Вера Калмыкова - Сальвадор Дали

Обретя семейное счастье рядом с возлюбленным, Гала вернулась в свое обычное состояние. «Глубокая меланхолия присуща натуре Гала. Самые мрачные настроения руководят ею как только могут. Гала склонна к хандре, как другие к лакомствам. Замужество ее не изменило: став женщиной, она еще чаще бывает мрачной, беспокойной (если не встревоженной), чем веселой или счастливой. Она продолжает страдать от заболевания психосоматического характера, от мигреней, болей в животе, рецидивных простуд… Это терзающаяся женщина, которая, как только достигла того, чего хотела… вновь продолжает искать свой путь. Только любовь Поля успокаивает ее, помогает ей быть сильной; повседневная жизнь кажется ей банальной, непохожей на ее «чудесные» мечты. Гала разочарована однообразием новой жизни во Франции, она надеется на что-то, что не приходит и чего она не может определить…

Гала не художник. Она не пишет, не рисует. Она не творит. Но то, что ее интересует, всегда связано с искусством: литература, живопись, декорация, мечта… Выйти замуж за поэта – это значит получить привилегию, выйти в мир магический и прекрасный, взлететь наконец. Поэт в ее глазах – особенный человек, наделенный властью заставить ее мечтать. Эта страсть Гала к поэзии, к искусству вообще… вовсе не является снобизмом. Сильно развитое чувство изящного, инстинкт влекут ее ко всему, что освещает жизнь» [2, с. 113–114].

Вскоре творческая жизнь Поля Элюара наладилась, он стал печататься и приобрел друзей-поэтов, познакомился с Андре Бретоном и Филиппом Супо. Среди молодых вольнодумцев, не желавших жить по законам буржуазного общества, которое каждого своего члена хотело бы сделать неотличимым от других, Поль и Гала нашли поддержку, необходимую для той жизни, о какой они мечтают. Ситуация осложнялась лишь тем, что в мужском поэтическом кругу она вовсе не стала желанной гостьей. Гала считала, что все друзья Поля влюблены в нее и ревнуют. Трудно сказать, соответствовало ли это истине.

В конце 1910-х гг. в Париже властвовал дадаизм. Элюар активно включился в новое движение. Постепенно супруги начали интересоваться живописью, собирать коллекцию произведений современного искусства. У них появляется друг, живописец, заметная фигура среди дадаистов – Макс Эрнст, или Дадамакс, как его называли. Через некоторое время начинается период бурной и необычной творческой и личной жизни этого «трио». Элюар признавался, что любит Макса более, чем Гала, но она – не больше и не меньше чем половина его самого. «Эрнст и Элюар прекрасно ладят между собой, они не соперники. Она залог их дружбы, она их взаимная мена…» [2, с. 194].

Однако так не могло продолжаться долго, и через два года все трое начали испытывать серьезный душевный дискомфорт. Это совпало и со сновидческими опытами в духе фрейдизма, и с прозвучавшим в то время призывом дадаистов: «Оставьте все, что вам дорого, и отправляйтесь в путь». Элюар действительно уехал в путешествие, а вскоре после его возвращения трио распалось и супруги снова остались вдвоем. Это не принесло им облегчения и чувства обновления жизни; оба они стали все чаще скучать в обществе друг друга.

Отвлекала бурная творческая атмосфера середины 1920-х гг.: дадаизм отошел на второй план и вскоре совершенно забылся, на смену ему пришел провозглашенный Бретоном сюрреализм. Поль Элюар болел и периодически лечился в санаториях, Гала, не выносившая скуки, не отказывала себе в мужском обществе, о чем супругу тут же становилось известно – несмотря ни на что, доверительные отношения между ними сохранялись. Знаменитый поэт и сам не считал нужным себя ограничивать, при этом свято веря, что Гала с ним навсегда: «Я мечтаю о тебе. Ты всегда здесь, ужасная и нежная королева из королевства любви… Только в тебе из моих желаний рождаются волшебные грезы, только в тебе моя любовь омывается любовью…» [2, с. 257–258].

В августе 1929 г. Поль и Гала вместе с дочерью Сесиль отправились в Каталонию, в Кадакес, где уже отдыхали некоторые из круга сюрреалистов. По приезде супруги Элюар узнали, что помимо дикой природы, пляжей и потрясающей живописной натуры здесь есть еще одна достопримечательность – местный уроженец по имени Сальвадор Дали.

Из всей компании, собравшейся в Кадакесе, самого Дали интересовала только Гала. Любовь поразила его, как говорится, подобно удару молнии, причем совершенно неожиданно для него самого, ведь до встречи с Гала он был уверен, что интимные отношения с женщиной для него невозможны по причине импотенции. Дали стремился привлечь ее внимание любыми способами, принимал участие в увеселениях, устраивал провокации, на которые был мастер, но усталую и скучающую Гала только раздражали его эксцентрические выходки.

Все же постепенно она привыкла. Ее первоначальное равнодушие лишь раззадорило его: робкий и неопытный в любовных отношениях, он был тираном по натуре и привык «играть короля» в родных местах. Он стремился завоевать ее. Через некоторое время после прибытия в Кадакес супруги Элюар попали в его мастерскую, где на мольберте стояло в тот момент большое сюрреалистическое полотно: в резком свете изображался фантастический пейзаж со множеством кузнечиков, а на переднем плане стоял спиной мужчина в кальсонах, выпачканных экскрементами. Поль Элюар пришел в восторг от этого произведения и тут же придумал ему название – «Скорбная игра» (варианты русского перевода – «Мрачная игра», «Печальная игра», «Траурная игра»).

На картине представлены типичные для Дали мотивы – саранча, лев, камни, змей, вход во влагалище [4, с. 34]. В композиции переплетаются фрагменты реальности и выдуманные, навеянные страшными снами, сгустки «биологической» ткани. Наряду с персонажами, приближенными к реальным прототипам, возникают ирреальные видения, огромные лестницы, ведущие в никуда. На втором плане располагается монумент с надписью, у его подножия – лев с открытой пастью.

В центре композиции, «подобно смерчу, зафиксированному как бы в замедленной съемке, вырастает из тазобедренной части женской фигуры причудливая композиция из амебообразных форм, в которые вплетены изображения кузнечика, птичьей головы <…> голова женщины с деформированным абрисом и закрытыми глазами, ласкающая рука. А завершается эта барочная по характеру движения и экзальтированности конструкция круговоротом из шляп, голов, яйцеподобных форм» [6, с. 113].

В картине очень часто изображена рука – «от протянутой словно за подаянием, прикрывающей от стыда, сжимающей, обнимающей до нежно гладящей. Этот же мотив есть в картине «Раскрашенные удовольствия», но в значительно меньших эмоционально-смысловых оттенках и значениях. Художник как бы пытается раскрыть неисчерпаемые выразительные, символические, психологические возможности жеста. Рука то обретает чувственное воплощение человеческих страстей, пороков, страданий, радостей, то превращается в закодированный магический знак» [6, с. 114].

В свою очередь, Дали также восхитился Элюаром и попросил его позировать для портрета. На этой картине бюст Элюара стоит на развевающихся женских волосах, а к нему со всех сторон подступают львиные морды, муравьи и опять-таки кузнечики (эти насекомые вызывали у Дали неконтролируемый ужас, и он как истинный последователь Фрейда старался избавиться от него, постоянно визуализируя предмет своих страхов).

От мыслей о Гала его не отвлек даже приезд Луиса Бунюэля, кинорежиссера, с которым только что был снят первый сюрреалистический фильм «Андалузский пес». «Если бы я мог, – мечтал художник, – я тысячу раз снимал бы и надевал туфли на ноги Гала» [2, с. 287].

Гала была опытна, знала силу своих чар и, разумеется, не могла не заметить влечения Дали. К тому же ей импонировала разница в возрасте – художник на десять лет моложе ее и, следовательно, она может играть роль матери-наставницы, ведущей гения по жизни. Однако будущее богатство и слава Дали на тот момент казались проблематичными. Вдобавок она ясно понимала разницу между искусством как интеллектуальной игрой, питающей ее ненасытный ум, и реальными психопатологическими извращениями, которые ее пугали. На одной из прогулок она со всей строгостью потребовала у Дали ответа, не является ли мужчина с испачканными штанами его автопортретом? Не копрофаг [3] ли он, часом? Или, быть может, он просто избрал такой образ, чтобы шокировать благопристойную публику?

Дали должен был поклясться, что сюрреалистические образы не имеют ничего общего с его образом жизни. Тогда она согласилась еще побыть с ним и впервые назвала его интимно-ласково – «мой мальчик». Несколько дней спустя, добившись первого поцелуя, Дали спросил ее: «Что вы хотите, чтобы я с вами сделал?» – «Я хочу, чтобы вы заставили меня взорваться», – последовал ответ. Два «безумца без безумия», два фантастических существа соединились, чтобы вскоре явить миру небывалый союз, которому суждено было продлиться более полувека.