Бен-Цион Тавгер - Мой Хеврон

На другое утро мы пришли со значительным подкреплением и сломали забор, отделяющий две сотки, захваченные арабской семьей еще до 1967 года. Прибыл военный губернатор, полиция и помешали нам завершить акцию. На сей раз арестовывать нас не стали, лишь пригрозили и велели исправить заборы. Спешить мы с этим не стали, араб сам починил заборы, за исключением «нейтральной зоны» — там остались дыры. Эти дыры впоследствии служили воротами, мы в некотором смысле были удовлетворены.

К этому событию было интересное «послесловие».

Однажды возле Гуш-Эциона я ждал «тремпа» в Кирьят-Арба. Время было вечернее, и я уже не надеялся, что меня кто-нибудь подберет. Грузовик с зеленым, арабским номером остановился возле меня, и шофер позвал меня подняться в кабину. Я сразу его узнал — это был тот самый араб, живший рядом с кладбищем, что получал удары от Ноаха. Я влез в кабину, но сделал вид, что не знаком с ним. Я думал, что после того происшествия нам как-то неловко узнавать друг друга.

Мы поехали, и он говорит, что мы знакомы, я должен его помнить. «Я твой сосед по кладбищу», — говорит он на плохом иврите. И чтобы мою память разбудить, спрашивает: «Ну помнишь — Ноах?». Тут ему ивритских слов явно не хватило, он стал показывать кулаками: «Ноах — бокс!», а потом приставил два пальца один к другому и сказал: «Анахну соу-соу, ану соу-соу», что означало: «Мы — друзья».

Я был слегка удивлен. Но подумал, что он, собственно, прав. Он мыслит естественно. Была ссора, пусть его даже побили, но земля осталась за ним. Бывает такое между соседями. А то, что Ноах ударил его, вовсе не означает, что он его ненавидит. Просто Ноах защищал свои интересы…

Тут, кстати, я расскажу и о других наших соседях, живущих рядом с кладбищем.

Об одном я уже говорил. Этот жил немного выше, западнее по шоссе. Культурный, образованный араб, который всегда демонстрировал хорошее к нам отношение.

Но были и другие. Несколько ниже жил довольно пожилой, полноватый, улыбающийся араб, владевший богатым домом. По-видимому, он был крупным чиновником, работал где-то в муниципалитете. Я думаю, он не любил евреев. Но личные отношения между нами были довольно хорошие. Мы не были друзьями, но он всегда улыбался: «Ма шломха? (Как дела?)». Оказывал нам небольшие услуги: угощал в жаркий день водой из холодильника, давал мяту к чаю… Обычные отношения между соседями.

С противоположной стороны, на горе, было еще одно арабское семейство. Приятная семья, с десяток детей, симпатичная жена. Сам отец работал учителем в школе. Иврита он не знал, мы говорили с ним по-английски. Общались мы мало, но всегда он был с нами приветлив. Помню, как мы кинули к нему во двор тот мусор, что он выбросил на кладбище. Проблему решили очень просто: он прислал своих многочисленных сыновей, они все сами убрали. Я не имел к нему больше претензий из-за того, что он засорял кладбище, а он не обиделся, что я кинул к нему мусор обратно. Наши отношения, может быть, нельзя было назвать добрососедскими, но соседскими — вполне.

Хочу заметить, я и не искал с ними дружбы. Ведь дружба — это движение навстречу друг другу с обеих сторон. В нашем же случае ситуация особенная. Евреи пострадали в Хевроне в 1929 году. Счет остался открытым. В таких условиях дружбы с евреями должны искать они. Согласиться на дружбу я мог бы лишь при определенных условиях. Предлагать свою дружбу — мне кажется противоестественным. Это ни к чему хорошему не ведет.

К сожалению, имеются дурные примеры и со стороны великих людей. Моше Даян, например, в 1967 году, желая подчеркнуть свою дружбу, «подарил» шейху Джабри Меарат га-Махпела. Не знаю, называлось ли это подарком, но Меарат Га-Махпела была объявлена мечетью.

На мой взгляд, арабы ведут себя более естественно. Когда наши войска вошли в Хеврон, они вывесили белые простыни, встречали наших солдат «с хлебом-солью», давая понять, что чувствуют за собою вину, что ищут с нами дружбы. Моше Даян же, да и не только он, почему-то считал, что именно еврей должен искать дружбы с гоями, первым проявлять инициативу. Но арабы, к сожалению, в силу своего мировоззрения понимают это превратно.

Чтобы пояснить, приведу еще один пример, из более позднего времени.

В 1977 году к власти пришел Менахем Бегин. Произошел «политический переворот», правящей партией стал Ликуд. И сразу же мы почувствовали изменения в атмосфере Хеврона. Об этом могу свидетельствовать лично я, да и многие жители Кирьят-Арба.

Сам военный губернатор тогда высказался:

— Вот, пришел Бегин к власти! Арабы поняли — будет сильная рука. Иегуда и Шомрон вольются в государство Израиль, кончатся беспорядки, акты террора. Арабы уже стали дружелюбнее к евреям.

Некоторое время так и было. Но новый министр обороны заявил, что хочет дружить с арабами, что намерен предпринять в этом направлении шаги со своей стороны… И сразу же началось кидание камней на дорогах. Проехать одному было почти невозможно. Либо с кем-то еще, либо с оружием. То есть арабы быстро сориентировались: евреев бьют, убивают, а они все равно говорят о дружбе — значит, можно не бояться, можно прекратить видеть в евреях силу. Или посчитать наше поведение своеобразной тактической уловкой, хитростью. Таково мышление арабов. Нельзя забывать, что мы и они мыслим совершенно по-разному.

Или движение «Шалом ахшав». Приезжают евреи в Хеврон и устраивают бурные демонстрации против своих же братьев евреев. И как относятся к ним арабы? Считают их либо психами, либо провокаторами. «Шалом-ахшавники» посадили арабам виноградник. И что с ним арабы сделали? Сразу же выкорчевали. Потому что подумали: «Ага, евреи посадили у нас виноград. А потом велят нам убираться, скажут: наш виноград, наша и земля!» Арабы не понимают противоречивости еврейских поступков. И я их не собираюсь в этом винить. Это вполне естественный подход к ситуации.

Итак, я говорил уже, что не искал и не ищу дружбы с арабами. Но и ненависти к ним нет у меня. Этот народ находится с нами в состоянии войны. А каждого отдельного араба я могу оценивать только в зависимости от того, как он относится ко мне и к моему народу. Нетрудно прийти к выводу, что в арабской среде вражду к евреям насаждают личности, кровно в этом заинтересованные. Те, кто за это получает деньги от своих организаций, от богатых арабских шейхов. А действия евреев из «Шалом ахшав» — это патология, ими должна заниматься не политика, а медицина.

Была у нас проблема и с забором, огораживающим кладбище с юга. Его установили военные власти, не зная еще границ древнего кладбища и многое уступив арабам. Вдобавок муниципалитет Хеврона собирался провести тут дорогу. Велись земляные работы, и мы с Ноахом опасались, что дорога пройдет по еврейским могилам.