Сергей Мокрицкий - Путь христианина

Я понял. Он уже знает, что я Свидетель Иеговы. Тогда я спросил:

– У вас Библия есть?

– Есть, – ответил он.

– На основании Библии нужно разобраться, кто из нас антихрист: вы или я.

– Матушка, не давай ему Библии, – ибо матушка уже собиралась дать мне ее. – Что ты хочешь про меня сказать?

– А то, что при Польше вы пели «Боже, благослови Польшу». Когда пришли немцы, в церкви пели «Христос воскресе». А большевики, по-вашему, погнали немцев, ибо признали духовенство, и оно благословило их крестом победоносным. Значит, какая власть – такая и масть?

Священник не нашелся, что ответить.

В 1939 году произошли большие перемены. С запада границу Польши перешли немцы, а с востока – русские. И разделили ее между собой. Мы оказались на территории Советского Союза (см. Приложения 3, 4).

При Польше очень мало проводилась агитационная работа, особенно на селе. Газеты и журналы практически не доходили до обычных украинских сел. Желая как-то участвовать в общественной жизни, люди образовывали кружки. Я припоминаю такой молодежный кружок, в котором состоял отец, назывался он по-польски «Kolo Mlodiezy» («Молодежный кружок»). Был и другой кружок – «Spolem» («Вместе»). С приходом советской власти жизнь на селе начала бурно меняться. Началось с того, что Советскую Армию встречали как освободительницу от панской Польши – с хлебом и солью. Молодежь выходила на улицы в национальных одеждах, с цветами. Ведь пришли свои по крови и по вере. В школах в старших классах появился комсомол, в младших – пионеры. Моих родителей и меня привлекала советская идеология: всеобщее равенство, человек человеку друг, товарищ и брат. Не пан, а товарищ, защитник ближних. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Наша семья приняла эти идеи очень быстро. Я вступил в ряды пионеров, чтобы бороться за дело Ленина, Сталина, за комсомол и обеспеченное коммунистическое будущее. Отец стал агитатором. Образовались так называемые десятихатки: назначили по одному агитатору на десять дворов. Провозглашенный принцип о том, что человек человеку друг, товарищ и брат, действовал недолго. Постепенно стали происходить и другие изменения. Закрыли церковь. Священники разошлись по домам. Стали увеличиваться налоги, что делало еще тяжелее нашу и так не сладкую жизнь. Все это стало подготовкой к колхозу: отдай свою землю, отдай в колхоз лошадей, повозку, сани для зимы и другую хозяйственную утварь. Иди работать в колхоз, будешь зарабатывать трудодни и получать зарплату. А может, и не получишь, если, скажем, брал у колхоза лошадь для вспашки огорода или для поездки на рынок. Если что-то посеяли в колхозе, то на трудодень будешь получать то, что собрали, в зависимости от того, сколько собрали (в граммах на день). Однако люди привыкли иметь свое, пусть и немногое, а тут перемена: добровольно пиши заявление, вступай в колхоз и тебе укажут, что ты, из того, что имеешь, должен сдать в колхоз. А потом уже получишь то, что тебе выделят из колхоза. То, что человек должен добровольно написать заявление, будто желает вступить в колхоз, стало относительным понятием. Чаще добровольное превращалось в принудительное.

Порой это доходило до абсурда. Местные власти, чтобы выслужиться перед районными и областными властями, уверяя их в активном распространении колхозов, объявляли, что вечером в клубе будет бесплатное кино. Так как во время Польши в селах и понятия не имели о фильмах, а тем более бесплатных, зал набивался битком. После фильма двери закрывались, на сцену выносили столы и сажали секретарей, у которых были подготовленные заявления на вступление в колхоз. Нужно только поставить свою подпись. Делалось объявление: «Теперь, товарищи, будет проходить вступление в «колгосп» (по-русски «колхоз»). Подходите и расписывайтесь». Некоторые, поняв, в чем дело, стали пятиться к дверям. Но там уже стояли молодчики, с засученными рукавами. Спрашивали: «Ты куда? Иди. Распишись!» И били в такое место, где не видно синяков. Тогда люди хлынули обратно, к столам. Оттуда было слышно: «Товарищи, не теснитесь, так работать невозможно. Все запишетесь». Когда об этом «передовом методе» стало известно в районах и области, подписанные заявления аннулировали.

При Польше я закончил 4 класса начальной школы. При переходе на новую, советскую, систему образования всем школьникам было сказано перейти на класс ниже. Так что мне пришлось еще год учиться в четвертом классе. Хотя в учебе произошли перемены (какие?), я все так же преуспевал, был отличником. Стал пионером, с красным галстуком, и написал заявление в комсомол. Но получил отказ по молодости лет. На всех государственных праздниках я выступал с речами, поддерживая идею коммунизма. Отец добровольно вступил в колхоз, был в нем бригадиром и агитатором, я помогал ему в этом как мог. Однако жизнь во время становления колхозов не улучшалась, а, напротив, становилась тяжелее. Деваться некуда, пришлось терпеть. Все же от своих, а не от польских панов.

В июне 1941 года Германия напала на Советский Союз, и на второй день войны, в понедельник, немцы уже были у нас. На Западной Украине была поговорка: «Быстро пришли и быстро ушли». Я думал, что Красная Армия быстро вернется, поэтому берег свой красный галстук.

Церкви открылись, шла служба. Пели «Христос воскресе», так как сравнивали приход Гитлера с воскресением Иисуса Христа. Мне хорошо запомнился этот день.

Я встретил одну пожилую православную женщину, идущую из церкви. «Христос воскресе», – сказала она мне с вызовом. Я растерялся, потому что в это время года никто так не приветствует друг друга, и ничего не ответил. Тогда она схватила меня за ухо так сильно, что надорвала его, и крикнула: «Ах, ты коммунист, не знаешь, как отвечать? Теперь будешь знать!»

Нас старались убедить, что пришла новая жизнь. Ушли голодранцы, а появились хозяева, которые научат нас правильно жить. Недолго им пришлось нас учить – с 1941 по 1944 год. Однако многие успели разобраться, что у коммунизма и фашизма много общего. Жизнь во время оккупации стала совсем невыносима: все забирали, все грабили. Для победы, для фронта.

С первых дней фашисты начали сотрудничать с украинскими националистами (см. Приложения 4, 5). В районном центре Берестечко пятеро немцев в присутствии местного православного духовенства со всею пышностью, положа руку на Библию, давали обеты быть представителями власти во благо украинского народа. Полицаями были исключительно украинские националисты. Они были верны немцам и неуклонно исполняли все указания их власти. Власти объявили особое положение – комендантский час. Тех, кого встречали до восхода солнца, расстреливали на месте. То же самое происходило и после захода солнца. В нашем селе Лобачевка устроили гетто, к уда сгоняли евреев из нашего и соседних сел. Охраняли и способствовали их сбору украинские полицаи. В определенное время неподалеку выкопали ров и расстреливали евреев целыми семьями, забирая их из гетто. Расстрелянных во рву сверху присыпали землей, которая несколько дней шевелилась, поскольку там еще оставались живые.

Когда немецкая армия захватила Киев, украинские полицаи оставили свою службу, ушли в лес на нелегальное положение и стали бить немцев и вести с ними партизанскую войну. Писали лозунги: «Смерть Гитлеру и Сталину!»

В этот период, во время немецкой оккупации, в жизни нашей семьи произошли коренные перемены. Из соседнего села Дыковыны к отцу приехал знакомый «бадач» (в то время у нас так называли Исследователей Библии, или Свидетелей Иеговы). Он вел с отцом беседу около трех часов. Когда он приехал в следующий раз, отец пригласил послушать и меня. В их разговоре меня ничего не привлекло, и я отпросился гулять в село к нашему родственнику, моему ровеснику. Когда мы гуляли, к нам присоединились два соседних мальчика. Это были сыновья того Свидетеля Иеговы, который приехал к нам. Эти мальчики пригласили меня к себе на обед. После обеда, взяв книгу «Арфа Божья», изданную Свидетелями Иеговы, они показали, как изучают ее: один задавал вопросы, а другой писал ответ. Их отец обратился ко мне: «Видишь, как способны дети изучать Слово Бога?» На это я ответил, что хорошо им, ведь у них есть и книга, и столько литературы, а у меня – нет. Он сказал: «У тебя тоже есть. Приди домой и загляни под матрас кровати родителей». Мена это задело, и я подумал: «Почему я не знаю, что у нас дома под матрасом, а он знает?»

Оставив их, я побежал домой – 2 километра. Прибежал, и сразу – под матрас! Удивительно, но под матрасом была спрятана библейская литература. Держать ее открыто в то время было опасно. Шел 1941 год, мне было 13 лет.

Я читал те книги запоем. Когда мне запрещали, я залазил под кровать и читал тайком. Меня не могли найти. Мама, чтобы отвлечь меня от чтения, специально заставляла что-то делать, нянчиться с сестренкой.

С того времени мы с отцом пытались изменить свою жизнь в соответствии с теми новыми знаниями, которые получали из библейской литературы. Отцу было труднее, потому что он выпивал и курил. Помню, как отец несколько раз сжигал все связанное с курением (табак, бумагу для самокруток и даже красивую коробку, где хранился нарезанный табак), но потом снова начинал курить.