-то оказал на него давление.

— Хорошо! — отвечает он нам и обещает разобраться. Все, как говорится, в рамках «культурного» подхода!

Через некоторое время снова приезжаем к губернатору втроем: я, Ноам и Замбиш. И он нам говорит:

— Есть приказ — возобновить раскопки! Но тебе, Бен-Цион, запрещено!

— Как так? — восклицаю в недоумении.

— А вот так! И точка! Я тебе выдам справку, что ты раскопал синагогу, что без тебя ее бы вообще никто не раскопал. Но с сегодняшнего дня ты больше работать не будешь.

— Э, нет! — отвечаю. — Все равно буду!

Скоро у меня начинается лекционный курс, я веду и научную работу — копать мне действительно некогда. Но по какому праву мне запрещают?! Кто это придумал? Те же, кто за день до этого придумали соображения «технической безопасности»?

На другой день выхожу на работу. Раскопки идут уже не в самой синагоге, а возле прилегающих домов. Потом — расчищают площадь синагоги Хабада. Именно про эту площадь и сообщал в своей докладной архитектор, предупреждая об опасности.

Меня арестовали и отвели в полицию. Потом отправили в тюрьму. Сижу я в тюрьме день, два, никакого следствия не ведется. Просто надо поиздеваться над человеком, доказать, кто здесь власть и кто на самом деле командует парадом.

Но мне обидно еще и другое: ни Ноам, ни Замбиш не выразили протеста, не поддержали меня. Мое же отношение к людям как раз на том и строится — помогать другу, даже если ты с ними в чем-то не согласен. Ведь у нас общее дело — раскопки еврейских святых мест! Но при «культурном подходе» страдают фактически все стороны.

Наши успехи в раскопках на кладбище и синагоги «Авраам-авину» повлияли на образ мышления активистов еврейского заселения территорий. Это хорошо выразил в своих теоретически-философских высказываниях Ханан Порат. Однажды у него состоялась беседа с равом Левингером в Кирьят-Арба, и он сказал приблизительно следующее: «Профессор Тавгер преподнес нам урок иного подхода к действительности, другую систему отношений с администрацией и арабским населением. Раскопки без официального разрешения властей, без широкой огласки в печати, без приглашения работников телевидения, без корреспондентов радио и газет… Тактические успехи налицо и надо бы это продолжить. Несмотря на то, что это противоречит тактике движения “Гуш-Эмуним”.»