Михаил Кириллов - Кабульский дневник военного врача (октябрь—декабрь 1987 г.)

В терапевтическое отделение поступил новобранец из Ашхабада. На фоне повторного охлаждения яркая вспышка артрита с геморрагической пурпурой на голенях и стопах. Болезнь Шенлейна – Геноха здесь не редкость. Начало бурное, а течение затяжное, рецидивирующее. Часты реактивные (видимо, постдиарейные) артриты. Как правило, захватываются только голеностопные и коленные суставы. И обычно – без значительной реакции крови и температуры. Грамотное обобщение этих наблюдений представляло бы большой интерес.

В женскую палату поступила Наташа – фельдшер батальона, который держит оборону по дороге Кабул – Джелалабад. Раза два в неделю она ездит с колонной на броне по заставам и лечит солдат. Днем – жара, пыль несусветная, ночью – холод. И конечно, бронхит с астматическим компонентом. Как теперь говорят, ирритативная бронхопатия. К тому же тысячелетняя лёссовая пыль с органическими примесями – аллергенна. На 3-й день ей применили гемосорбцию, на 5-й повторили, и обструкция почти исчезла. А может быть, проще – пыли не стало? Надо ее переводить с этой работы.

И я замечаю, и сами госпитальные говорят об обнажении здесь сути человека. Хороший человек – хорошее светится, плохой – спрятаться некуда. Здесь иные критерии: простота, безотказность – это главное. Спесь слетает быстро. Но есть и белые вороны. Жуирчики, игрунчики, пустышки. Пьяницы и стяжатели. В метре от несчастья. Таких и Афганистан не исправляет.

Есть и «люди-гильзы», выпотрошенные, растерявшие себя. Поза, бравада, должность, демагогия, то есть еще сохранившаяся форма утраченного дела, необязательность, отсутствие инициативы и идеалов, пьянство и успех у женщин, внимание которых завоевывать не нужно. «Я – практик! Это вы – интеллигенция, вам…». В том-то и дело, что все в нем было раньше: и здоровье, и молодость, и идеалы, и интеллигентность. Он их растранжирил.

Кладбище на горе, рядом с кишлаком. Столбики торчат. Развеваются знамена: зеленые – умер своей смертью, красные – не отомщен. Множество красных знамен – прямо демонстрация мести павших.

Месть. Жестокость. Рассказывают: команда в 19 человек во главе с прапорщиком, вооруженным только пистолетом, на грузовике отправилась в ближайший карьер за гравием. Дело было не новое, но их подстерегли. Какая беспечность! Издевались вдоволь. Одному, живому, кол забили через рот в живот… А сколько душманов среди своих, в прошлой жизни! Сколько красных знамен в душе, не отомщенных…

Ирочка Морозова прочла мне стихи про Афган, про горы и кишлаки, про раскаленную броню и плавящуюся резину, про то, как пули свистят, про то, как умоляет, чтобы любимый приснился, а он не снится, и только автомат оттягивает плечо и металл в карманах. Какое чистое существо! Душа ее не очерствела в горах среди мужиков.

2.11. Щукину получше. Отсосали пробку из бронха, и смещение средостения уменьшилось. Упорно занимается дыхательной гимнастикой. А ведь он ждет меня, этот Щукин.

В терапевтическое отделение поступил больной. Упал с брони БТР на ухабе ночью, не удержался. Долго лежал на камнях… Сотрясение мозга, ушиб грудной клетки, пневмония. Больные с последствиями травмы груди и живота обычны для терапевтических отделений. Идея использования терапевтических палат в лечении и реабилитации раненых, привлекала мое внимание еще в Саратове. Это – важный резерв совместной работы хирургов и терапевтов. Систематически смотрю раненых в реанимационном отделении. Иногда ловлю на себе недоуменные взгляды врачей и сестер. Для многих это так необычно – терапевт у постели раненого. Постепенно вырисовывается существенное в прогнозе травмы с позиций терапевта. И об этом нужно читать лекцию для интернов и врачей госпиталя.

Интересна психология коллектива, работающего в экстремальных условиях. Какова цена длительной замкнутости? Каковы меры психологической защиты людей? Какой должна быть позиция личности здесь? Хорошо, если ее характеризуют творческие интересы. Занятость – главное. Надо иметь 2–3 плана работ, сменяющих друг друга. Жизнь в изоляции – это хоть и особая жизнь, но жизнь. Хорошо бы, конечно, уметь играть на музыкальном инструменте, мастерить, рисовать… И это только кажется, что ежедневно повторяешься ты и мир вокруг тебя. Нет! Все изменяется: облетает лист, холодеет вода в фонтане, поправился и выписывается больной, врывается порция информации из дома. Это как самолет на большой высоте: вроде бы замер, а ведь как летит! А пока что (уже неделя!..) кажется, что смотришь на мир, лежа на дне глубокой ямы…

3.11. Афганцы работают и обедают дружно: когда им привозят пищу, толпой стоят с мисками за шурпой и пловом. А потом, сидя группами, запивают тяжелую пищу крепким горячим чаем. В обед некоторые, чаще всего старики, молятся. Постелят коврик, снимут обувь, встанут на колени, отвернутся к дереву или к стене в сторону солнца (днем оно светит над Меккой) и что-то бормочут, кланяясь. Делается все это очень сосредоточенно, невзирая на наблюдающих за ними людей.

Сегодня, выступая в Москве, Наджибулла поклонился нашим матерям, чьи сыновья погибли в Афганистане, упомянув, что революция не Невский проспект…

Интернатура. В классе 35–40 врачей. Лекция. Где еще поговорить о военно-полевой терапии (ВПТ), как не в воюющей армии? Великая Отечественная война шла 5 лет, боевые действия в ДРА – уже 8, но какая разница в обобщении опыта. Над этим нужно работать сейчас, пока живы те, кому этот опыт принадлежит.

В 30-е – 40-е годы именно практика боевых действий потребовала создания и оформления военно-полевой терапии как самостоятельного раздела клиники внутренних болезней. В наше время активной работы военных терапевтов потребовал Афганистан. Военно-полевой терапии в большей мере, чем общей терапевтической клинике, удалось сохранить единство и преемственность своей школы – молчановской[1] школы. Это должно послужить основой успешной работы терапевтов и в афганских условиях.

Интерны слушали лекцию внимательно, обдумывая свою будущую деятельность как часть большого дела.

4.11. Из Кабульской городской больницы привезли сорокалетного афганца. Смотрели мы его вместе с ведущим терапевтом В. Г. Новоженовым прямо в санитарной машине. У нашего пациента на фоне сахарного диабета обострился пиелонефрит: лихорадка, азотемия, рвота, обезвоживание. Пришлось госпитализировать.

Работаю много, но нужен выбор главных интересов, и это – наблюдения за ранеными с позиций терапевта и жизнью людей в этих своеобразных условиях.

Общий фон боевых действий, насколько можно судить об этом по рассказам раненых, больных и командированных, – весьма хаотичен. Душманы «кусают» нас, где могут, пользуясь обстановкой перемирия и нашей безынициативностью. С насыщением банд стингерами увеличивается слабость коммуникаций («вертушки» – и то с боями). Нередко защищаем только самих себя. Бессмысленность нашего пребывания здесь, к сожалению, растет, несмотря на его интернационалистскую основу. Устранить ее можно, либо добившись крупного военного успеха и сместив, таким образом, чашу весов, либо продуманным уходом, обеспечивающим программу спасения демократического режима.

Понемногу начинаю разбираться в афганских делах.

У душманов – две партии: исламская партия Афганистана (ИПА) и исламское общество Афганистана (ИОА). Есть и правительство… У каждой партии свои воинские формирования, объединяющие не много не мало более 100 тыс. штыков. Рассказывают о распрях вожаков банд, неспособных подняться выше денег, о хитростях иностранных советников, о моральных ловушках, провокациях, формирующих у населения антисоветизм, о двурушничестве представителей центральной власти в ряде провинций и т. п. Нужна бдительность. В стране – мелкобуржуазные приоритеты, традиции, по которым бедняк лидером стать не сможет. Говорят о доминирующем положении среди народностей Афганистана таджиков, населяющих Бадахшан. Здесь – средоточие сырьевых богатств, торговый перекресток и относительная неприступность – горы высотой за 5000 м. Подчеркивается высокомерие таджиков по отношению к южным, более бедным и менее развитым кочевым народностям (пуштунам, белуджам, туркменам).

Что для нас эта война? Для нашей громадной страны? Война через форточку. И не страшно, и не удобно. Только уж очень в той форточке ветер свищет, как бы не простыть… Здесь все это понимают однозначно – от солдата до генерала. Но никому, кроме нас самих, невыгодно, чтобы мы ушли отсюда, – ни американцам, истощающим нас, ни бандитам – денег лишатся, ни НДПА – трудно им придется.

5.11. С 6 по 10 ноября небо опустеет: праздники, особые меры предосторожности. Даже раненых не повезут, и писем не будет. Все управление армией разъехалось по гарнизонам. Армейский терапевт «сидит» в Пули-Хумри. Это – на севере. А пока, с утра, тяжелые-претяжелые ИЛ-76, отстреливаясь, взлетают над Кабулом. Духи зовут их «горбатыми». Похоже. Плохо только, что бандиты поклялись на праздник сбить «горбатого».