Борис Соколов - Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича

2. Мы привели Молотову другой пример, когда он противопоставил себя советскому правительству, высказав Гарриману свою личную уступчивую и невыгодную для нас позицию по вопросу голосования в Дальневосточной комиссии…

3. Мы сказали Молотову, что понадобилось вмешательство Сталина, чтобы он, Молотов, обратил внимание и реагировал на гнусные измышления, распускаемые о Советском правительстве «Рейтером», со ссылкой на парижское агентство и его московского корреспондента, и что даже после этого указания Молотов прошел мимо клеветнических телеграмм московских корреспондентов «Дейли Геральд» и «Нью-Йорк Таймс». Понадобилось снова вмешательство Сталина, хотя Молотов мог и должен был сам своевременно реагировать.

4. Мы указали Молотову, что он неправильно поступил, дав 7 ноября на банкете согласие на прием сыну Черчилля, который в это время находился в Москве, как корреспондент газеты, и хотел получить интервью у Молотова. Прием сына Черчилля не состоялся, так как мы высказались против.

5. Наконец, мы сказали Молотову, что все сделанные им ошибки за последний период, в том числе и ошибки в вопросах цензуры, идут в одном плане политики уступок англо-американцам и что в глазах иностранцев складывается мнение, что у Молотова своя политика, отличная от политики правительства и Сталина, и что с ним, Молотовым, можно сработаться

Молотов заявил нам, что он допустил много ошибок, что он читал раньше Сталина гнусные измышления о советском правительстве, обязан был реагировать на них, но не сделал этого, что свои лондонские ошибки он осознал только в Москве.

Что же касается Вашего упрека в отношении нас троих, считаем необходимым сказать, что мы в своем вчерашнем ответе исходили из Вашего поручения в шифровке от 5 декабря выяснить, кто именно допустил ошибку по конкретному факту с пропуском телеграмм московского корреспондента «Нью-Йорк таймс», а также проверить правильность сообщения «Рейтер» от 3 декабря. Это нами было сделано и Вам сообщено. Может быть, нами не все было сделано, но не может быть и речи о замазывании вопроса с нашей стороны».

Вячеслав Михайлович почувствовал, что вот-вот его могут объявить матерым английским шпионом, и бросился каяться по полной программе. Пустил скупую наркомовскую слезу перед коллегами по коллективному руководству и отправил 7 декабря красноречивую телеграмму Сталину: «Познакомился с твоей шифровкой на имя Маленкова, Берия, Микояна. Считаю, что мною допущены серьезные политические ошибки в работе. К числу таких ошибок относится проявление в последнее время фальшивого либеральничанья в отношении московских инкоров. Сводки телеграмм инкоров, а также ТАСС я читаю и, конечно, обязан был понять недопустимость телеграмм, вроде телеграммы корреспондента «Дейли геральд» и др., но до твоего звонка об этом не принял мер, так как поддался настроению, что это не опасно для государства. Вижу, что это моя грубая, оппортунистическая ошибка, нанесшая вред государству. Признаю также недопустимость того, что я смазал свою вину за пропуск враждебных инкоровских телеграмм, переложив эту вину на второстепенных работников.

Твоя шифровка проверена глубоким недоверием ко мне, как большевику и человеку, что принимаю, как самое серьезное партийное предостережение для всей моей дальнейшей работы, где бы я ни работал. Постараюсь делом заслужить твое доверие, в котором каждый честный большевик видит не просто личное доверие, а доверие партии, которое дороже моей жизни».

И вслед за покаянной телеграммой пришло сообщение, что Молотов добился успеха, убедив западных партнеров провести очередную встречу министров иностранных дел в Москве 15 декабря в составе тройки, т. е. без участия не только Китая, но и Франции, для обсуждения вопросов, имеющих актуальное значение для США, Великобритании и СССР. Сталин сразу смягчился. Его успокоило также то, что Молотов прослезился, а в покаянной телеграмме прямо дал понять, что его жизнь в руках вождя, и не пытался оправдаться. Значит, нет у него в душе стержня, сломался соратник и никогда не рискнет выступить против вождя, чтобы приблизить свое вступление в наследство. А вот тройка Маленков, Берия, Микоян, напротив, Сталина разочаровала. Они готовы огульно охаять чуть ли не все внешнеполитические достижения СССР, забывая, что к ним причастен не только глава НКИД, но, в первую очередь, сам Иосиф Виссарионович. И отказывались признать свои ошибки.

Поэтому Сталин ответил тройке 8 декабря короткой раздраженной шифровкой: «Вашу шифровку от 7 декабря получил. Шифровка производит неприятное впечатление ввиду наличия в ней ряда явно фальшивых положений. Кроме того, я не согласен с вашей трактовкой вопроса по существу. Подробности потом в Москве».

Но генсек не стал дожидаться возвращения в столицу, и в ночь с 8-го на 9 декабря отправил длинную шифрограмму, сначала озаглавленную «Для четверки». Но затем заголовок был исправлен на «Молотову для четверки». Доверие к Вячеславу Михайловичу как будто было частично восстановлено. Большое дело – вовремя поплакать.

Впрочем, вряд ли слезы Вячеслава Михайловича в чемлибо разубедили Сталина. Он-то знал, что Молотов – превосходный артист, не хуже своего племянника Бориса Чиркова, и, если надо, великолепно сыграет и слезы, и истерику.

«Дейли мэйл» еще 12 ноября 1945 года писала, со ссылкой на «хорошо осведомленные финские круги», будто «Сталин в закрытом письме, переданном на хранение в Президиум Верховного Совета, лично назвал Жданова своим преемником». При этом утверждалось, что Жданов, находившийся тогда в Хельсинки в качестве председателя Союзной Контрольной комиссии по Финляндии, «является таким же анонимом, каким был Сталин, когда умер Ленин», и что «после Берии Жданов пользуется самыми широкими полномочиями в советской системе безопасности».

Сталин, убедившись в негодности Молотова в качестве верховного руководителя страны, как бы прислушался к мнению зарубежной прессы и обратил свое внимание на «анонима» Жданова. Раз Андрея Александровича на Западе сравнивают с ним, Сталиным, каким он был после смерти Ленина, есть надежда, что Жданов продолжит правильный курс и не капитулирует перед Англией и США. К тому же его сын Юрий должен жениться на дочери Сталина Светлане. Правда, оформление брака Юрия и Светланы затянулось, в том числе из-за того, что молодые не слишком симпатизировали друг другу. Свадьба состоялась только весной 1949 года, уже после смерти А.А. Жданова. Но осуществление этой комбинации Сталин начал еще при жизни предполагаемого преемника, рассчитывая тем самым привязать его к своей семье и исключить в будущем ревизию сталинского наследия и преследования против детей генералиссимуса. Другое дело, что после смерти Жданова его сын перестал быть привлекательным зятем для Сталина, и он достаточно спокойно воспринял их развод на исходе 1951 года.