Сергей Полотовский - Пелевин и поколение пустоты

Так или иначе, картина вышла в 2011 году и дала повод перечитать книгу, и выяснилось, что со временем она только выиграла.

«Главная сила воздействия лучших романов Пелевина (к которым относится “Generation “П”) в том, что его приправленные камланием и каламбурами теории заговора неизменно объясняют мир точнее, чем политические комментарии и экономические выкладки, – написала Анна Наринская в “Коммерсанте”. – Для 90-х это было особенно актуально: тогда даже самые трезвые из нас готовы были согласиться с тем, что прихоти богини Иштар оправдывают происходящее лучше, чем особенности смены экономических формаций. Если свести “пелевинщину” к простейшему рецепту, то это игра в слова, плюс конспирология, плюс мистика, плюс чувство времени, обязательное “здесь и сейчас”. В качестве последнего создатели фильма предлагают неотменимый малиновый пиджак, старые “Мерседесы” и тех самых персонажей. Относительно же остального они сами пребывают, как выразился бы вежливый Татарский, в состоянии полнейшего когнитивного диссонанса»[37].

Кроме того, книга выиграла и за счет исторического хода событий. Как написал Дмитрий Быков в GQ по поводу выхода фильма Виктора Гинзбурга, «оказалось, что пинаемые и поносимые “лихие 90-е” были и умней, и плодотворней нулевых. Оказалось, что единственной альтернативой “стильным” и “культовым” ничтожествам, олигархам, кокаиновым презентациям и прочим штампам являются силовики, то есть все то же самое, но в исполнении кооператива “Озеро”, узким кругом патриотично настроенных оборотней в погонах»[38].

Наконец, дадим слово Сергею Шнурову: «Если так подумать, какая еще литература описала девяностые? Простите, нету».

В культурном многоборье, как в спорте, у стран-цивилизаций разные стартовые позиции. Может Россия выиграть чемпионат мира по футболу? Ну сначала пусть выиграет по хоккею.

С литературой у нас получше, однако авторитет былых времен утрачен.

Когда Тургенев наставлял Мопассана, как писать романы, учил «чудесно сгруппировать обстоятельства и создать живые, осязаемые, захватывающие образы, очертив их всего несколькими штрихами»[39], он это делал в качестве не только уважаемого автора, но и представителя главенствующей школы. Сейчас это воспринимается как курьез.

Какой статус у Пелевина в мировом масштабе?

Путь Пелевина на Запад начался в 90-е. Его одним из первых среди новых русских авторов нашли и стали печатать в Америке. Там за него взялось престижное издательство New Directions, которому принадлежит слава открытия Набокова и Борхеса для американского читателя. На английских переводах Пелевина специализируется англичанин Эндрю Бромфилд, также переведший на язык Артура Конана Дойля «Войну и мир» и «Собачье сердце».

Пелевин активно переводится и на другие языки. В 1995 году с произведениями Виктора Пелевина впервые познакомились французские читатели: в парижском издательстве Seuil вышли в свет «Омон Ра» и «Жизнь насекомых». На рубеже тысячелетий писатель заключил соглашение с агентством ФТМ, которое до сих пор выступает в роли его агента в поиске возможностей опубликовать Пелевина за рубежом. В 2001 году с его помощью Пелевин подписал договор с одним из ведущих англоязычных издательств Viking. 1 декабря 2001-го на прилавках американских книжных появляется Buddha’s Little Finger («Чапаев и Пустота», перевод Эндрю Бромфилда); розничная цена 16 долларов.

В том же году бромфилдовский перевод «Чапаева» под другим заглавием, The Clay Machine-Gun («Глиняный пулемет»), попадает в финал Дублинской литературной премии.

В двухтысячные случаются годы, когда писателя издают на Западе больше, чем дома. Например, в 2002-м в России его книги не издаются и не переиздаются. Зато в Германии, Франции, Англии, Польше, Австрии, Венгрии и США можно увидеть нового переводного Пелевина.

Рецензенты то сравнивают Пелевина с «психоделическим Набоковым кибервека», то, опомнившись и разобравшись, объясняют, что он, конечно, никакой не Набоков и даже не пророк кибервека, а «болезненно башковитый летописец посткоммунистической, монструозно капиталистической городской России».

Велики ли потери при переносе Пелевина на другой язык?

Интересная история вышла с переводом «Чапаева» на немецкий. Рассказывает живущий в Германии оператор Александр Камионский: «Моя подружка-переводчица писала диплом “Проблемы перевода уголовной лексики”. И “Чапаев и Пустота” использовался там как яркий пример. Дело в том, что по историческим причинам адекватно перевести блатные куски оттуда на немецкий невозможно. На американский английский отлично получается: в США есть черная гангста-культура, а в немецком уголовного языка практически не существует века с XVI, то есть он есть, но в России все по фене говорят, а в Германии если переводить адекватно, то тебя кроме целевой аудитории только разве что полицейский сможет понять. Поэтому тут переводили на молодежный. Было смешно, но не то».

В своих интервью Пелевин рассказывал, что сам переписывал рекламные слоганы в английском переводе «Generation “П”». Логично: он же спецшколу оканчивал. Тем не менее, несмотря на очевидные проблемы со слоганами и феней, Пелевин должен относительно легко переводиться. Его произведения – романы идей, а не торжество стиля.

Но Лев Данилкин считает иначе: «Пелевин плохо конвертируется, как и Гоголь, кстати. Как я знаю, он сам помогает себя переводить, но иностранцу даже в хорошем переводе плохо понятны эти произведения. Тут нужно знать контекст. А у Пелевина все такие private jokes – шутки для своих».

Литературный критик Анна Наринская продолжает эту тему: «Многие романы Пелевина все ж не идеальное чтение для Запада: насколько же в курсе русской жизни надо быть, чтобы все про ларьки и чеченцев понимать. Думаю, возможно составить сборник “Пелевин для Запада”. А, скажем, роман “t”, который мне не нравится, вот он вполне конвертируется. Но эта его конвертируемость мне представляется недостатком: Пелевин пишет там как бы про Россию, однако видно, что эта действительность уже не беспокоит его вовсе».

Несмотря на аванс, данный писателю в том стародавнем материале в журнале New Yorker, он не стал для Запада своим. Отчасти проблема действительно в конвертации смыслов, отчасти – в том, что он не Тургенев.

Для мирового читателя Пелевин не международный бренд, а просто важный представитель чужой культуры, как для нас, скажем, француз Брассанс. Как для французов – наш Высоцкий. Уважаемые, с именем на слуху, но не проникшие в коллективную подкорку. Критик Лев Данилкин считает: «Пелевин, безусловно, самый известный современный русский писатель на Западе. Он обязательно входит во все антологии».

Что не так уж и плохо.

– Никто мне ничего не даст. Понятно, что все возьмет Пелевин, – немного нервно курит за столиком в фойе писатель Захар Прилепин.

Писатель Александр Гаррос, номинированный на пару с Алексеем Евдокимовым за «(голово)ломку», по идее, претендует только на 50 тысяч из обещанных «Национальным бестселлером» за «книгу десятилетия» 100 тысяч долларов.

– Но я и на пятьдесят не рассчитываю.

Писатель Михаил Шишкин молчит. Он любит молчать.

Тут и там снующие и пихающиеся локтями фото– и телерепортеры создают на втором этаже гостиницы «Украина» обстановку, приближенную к светской. Ведущий церемонии Артемий Троицкий раздает интервью налево и направо. Писатели подчеркнуто радушно здороваются друг с другом. Дамы демонстрируют декольте.

Все ждут Пелевина.

Секундное возмущение людской глади, репортеры переносят массу толпы в новое место, локализуя общий интерес. Нет, это опять кто-то другой.

«Супернацбест» – премия лучшей книге, выбранной совсем не тайным, а очень даже публичным, прямо со сцены голосованием. Выбор из десяти лауреатов «Национального бестселлера» с момента возникновения премии в 2001 году. В России не случилось своего Гонкура и Пулитцера, и на этом фоне «Нацбест» – важный институт. Победителей не судят, но читают. Сегодня голосует жюри, составленное из почетных председателей жюри прошлых лет: власть, бизнес, оппозиция, банки, мир театра и кино, литераторы – от каждого сегмента по неподкупному и субъективному представителю. Каждый объясняет свое решение. Писатели-номинанты, собравшиеся в зале, с ложно-невозмутимыми лицами тщатся угадать, куда эта кривая экспликация выведет.

Ну и все, конечно, ждут Пелевина.

Нельзя сказать, что он совсем обделен призами за писательские заслуги, но на этом поле он далеко не чемпион. Малый Букер за «Синий фонарь», премии фантастов в начале карьеры, когда хотелось премий не фантастических, а реальных. Абсурдным образом единственное официальное цеховое признание заслуг за «Чапаева» – фантастическая премия «Странник-97». За «Generation “П”» – немецкая литпремия имени Рихарда Шенфельда. Пока что высочайшими достижениями Пелевина в этом деле были «бронза» в «Большой книге» за «t» и вот этот «Национальный бестселлер» за «ДПП (NN)», дающий шанс побороться за суперприз.