Валентин Левицкий - На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

Через полчаса мы остановились у Бакинского лагеря. За скатом и за опушкой леса противник нас еще не видел. Дав передохнуть людям, командир батальона приказал объяснить им задачу, а затем развернул батальон в боевой порядок. Я должен был двигаться за цепями первых двух рот, а остальные две роты следовали за мной в двухстах шагах.

Лишь только цепи первых двух рот вышли из леса, как по ним был открыт огонь с высот над Верхним Сарыкамышем и над Вороньим гнездом. Цепи, перебежав небольшую террасу, скрылись в обрыве. Я с командой последовал за ними. Пули начали посвистывать вокруг нас, взбивая снопы снега (противник стрелял через головы наших защищающих позиций). Мы быстрым шагом спускались по крутой стороне обрыва. Кони делали хитроумные зигзаги, инстинктивно боясь напрямки полететь с вьюком в кручу. Один только норовистый Жемчуг, испугавшись разрыва шрапнели, взвился на дыбы и, потеряв равновесие, упал. Перевернувшись несколько раз и изрядно помяв патронный вьюк, умное животное затем встало и покорно, слегка прихрамывая, поплелось за коневодом. Между тем огонь противника все усиливался. От первых цепей, перебежавших речку, я увидел несколько человек отставших, оказавшихся ранеными. Спустившись в котловину, мы бегом стали приближаться к речке. Вдруг один конь в первом взводе, быстро опустившись на передние ноги, свалился на сторону. Люди закопошились около него, стараясь не то отпустить ему подпругу, не то снять седло.

– Ваше благородие, Гордый убит! – кричали мне люди.

– Снять патроны и взять их на руки, – ответил я им и сам побежал к речке.

Она была шириной около сорока шагов, вся замерзшая, и не могла, на первый взгляд, представить собой какого-либо препятствия. Я ее начал быстро переходить, и в одном месте моя нога провалилась по колено в воду. Не придав этому значения и думая, что это засыпанная снегом прорубь, я, дойдя до берега, стал давать знаки команде, чтобы она двигалась скорее. Тут произошло то, на что я никак не мог рассчитывать. Ступившие на лед кони начали проваливаться в него по брюхо и шарахаться в сторону. Произошла задержка, чем, конечно, сейчас же воспользовался противник, перенеся на нас, как мне казалось, весь огонь. Мимо меня уже пробежали роты, следовавшие за мной. Все попытки людей перейти речку в другом месте закончились также полным неуспехом. Мое положение становилось безвыходным. Если бы батальон наступал, то, конечно, мне надо было снять пулеметы, а лошадей оставить в лесу. Но батальон только двигался к Вороньему гнезду, где, по всей вероятности, я должен был получить боевую задачу, куда именно должен был прибыть с лошадьми, то есть с должным запасом патронов. Между тем моя задержка на месте уже сказывалась. Два номера было ранено, и если бы дальше я оставался на этом проклятом месте, то я мог бы остаться без одного солдата и без одной лошади. Я остановился в полной нерешительности: двигаться вперед невозможно, назад нельзя, идти к мосту вправо, но до него было больше версты под губительным огнем.

До меня донесся крик полковника Херхеулидзе:

– Двигайтесь влево к Износу, скройтесь за первой горой, а к вечеру подойдите ко мне!

Я, повернув команду налево, последовал вдоль речки, провожаемый назойливым свистом пуль и хлопаньем шрапнелей. Пробежав шагов около шестисот, я с командой скрылся за первой попавшейся горкой. Противник прекратил огонь. Батальон остановился за высокой железнодорожной насыпью. Был четвертый час дня. Я стал ожидать начала сумерек.

– Ну и влипли мы, Шелегеда, вместо боя в грязную историю. Потеряли двух людей и коня, а сейчас сидим тут без толку, – сказал я со злобой.

– В этом месте речка всегда слабо промерзала, ваше благородие. В прошлом году в ней зимой провалились наши ординарцы, хотевшие напрямки попасть в Верхний Сарыкамыш, – ответил мне унтер-офицер.

Я тогда вспомнил, что действительно в речку впадал, приблизительно с версту от Верхнего Сарыкамыша, какой-то горячий ключ, благодаря чему она на некотором расстоянии покрывалась лишь тонким слоем льда. Я приказал отправить раненых через лес к казармам, а сам вышел из-за горы, чтобы понаблюдать. Батальон оставался на том же месте у насыпи. Огонь с обеих сторон совершенно прекратился, за исключением редкой стрельбы у Верхнего Сарыкамыша. Я решил, в случае если первый батальон вступит в действие или вообще начнет в каком-либо направлении двигаться, подойти к нему, оставив лошадей временно за горой. Затем письменно донес обо всем командующему полком.

Были уже полные сумерки, и я собирался двинуться к первому батальону, когда мой посыльный вернулся из штаба полка.

– Командир полка приказал вам с командой вернуться к парку, туда, где мы были ночью, – доложил мне прибывший.

Мне вначале показалось, что вернувшийся неправильно понял командующего полком, но он утверждал, что приказание им ясно понято и что такое же приказание получила 15-я рота. Через час я был в парке и остановился на его опушке против Кубинского лагеря. Командир 15-й роты, прибывшей туда же, сообщил мне, что на нашу обязанность возлагалась оборона части Кубинского лагеря, а также и лощины, что между лагерем и Батарейной горой. Перед нами на Турнагеле опять появилось множество огней расположившегося на отдых противника.

Весь день 15 декабря противник оставался в бездействии, ограничившись лишь ружейным и артиллерийским огнем. Прибывший в этот день к 9-му корпусу командующий турецкой армией генерал Энвер-паша остался действиями корпуса за истекшие дни весьма недовольным. Вопреки всем его расчетам, Сарыкамыш до сих пор оставался в руках русских, сдержавших напор трех его дивизий. Мало того, корпус в течение этих дней понес весьма чувствительные потери и уже не представлял прежней силы. Упрекнув всех начальствующих лиц в нерешительности и в слабом управлении частями генерал, приняв личное руководство операцией, отдав приказ войскам с рассветом 16 декабря атаковать Сарыкамыш. Кроме частей 9-го корпуса совместное участие в атаке должны были принять две дивизии 10-го корпуса, подошедшие к вечеру 15 декабря к Али-Софи. Сам командующий турецкой армией встал со своим штабом в селе Девик. В заключение своего приказа Энвер-паша высказывал полную уверенность, что его победоносные войска завтра возьмут Сарыкамыш, где их ожидают заслуженные теплые квартиры и отдых.

К вечеру 15 декабря силы Сарыкамышского отряда вместе с прибывшей пластунской бригадой и артиллерийским дивизионом, а также с подходящим 154-м Дербентским полком увеличились более чем в два раза. Кроме того, на самый левый фланг к Чемурлы-Дагу подходил Туркестанский стрелковый полк.[88] Общая численность наших войск к рассвету 16 декабря составляла 21 батальон.