Сергей Полотовский - Пелевин и поколение пустоты

Ильф и Петров потешались над такой привычкой. Троицкий считает ее важнейшим элементом пелевинских книг. Несмотря на склонность Пелевина придумывать самые фантастические объяснения социальным явлениям, в сухом остатке от его книг остаются одни проклятые вопросы. Это литература беспокойства, никак не умиротворяющая читателя, потому что непонятно, куда идет «Желтая стрела»? Где раздобыть глиняный пулемет? Кто управляет НИИ пчеловодства?

Русский читатель всегда был скорее равнодушен к стилю, нежели к смыслу. Тому масса примеров: от Чернышевского, чье «Что делать?» выдает криминальную неспособность оперировать языком, до стихотворения Тютчева Silentium. Стих у Тютчева вышел тягучий, неповоротливый, архаичный, с уже тогда безнадежно устаревшим образом встающих и заходящих звезд и сомнительнейшей рифмой «себя» – «тебя». Но поэту в таком стилистически неудачном стихотворении удалось сформулировать «мысль изреченная есть ложь». И читатель простил ему все на свете.

Пелевин – Толстоевский, потому что задает вопросы. Неупорядоченно, криво, заговариваясь, но по какому-то важному для нас существу.

По мнению Сергея Шнурова, Пелевин замечателен тем, что в его книжках отразилась бессистемность советского образования – где-то что-то. «Плюс это абсолютно постатеистическая литература, – говорит рок-музыкант. – Здесь, в России, мы остались без почвы, и вот растет такой бурьян – дикий, но увлекательный».

В конце шестидесятых со страниц журнала Rolling Stone в обиход вошло выражение middle brow – по аналогии с high brow (высоколобым) и low brow (низкопробным) искусством. Мидлбрау – это поп-музыка для взрослых, арт-хаусные триллеры, авторская песня. Не два прихлопа, но и не бином Ньютона. Артист мидлбрау отвоевывает себе плацдармы и слева, и справа. Однако это не самая простая задача.

Пелевин, безусловно, из числа таких артистов. В то время как большинство писателей не могут выбраться из круга цехового признания, он умудряется быть писателем и интеллектуальным, и популярным. Ему удается с разной степенью изящества покрывать собой оба пространства культурной борьбы. Он массовый писатель, но не в мягких обложках с аляповатыми картинками. Он шутит про эзотерику и философские построения, но не отталкивает контингент, значительно превышающий по численности целевую аудиторию подобного юмора.

Пелевин – своего рода проводник высокого в массы, коллективный психотерапевт, литературный Кашпировский. Той части российских граждан, которая посвящает свое время заботам нефтегазовой экономики, но по советской еще привычке страдает от каких-то интеллигентских комплексов, он позволяет чувствовать себя людьми, что называется, в теме.

Между двух огней выживают немногие, хотя с коммерческой точки зрения эта стратегия оказалась блистательной. Именно она позволяет Пелевину вот уже который год оставаться на пьедестале. Однако у нее есть свои очевидные минусы.

На страницах «Empire “V”» Пелевин придумывает мифологию, согласно которой разлитое в мире вампиров божество, мистическая сущность, своего рода Святой Дух – это язык. То есть в общем-то «логос», то самое иудейско-христианское «первоначальное» слово.

Но сам писатель не очень подходит на роль верховного жреца филологического культа.

Бог литературы не поцеловал его в коротко остриженную макушку.

По красивой (и наверняка придуманной самим героем) легенде американский актер Пол Ньюмен, всякий раз выходя из дома, надвигал кепку на нос и смотрел в землю. Потому что, увидев его невероятные голубые глаза, многие женщины просто падали в обморок.

У каждого свой талант. Кто-то смущает девушек длинными ресницами, кто-то внушительным ростом, кто-то голосом. Есть люди, которым действительно неловко говорить в полную силу.

Из таких наделенных специфическим волшебным даром героев – Семен Левитан, главное действующее лицо повести «Операция Burning Bush» – одной из двух в первой части «Боги и механизмы» сборника «Ананасная вода для прекрасной дамы» (2010), названного почти-цитатой из Маяковского.

Семен Левитан – обладатель гласа божьего в ситуации отсутствия Бога. Качество, лишенное высшего субъекта. Почти как писатель в стране, не подлежащей воспитанию литературой. Диковинный зверек одесской породы. И то, что он попадает в обойму ФСБ, а затем, после череды злоключений, поступает в распоряжение Моссада, характеризует шансы талантливых индивидуумов в закрытой системе.

Роману «Empire “V”» (2006) был придан подзаголовок «Повесть о настоящем сверхчеловеке». Но с бо́льшим правом он подошел бы к истории про диктора, вещавшего из зуба Джорджа Буша, или про Савелия Скотенкова – героя второй повести первой части «Ананасной воды» «Зенитные кодексы Аль-Эфесби», который текстами сбивал американские самолеты. Поэт и царь, пусть чужой. Поэт и власть. Одно слово правды весь мир перевесит.

Все двухтысячные Пелевин провел под порочным обаянием российских спецслужб. Успех «Ананасной воды», маркирующей возвращение Пелевина в хорошую форму, связан не в последнюю очередь с сюжетным выходом на международную арену.

Были (и есть) кагэбэшники, сажавшие диссидентов и обустраивавшие свои дела за счет государства, а были шпионы-контрразведчики, участники Большой игры, настоящие рыцари плаща и кинжала. Столь же жестокие и беспринципные, но хотя бы во благо страны. Внешняя разведка симпатичнее внутренней. Никакой положительный кинообраз, созданный на деньги «конторы», никогда не сравнится со Штирлицем. Потому что враги другие.

Пелевин, отойдя чуть в сторону от обязательной диалогичности – хотя в «Операции Burning Bush», конечно же, присутствует связка учитель – ученик, куратор – новобранец, – погружает нас в мир приключений. Издательство «Детгиз». То, что ему всегда удавалось еще лучше, чем разговоры о Боге.

Структура сборника выглядит странно. Самая сильная вещь помещена в начало. Следующая по силе – за ней. Но вторая часть, «Механизмы и Боги», соскальзывает с чаши весов. «Созерцатель тени» – невеликая притча-метафора. «Тхаги» – вторичный по отношению к самому Пелевину анекдот на историческую тему. «Отель хороших воплощений» – виньетка об объективном и субъективном. Добивал страницы.

Особого внимания заслуживает история появления свежего рассказа «Тхаги» в журнале «Сноб» – беспрецедентный случай для позднего Пелевина. Подготовка публикации проходила в обстановке, более характерной для челночной дипломатии Генри Киссинджера. Договор согласовывали долго и мучительно, переделывали раз пять. Пелевинский агент и сам писатель вычеркивали целыми параграфами предложенные формулировки. Текст из соображений суперсекретности не дали читать даже корректору, и он вышел с диким количеством ошибок.

Главный итог: после относительно неудачных книг второй половины 2000-х Пелевин вернулся к своему прежнему уровню. Но ненадолго.

В благословенной середине девяностых для соблазнения девушки с филфака иногда достаточно было с умным видом произнести: «Пруст – гений, но не пророк. – И, помолчав, добавить: – В отличие, скажем, от Джойса». При всем многообразии писательских стратегий главные среди них – эти две. Быть гением и быть пророком.

Описать полет бабочки после дождя так, как это до тебя не делал никто. Или оригинально объяснить, куда эта бабочка летит и куда вообще летят все бабочки.

За гениальность, то есть совершенство формы, читатель охотно простит банальность смысла. За пророческие озарения посмотрит сквозь пальцы на формальные огрехи.

Это оси абсцисс и ординат. Кому что дается.

Проблема вышедшего в декабре 2011-го нового – и последнего на текущий момент – пелевинского романа «S.N.U.F.F.» в том, что он не выполняет задачу, поставленную самим автором.

«S.N.U.F.F.» («Снаф») обозначен как «утопия». В далеком будущем на месте примерно России лежит Уркаина – земля относительно примитивных, грубых, низкоразвитых орков. Над Уркаиной-Орклендом завис офшар Бизантиума – эдакий метафорический Лондон, куда сбегают наворовавшие вдоволь орки и откуда на Уркаину обрушиваются и ракеты, и «либеративная пропаганда». В Бизантиуме к штыку приравняли перо: кинокамеры совмещены с ракетными установками, чтобы одновременно и снимать кровавые новости, и их же и создавать.

Ну и разные антиутопические подробности. Наверху лобби пожилых порноактеров, чтобы обеспечить себя работой, сдвинуло возраст согласия до 46 лет, а новым дворянством стали толкователи и извратители смыслов – говорливые телеведущие-«дискурсмонгеры». Внизу творят произвол «правозащитники» и помыкают орками царьки с говорящими именами вроде Рван Контекс или Рван Дюрекс.

Эта отсылка к витиеватому ругательному обращению «гандон штопаный» аукнулась, когда на телеобщении «с народом» премьер Путин уподобил белые ленточки оппозиции контрацептивам. На подобной пророческой особенности Пелевина заострил внимание критик Лев Данилкин[32], отметив, что это у писателя не в первый раз. В «Ананасной воде» (2010) солидные службисты хором затягивают «С чего начинается родина» – вскоре после выхода книги эту же песню Путин, сев за рояль, исполнил на благотворительном балу.