Вячеслав Козляков - Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству

Молчание о царице Евдокии сменилось явным сочувствием, с которым говорили о ней историки. Без упоминания ее имени уже трудно было представить новейшую историю петровского царствования. Вот что написал о своем отношении к царице С.М. Соловьев в одном из томов «Истории России с древнейших времен» (1864):

«Еще прежде сестер Софьи и Марфы Петр постриг жену свою, царицу Евдокию Федоровну. Из известного нам образа жизни Петра с его компаниею, Петра — плотника, шкипера, бомбардира, вождя новой дружины, бросившего дворец, столицу для беспрерывного движения, — из такого образа жизни легко догадаться, что Петр не мог быть хорошим семьянином. Петр женился, т. е. Петра женили в 17 лет, женили по старому обычаю, на молодой, красивой женщине, которая могла сначала нравиться. Но теремная воспитанница не имела никакого нравственного влияния на молодого богатыря, который рвался в совершенно иной мир; Евдокия Федоровна не могла за ним следовать и была постоянно покидаема для любимых потех. Отлучка производила охлаждение, жалобы на разлуку раздражали. Но этого мало; Петр повадился в Немецкую слободу, где увидал первую красавицу слободы, очаровательную Анну Монс, дочь виноторговца. Легко понять, как должна была проигрывать в глазах Петра бедная Евдокия Федоровна в сравнении с развязною немкою, привыкшею к обществу мужчин, как претили ему приветствия вроде: лапушка мой, Петр Алексеевич! — в сравнении с любезностями цивилизованной мещанки. Но легко понять также, как должна была смотреть Евдокия Федоровна на эти потехи мужа, как раздражали Петра справедливые жалобы жены и как сильно становилось стремление не видать жены, чтоб не слыхать ее жалоб»{9}.

Исследования и очерки Григория Васильевича Есипова также были основаны на работе с впервые открытыми для исследования материалами Тайной канцелярии и другими источниками из дворцового архива, где он служил. Есипов опубликовал дело царевича Алексея и подробно описал жизнь царицы Евдокии во времена ее ссылки в Суздале, Ладоге и Шлиссельбурге{10}. Его публикации не только повлияли на новые разыскания в дворцовых архивах{11}, но и заставили современников впервые публично обсуждать вопрос о личности Петра I в свете нового знания о его отношении к первой жене — царице Евдокии и их сыну — царевичу Алексею Петровичу. «Ветеран» историко-археологической литературы Иван Михайлович Снегирев, изучавший обычно фольклор, древности и церковную старину, задавался вопросом в журнале «Русский архив»: «Страдальческая жизнь Евдокии, то царицы, то невольной инокини, то заточницы и опять царицы, не обнаруживает ли нам, какое имел значение Петр, как муж, отец и человек, помимо высокого исторического его значения, как великий государь и преобразователь России? Евдокии выпал плачевный жребий прострадать лучшую часть своей жизни; в ее истории еще остается довольно неразъясненного и необъяснимого, несмотря на новые важные открытия в области истории Петрова времени, которые нам сообщил г. Есипов»{12}. Даже такой известный историк эпохи Петра, как академик Михаил Петрович Погодин, до этого только благоговейно восхищавшийся Петром Великим, вынужден был впервые заметить прямую связь дела царевича Алексея с тем, как Петр Великий беспощадно расправился с его матерью — царицей Евдокией. Историк справедливо написал, что заведомо обвинительная направленность розыска о царице, завершившегося страшными казнями, и есть «новое разительное доказательство искусственности, недобросовестности процесса». Ранее же «дело о царице Евдокии считалось только эпизодом, именно потому, что в его решении не виделось настоящих причин, скрывавшихся между строками»{13}.

«Семейная» история Петра Великого с тех пор утвердилась в числе тем, которые постоянно присутствуют в трудах историков петровского царствования{14}. Но «поле битвы» все равно осталось за М.И. Семевским: более подробно, чем он, о тайной истории Петровской эпохи так никто и не написал. Свидетельством перелома во взглядах общественности стала и знаменитая картина художника Николая Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе» (1871), написанная в предощущении 200-летнего юбилея Петра Великого. Репликой историка по поводу этого полотна стал очерк Николая Ивановича Костомарова «Алексей Петрович» в журнале «Древняя и Новая Россия» в 1875 году (там же был опубликован портрет царицы Евдокии). Костомаров раскрыл семейные противоречия Петра I и царицы Евдокии, следствием которых стала страшная развязка. «Царица Евдокия Федоровна была простая русская любящая женщина», — писал историк. Костомаров не склонен был доверять противопоставлениям «приверженной старине» царицы и «гениальной натуры преобразователя», объясняя происшедшее личным выбором царя Петра{15}.

Как бы ни были интересны скрытые дотоле страницы прежней дворцовой жизни, они не могли заменить главной истории России. А в ней оставались основание Санкт-Петербурга, Северная война и походы Петра I, реформы управления, армии и флота. Полное преображение страны, превратившейся из «сонного» Московского царства в Российскую империю, по-прежнему завораживало исследователей. Новое поколение историков, живших на рубеже XIX и XX веков, отошло от порядком надоевшего бытовизма и красот журналистского стиля (которые сегодня, конечно, уже кажутся наивными). Началось подробное изучение государственного управления и хозяйства, административных реформ и внешней политики царя Петра Великого, почти полностью снявшее интерес к частной жизни русского дворца конца XVII века. Его затмили открытые «Миром искусства» барочные картинки дворцовой жизни великолепного «Осьмнадцатого века». Образно говоря, посматривая в «прорубленное» царем Петром окно в Европу, не слишком хотелось оглядываться назад…

Впрочем, ученики научной школы В.О. Ключевского сохраняли интерес и вкус к исследованию трансформации Московского царства в Российскую империю в петровское время. Один из них, Михаил Михайлович Богословский, долгие годы собирал «Материалы к биографии» Петра Великого. В первом томе его труда, посвященном детству и юности Петра, временам его совместного правления с братом Иваном, снова можно было найти упоминания о царице Евдокии. М.М. Богословский использовал внешне архаические приемы исторической биографии, реконструируя повседневные занятия царя Петра. Некоторым разделам его труда больше всего подходит определение «Летопись жизни и творчества». Но в использованных историком источниках, например разрядных книгах, по преимуществу фиксировались лишь внешние обстоятельства дворцового церемониала. Проникнуть «внутрь» события при этом, к сожалению, не удается. И это не вина историка, а условие изучения истории конца XVII века.